Название: Выйди, сердце мое, ко мне
Артер: Созвездие Гончих Псов
Автор: [LaNa]
Бета: Uccello Spreo
Пейринг: Дерек/Стайлз
Жанр: AU (стаи нет, друзей нет), angst, romance
Рейтинг: PG-13
Размер: ~ 4000 слов
Прослушать или скачать Мельница Если я умру бесплатно на Простоплеер
Выйди, сердце мое, ко мне.
Если я умру на твоих руках —
Ты меня оплакивать не спеши... (с)
Подозрительный скрежет будит Стайлза на следующее утро. С трудом разомкнув опухшие от слез веки, он трет лицо здоровой ладонью, не в силах перевернуться на другой бок и снова спрятаться от реальности за завесой снов. Раздражающий скребущий звук повторяется раз за разом, а теперь его еще и сопровождает глухое поскуливание.
– Блядь!
Стайлз практически скатывается с постели, одновременно ощущая боль в туго забинтованной руке, разламывающуюся голову и ноющий ушиб на бедре. Немного странно чувствовать себя таким живым, когда внутри все выжжено, вытоптано. Все, чего он хочет сейчас — это спрятаться под гребаным одеялом и не вспоминать, не думать о случившемся. Стайлз просто пытается делать вид, что все нормально. Пытается выжить в мире, который разваливается вокруг него на осколки.
Настойчивое царапанье повторяется, и Стайлз медленно волочет свое тело по лестнице, даже не соизволив натянуть штаны поверх трусов с эмблемой Бэтмена. Супергерой, который никого не сумел спасти — просто сдохнуть от смеха.
Чашка с остатками кофе на донышке свидетельствует о том, что отец уже ушел на сутки, и Стайлз говорит сучке судьбе спасибо за ее малые дары. Он не думает практически ни о чем, когда распахивает входную дверь, готовясь наорать на какую-нибудь приблудившуюся шавку. Именно сегодня доброта Стайлза к окружающему миру стремится куда-то к минус бесконечности.
Он даже открывает рот, чтобы как следует рявкнуть, но из горла не вырывается ни звука. Все дыхание собирается в груди тугим болезненным комом, и на мгновение Стайлзу кажется, что он сейчас потеряет сознание или схватит инфаркт. Сердце замирает, подскакивает к самому горлу, а потом пускается таким галопом, что становится страшно.
На его пороге лежит здоровенный черный волк, устроив тяжелую голову на вытянутых крупных лапах. Краем сознания Стайлз понимает, что его реакция далека от нормальной, но вместо того, чтобы спрятаться в доме, он обессиленно падает на колени. Удар отзывается тусклой болью где-то на периферии, и Стайлз запускает пальцы в жесткую черную шерсть.
Волк ворчит, скалится и неожиданно тычется мокрым носом в перевязанную ладонь и лижет розовым длинным языком кровь, пропитавшую бинты. Стайлз впадает в состояние, близкое к сумасшествию, всхлипывает, прикусывая зубами щеку изнутри, и хватает волка за шкирку, втаскивая в коридор и захлопывая за ними дверь.
Зверюга недовольно огрызается, выворачивается из рук и лижет Стайлза в соленую от высохших слез щеку. Он истерично смеется и не прекращает трогать волка — шелковистые уши, мощная холка, мускулистые лапы... Доверившись интуиции, он безошибочно находит под густым подшерстком пять узловатых шрамов — следы от вонзившихся в тело стрел. У Стайлза перед глазами темнеет, когда он видит их светлеющее во мраке ночи оперение, когда снова чувствует чужую кровь, заливающую колени, и хриплое, слабеющее с каждым выдохом дыхание.
– Дерек, Дерек, мы все исправим, слышишь... – Волк недоверчиво склоняет голову, прислушиваясь к непонятной человеческой речи, ведет стоящими торчком ушами. – Мы тебя вылечим, все будет хорошо... хорошо, да... Давай же, посиди здесь. Сидеть, сиди, вот так, я сейчас.
Стайлз подрывается с пола, оскальзываясь на коварном ламинате, и бежит по лестнице, постоянно оглядываясь на смирно сидящего волка и рискуя свернуть себе шею. Голова идет кругом, поэтому он даже не обращает внимания на то, что в спешке натягивает пижамные брюки, накидывает рубашку, подхватывает ключи и с грохотом спускается обратно вниз.
Волк удивленно смотрит и равнодушно приоткрывает клыкастую пасть, вывешивая на сторону розовый язык.
– Давай, умненький, пойдем со мной... Пойдем?
Рот против воли кривится в нервной улыбке, и Стайлз гремит ключами, выходя вместе с волком на крыльцо. Зверь послушно идет следом, словно выдрессированная собака, которой скомандовали «рядом».
– Идем-идем.
Стайлз почти несется к джипу, распахивает заднюю дверцу и буквально готов поклясться, что волк смотрит на него крайне скептически, но на сиденье все-таки запрыгивает. Ключ прыгает в руках так, словно они со Скоттом опять распили на двоих бутылку отцовского Джека. Наконец упрямство побеждает, ключ попадает в замок зажигания, и детка заводится с первого раза, задребезжав мотором.
К тому моменту, когда Стайлз останавливается перед клиникой, он с трудом может объяснить, как они умудрились не попасть в аварию. Оставив занервничавшего волка в машине, он несется ко входу, распахивает дверь, вламывается через рябиновую перегородку и застает ошарашенного Дитона со шприцем в одной руке и повизгивающей белой болонкой в другой.
– Стайлз?!
– Вы должны помочь, кажется, с Дереком что-то случилось, он выздоровел! – Стайлз подлетает к Дитону, хватает врача за руку, стискивая пальцы, и тот мгновенно отстраняется, глядя на него неожиданно жалостливо.
– Спокойно. Стайлз, мы все выясним, хорошо?
– Да-да, только быстрее! Он в машине.
Дитон запирает разлаявшуюся собачонку в вольере, откладывает шприц в сторону, внимательно следя за тем, как Стайлз дерганно отстукивает ногой какой-то странный ритм.
– Идем.
Ветеринар говорит очень тихо, ненормально спокойно и стремительно следует за Стайлзом к джипу. У Стайлза от нетерпения и нервного возбуждения снова начинают подрагивать пальцы. Не глядя, он отпирает машину и распахивает перед Дитоном дверцу.
– Смотрите, на заднем сиденье.
Дитон бросает скользящий взгляд в машину, но в глазах нет ни капли удивления — только безмерная усталость.
– Стайлз...
Резко обернувшись, Стайлз замирает с нелепо распахнутым ртом. На заднем сиденье совершенно пусто. Ошеломленный, он тупо смотрит на чистую обивку, проводит по прохладной ткани ладонью, надеясь нащупать хоть один жесткий черный волосок. Но не находит ничего.
Совсем ничего.
Перед глазами плывет, мелькают черные мушки, и Стайлз смотрит на Дитона, судорожно стискивая пальцы в кулаки.
– Но он был там! Еще секунду назад, клянусь... он... Сегодня утром волк пришел к моему порогу, скулил под дверью.
– Стайлз, – Дитон крепко сжимает пальцы на его предплечье и уверенно тянет за собой обратно в клинику, – сегодняшняя ночь далась тебе особенно тяжело. Ты сам знаешь.
Они заходят обратно, и Дитон усаживает его на стул и распаковывает новую упаковку с одноразовым шприцем.
– Нет, вовсе нет... он был там...
– Послушай, ты перенервничал, тебе необходимо успокоиться, слышишь меня?
– Да.
Стайлз поражается тому, как неуверенно звучит его голос. Дитон аккуратно берет его за руку, задирает рукав рубашки и протирает проспиртованной ваткой предплечье, оставляя прохладный след на коже.
– Сейчас я вколю тебе легкое успокоительное, и мы вместе посмотрим на Дерека, хорошо?
Стайлз вяло кивает головой, совершенно теряясь в снова изменившейся реальности.
Чуда не произошло. Кажется, тебя наебали с волшебной пылью, милая-милая Тинкербелл.
Укол обжигает кожу и ноющей болью растекается по венам.
Дитон выбрасывает ампулу, упаковку и дает Стайлзу несколько минут, чтобы прийти в себя. Весь мир постепенно погружается в вату, затягивается паутиной — тусклеют цвета, смазываются движения и становятся тише звуки. Тело наливается приятной сонной тяжестью, и в момент, когда Стайлз уже почти готов устроиться, чтобы немного поспать, Дитон поднимает его со стула.
– Пойдем, Стайлз. Давай же, соберись, ты должен на него посмотреть, и все закончится.
Ветеринар придерживает его за талию, пока они бредут к неприметной металлической двери. Щелкает замок, и они оказываются в тускло освещенном помещении.
Если бы сердце Стайлза не поддерживал транквилизатор, оно, наверное, прямо сейчас выпрыгнуло бы окровавленным комочком на пол. В центре комнаты стоит знакомый операционный стол, на котором лежит Дерек, точнее, то, что от него осталось.
Кожа заметно посерела, приобретя не слишком притягательный землистый оттенок, раны от пяти извлеченных стрел все еще выглядят болезненно воспаленными и свежими, хоть и покрыты какой-то белой мазью. Трубки тянутся от выпуклых вен к капельнице, висящей на крючке. Стайлз знает, что, если подойти совсем близко, почти прижаться к обескровленным губам, то можно уловить слабое дыхание.
Собрав последние силы, он отрывается от Дитона и подходит к металлическому столу. Дерек укрыт простыней до пояса, и Стайлз протягивает пальцы здоровой руки к осунувшемуся лицу — жесткая щетина знакомо колет ладонь. Обжигающе-горячее подкатывает к глазам, но Стайлз не плачет — не находит в себе достаточно сил.
Он опускается на ледяной пол прямо там, продолжая гладить Дерека по спутанным волосам.
Все дело в том, что Стайлз знает — тот не очнется. Не сейчас.
И, скорее всего, никогда.
Заметив красные, как у кролика-альбиноса глаза, и общую тягучую заторможенность в движениях, отец оставляет Стайлза дома, решив, что тот простудился во время очередных шатаний со Скоттом.
Стоит закрыться входной двери, как Стайлз действительно возвращается в постель и сворачивается под одеялом. Он знает, что это слабость. Смириться с произошедшим — это почти то же самое, что добровольно сдаться, отказаться от Дерека, предать его. Но, если честно, кто такой Стайлз, чтобы оставаться таким, блядь, героически стойким? Он всего лишь подросток, вляпавшийся по самые уши в эти разборки.
В конце концов, если верить Дитону, то у Стайлза шок, стресс и галлюцинации. Он невольно забирается поглубже под одеяло, отчаянно повторяя про себя это слово. Гал-лю-ци-на-ции.
Волк был ненастоящим — всего лишь слишком богатое воображение, как следует подхлестнутое СДВГ. Стайлз имеет право разваливаться на куски, потому что еще прошлой ночью он вытягивал мерзко подрагивающими пальцами стрелы из живого тела.
Стоит Стайлзу прикрыть глаза, как события прокручиваются перед ним бесконечно повторяющимся фильмом. Он бежал через лес, словно полоумный. Ветки хлестали по лицу, в боку кололо, но Дерек не брал трубку и шел прямиком в ловушку. Стайлз бежал, уже зная, что опоздает. Споткнувшись в темноте о какой-то пенек, он пролетел вперед, неслабо ударившись головой и пропоров ладонь практически до кости. Правда, боли он не почувствовал — только тепло побежавшей по коже крови — поднялся и ринулся дальше.
Он так и не узнал, как сильно не успел. Дерек буквально вывалился на него из кустов, появился точно призрак и кулем рухнул на землю. Стайлз тут же упал рядом, слыша где-то вдалеке голоса охотников и ощущая, как ужас льдом сковывает внутренности. Дерек был утыкан стрелами, словно еж, и несколько, Стайлз готов был поклясться, торчали из груди.
Он почти не помнит, как умудрился дотащить его до машины и отвезти к Дитону. Зато прекрасно помнит, как джинсы пропитывались чужой кровью, а пальцы предательски соскальзывали с древка очередной стрелы. Он вытащил их все, отчаянно надеясь, что Дерек регенерирует и придет в себя, но этого, конечно, не случилось.
Яд успел проникнуть чересчур глубоко, разнесся вместе с кровью по всему организму. Дитон сделал все, что мог, попытался нейтрализовать аконит тем же сортом, припасенным в одной из колбочек, но излечение все равно шло слишком медленно. Дерек завис на тонкой границе между смертью и жизнью, и чаши весов застыли, не склоняясь ни в одну из сторон.
Внутри у Стайлза все тоже застыло, когда он понял, что они больше ничего не в силах сделать. Только ждать. Минута за минутой, день за днем... Возможно, вечность, которой на самом деле не было ни у него, ни у Дерека.
Стайлз прикусывает губу и почти позорно взвизгивает, когда матрас прогибается, и протяжно скрипит кровать под тяжестью чужого тела. Он подпрыгивает, оборачиваясь волчком, скидывая на пол одеяло, и встречается взглядом с внимательными, отливающими алым цветом перезревшей вишни волчьими глазами. Здоровенная зверюга совершенно невозмутимо устраивается на его постели, и Стайлз закрывает глаза.
Это слишком похоже на безумие, поэтому Стайлз стискивает зубы и твердит про себя, как заведенный, «это ненастоящее-ненастоящее-ненастоящее...». Но влажный нос тычется в руку, лапа настойчиво царапает колено через тонкую ткань пижамных штанов, и он сдается.
Если признать, что происходящее — всего лишь галлюцинация, то она правдоподобна до ужаса. Волк смотрит на него крайне снисходительно, нагло подлезает под руку и начинает теребить повязку. Стайлз пытается отпихнуть скотину, но тот озлобленно рычит и угрожающе давит зубами на запястье. Измочаленные разодранные бинты постепенно сползают, обнажая кривой воспаленный шов на ладони.
Стайлз морщится, когда теплый влажный язык настойчиво проходится по ране. Острые неприятные ощущения расходятся по руке волнами до самого плеча. Стайлз весь передергивается, но позволяет волку тщательно вылизать ладонь. В конце концов, это отличная возможность проверить целебные свойства собачьей слюны на себе.
Когда волк заканчивает, Стайлз растягивается на постели, бесстрашно обнимая зверя за шею. В груди ноет от непреходящей изматывающей тревоги, и он прижимается к теплому мохнатому боку. Тиски внутри немного разжимаются, когда он пропускает через пальцы густую черную шерсть.
Перед тем, как крепко заснуть, Стайлз клянется себе, что пойдет к Дитону и попросит дать ему каких-нибудь транквилизаторов.
Таблетки ни черта не помогают. Стайлз старательно гуглит симптомы, составы, но все равно постоянно вздрагивает от цокота когтей за спиной или пронзительного воя в ночи. Волк больше не показывается, но Стайлз чувствует его присутствие всем телом — звериный взгляд в спину, мягкую поступь где-то за правым плечом.
Взятый шерифом больничный дарит ему прекрасную возможность не ходить в школу, тем более что Стайлз к этому совершенно не готов. Он становится гораздо более дерганным, чем обычно, оборачивается на каждый резкий звук, вглядывается в силуэты крупных собак. У Стайлза голова идет кругом, ему неспокойно — хочется сорваться с места, начать делать хоть что-нибудь, но беда в том, что он понятия не имеет, чем должно оказаться это чертово «что-нибудь».
В один из таких моментов, подталкиваемый необъяснимой жаждой деятельности, Стайлз приезжает на джипе почти к самому особняку Хейлов. Бросив машину на заросшей дорожке, он бредет через лес, понятия не имея, что ему нужно среди обугленных останков. Этот дом был знаковым местом для Дерека, но уж никак не для него самого, поэтому он сомневается, что посещение могилы целой стаи может вернуть его в норму.
Стайлз невольно ежится, оказавшись прямо перед особняком. Мурашки холодком сбегают вдоль спины, и он сглатывает, приближаясь к обветшалому крыльцу. Ступеньки скрипят под ногами, протяжно стонут петли, когда он приоткрывает двери и вступает в сумрачное нутро дома.
Он едва успевает сделать несколько шагов по пыльным доскам, как за спиной раздается шумное фырканье. Надо отдать ему должное — Стайлз практически не дергается, когда видит старого знакомого. Волк трясет головой, стряхивая повисшую на ухе паутину, и выглядит неожиданно паршиво. Прежде лоснящиеся бока заметно опали, шерсть потускнела и местами свалялась неопрятными колтунами.
– Привет.
Волк лениво дергает ушами, подходит и толкает Стайлза мордой в бедро. Стальной капкан в груди, кажется, немного разжимается, когда он чешет ненормальную зверюгу за ушами.
Стайлз присаживается на корточки, заглядывая в отливающие алым глаза.
– Что это с тобой, дружок?
Волк тяжело, как-то совершенно по-человечески вздыхает, не отвечает, конечно, но доверчиво укладывает морду на плечо. Стайлз судорожно сжимает пальцы, чувствуя, как в глазах начинает предательски печь.
Легко огладив отощавшие бока, Стайлз заставляет себя отстраниться и подняться на ноги. Волк смотрит на него удивительно тоскливо, устало и как-то по-собачьи преданно.
– Идем-идем, пройдемся вместе.
Стайлз обходит весь первый этаж, оставляя следы и вдыхая запах сырости, плесени и отчаяния. Волк лениво плетется за ним, изредка замирая, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, глухо рыча или поскуливая.
Положив руку на теплую холку, Стайлз игнорирует второй этаж, и они вместе возвращаются обратно на улицу в светлую серость дня. Вообще-то он уже собирается вернуться обратно к джипу, когда острые зубы смыкаются на рукаве рубашки, и волк упрямо тянет его за собой.
Они останавливаются точно на том месте, где когда-то Стайлз со Скоттом разрыли могилу Лоры. Волк растягивается прямо на земле, прячет нос в лапах и тоненько жалобно скулит. У Стайлза разрывается сердце, и он опускается рядом. Пачкает джинсы в черной земле и траве, гладит волка по мягким ушам, разделяя с ним его звериную тоску.
Постепенно лес погружается в фиолетовые сумерки, холод забирается под толстовку, но Стайлз приходит в себя, только когда в кармане начинает вибрировать телефон.
И мгновенно исчезает ощущение теплой шерсти под ладонью.
Мерзкое пиликанье будильника обрывается раздраженным ударом ладони, и Стайлз испуганно застывает, ожидая неминуемой боли. Но она так и не приходит. Все еще сонный, медленно соображающий, он садится на постели, трет неоткрывшиеся глаза, душераздирающе зевает и удивленно пялится на собственную перебинтованную руку.
Странно: абсолютно погрузившись в себя, Стайлз совершенно забыл о неприятной ране. Это тем более странно, что последние несколько дней ладонь не беспокоила его вовсе, будто была абсолютно здорова.
Искорки страха и предвкушения собираются где-то внизу живота, посылая волнующие импульсы, кажется, по всему телу. Стайлз чувствует, как у него ускоряется пульс, когда он подцепляет кончиком пальца неплотно завязанный узел. Белые ленты бинтов медленно, будто нехотя, сползают с ладони проворными змеями, и Стайлз замирает, полностью оглушенный.
Этого не может быть. Не может.
Сердце выстукивает стаккато, и Стайлз неверяще пялится на сросшуюся кожу — ни швов, ни воспаления, только тонкая светлая полоса. Он скатывается с кровати, с трудом натягивая джинсы подрагивающими руками.
Этого не может быть, но теперь у него, по крайней мере, есть доказательства, что с ума сходит не только мозг, но и его тело.
Всю дорогу до ветклиники он нервно посмеивается и вдавливает педаль газа все глубже в пол. Тормозные колодки пронзительно взвизгивают, когда он тормозит на парковке, оставляя на асфальте отчетливый след резины. Ощущение дежавю колет кончики пальцев раскаленными иглами, и он вваливается в кабинет, безумно сверкая глазами.
На этот раз Дитон всего лишь заполняет какие-то бумажки и поднимает на него ужасно терпеливый взгляд.
– Стайлз...
– Нет! Постойте, послушайте! – Он нелепо вскидывает руки, призывая ветеринара к молчанию.
Стайлз в мгновение ока подлетает вплотную к Дитону и, наплевав на личное пространство, сует тому под нос свою ладонь.
– У меня есть доказательства, я не схожу с ума. Просто посмотрите на мою гребаную руку!
Дитон вздыхает, как смертельно уставший человек, и послушно смотрит на его ладонь. Стайлз отслеживает его выражение лица так жадно и внимательно, что успевает уловить всю гамму сменивших друг друга эмоций: снисходительность, жалость, удивление и наконец шок.
Сжав железной хваткой его запястье, Дитон отрывисто бросает:
– Как это случилось?
– Волк приходил и... вылизал шов, – Стайлз немного сбивается, стараясь не акцентировать внимание на том, что зверюга виделась ему не однажды. – Я забинтовал, забыл, а все взяло и зажило, понимаете?
Дитон хмурится, подтаскивая его к лампе и вглядываясь в гладкий тонкий шрам.
– Это правда, то есть слюна оборотней обладает целебным воздействием, если волк действительно хочет кого-то вылечить. Черт, идем.
Отпустив его, Дитон почти бегом отправляется в запертую комнату. Стайлза изнутри всего передергивает, когда он видит безжизненное тело Хейла, поэтому он малодушно остается стоять у самой двери, тяжело привалившись спиной к косяку.
Дитон хмурится, опирается на стол, вглядываясь в серое лицо с провалами глубоко запавших глаз, и замолкает. Нетерпение и любопытство раздирают изнутри когтями, но Стайлз терпеливо ждет момента, когда ветеринар решит высказаться. Время капает густыми смоляными каплями, течет неторопливо — Стайлз стискивает зубы, и наконец Дитон нарушает напряженную звенящую тишину:
– Кажется, я понимаю. – Внимательный темный взгляд буквально пригвождает Стайлза к месту. – То, что ты видел — это, скажем так, материальный фантом, своего рода воплощение какого-то очень сильного стремления или желания. Когда ты привез его сюда, я честно сказал тебе, что, скорее всего, Дерек уже не жилец. Ран было слишком много, яд успел распространиться буквально по всему телу, но, тем не менее, Дерек оставался в живых. Я думаю, он застрял на грани из-за тебя.
Стайлз шумно сглатывает, растерянно хлопая глазами. Это «из-за тебя» звучит практически как обвинение.
– Он хотел остаться с тобой и, видимо, у него отчасти получилось.
Заставив себя закрыть изумленно приоткрытый рот, Стайлз бросает украдкой взгляд на Дерека и выдавливает из себя вопрос:
– И что мне делать?
– Убить его, конечно.
– Что-о?
У Стайлза перехватывает дыхание от небрежно брошенных слов. Тупая раскаленная игла, засевшая глубоко в сердце, проворачивается, заставляя морщиться от фантомной боли.
Убить?
– Убей волка, лиши Дерека возможности быть с тобой, и он очнется.
Стайлз скептически поджимает губы. Они не все-таки не в сказке, а Хейл не спящая красавица, поэтому он, не будучи наивным дураком, догадывается о втором возможном пути развития событий.
– Очнется или умрет, так?
– Шансы пятьдесят на пятьдесят. – Дитон пожимает плечами. – Но если не попытаешься, то они и вовсе нулевые. Фантом высасывает из него последние жизненные силы — он не протянет долго в любом случае.
Он смотрит на Дерека, на то, что фактически им совсем сейчас не является, и сжимает пальцы до ломоты в костях. Дитон бросает на него испытывающий взгляд, и Стайлз кивает головой, словно марионетка, которую дергают за веревочки.
– Я понял.
Он выходит из клиники и на удивление спокойно доезжает до дома.
Мысли разъедают его, словно морская соль свежую рану.
Стайлз идет к двери, сжимая повлажневшими ладонями рукоять отцовского Глока. Он знает, что у него будет только одна попытка — нельзя позволить себе промазать, нужно закончить это с одного выстрела. Пройти через ад до конца и надеяться всем сердцем на то, что потом обязательно станет легче.
Пули начинены аконитом под завязку, но предательские пальцы дрожат так сильно, что дуло ходуном ходит из стороны в сторону. Стайлз слышит знакомое царапанье когтей на крыльце и не может больше заставить сделать себя ни шагу.
Сомнения безжалостно подтачивают и так хлипкую уверенность в собственных действиях. Дитон сказал убить волка, но что, если он окажется неправ? Стайлз не может потерять обоих разом — и Дерека, и зверя, утешающего и выпивающего боль одним своим видом. Что, если... Стайлз шумно вдыхает, пытаясь унять дрожь и прогнать муть перед глазами. Что, если у Дерека на самом деле вовсе не было желания остаться, зато сам Стайлз хотел этого так сильно, так отчаянно, что намертво привязал его к земле своим желанием.
Пульс стучит в висках, и Стайлз трясет головой, стараясь взять себя в руки. Как бы то ни было, он должен, он обязан это сделать. Ответственность, о которой он совсем не просил, тем не менее, лежит именно на его плечах. Пути назад нет, пусть и вперед путь тоже выглядит крайне сомнительным.
Больше не позволяя себе ни единой мысли, Стайлз распахивает дверь пинком ноги и стреляет прямо в умные волчьи глаза. Сдавленный визг обрывает звенящую внутри струну, и он слабовольно зажмуривается, не в силах посмотреть на дело своих рук. Глаза все еще плотно закрыты, но воображение справляется даже лучше зрения — яркая тошнотворная картинка видится до отвращения четко. Осевшее на ступеньках волчье тело, лужица темной крови, просачивающаяся сквозь доски, и разнесенный выстрелом череп.
Стайлз тяжело сползает на порог, опираясь о косяк подрагивающей рукой — пистолет неожиданно громко ударяется о пол, выскользнув из ослабевших пальцев.
Он открывает глаза, и сердце вместе с тошнотой мгновенно подскакивает к самому горлу.
Ни крови, ни тела, ни смерти. Только распустившаяся веточка аконита.
Стайлз протягивает руку к цветку, и тот рассыпается пылью, оседая насыщенно фиолетовым на ладони. Он смывает цветные разводы так долго, что кожа краснеет и становится болезненно воспаленной.
Но Стайлз не может остановиться.
Нельзя сказать, что Стайлз мучается ожиданием — в конце концов, он сам его выбрал. Если бы он хотел узнать правду здесь и сейчас, он мог бы просто поехать в клинику к Дитону, но он этого не сделал. Стайлз, скорее, наслаждается им, потому что незнание позволяет дорисовывать финал на свое усмотрение.
Он с удовольствием представляет, как ошарашенный Дерек поднимается с наверняка холодного стола, брезгливо отшвыривает простынь в сторону, рычит и требует принести ему хоть какую-нибудь одежду. Как стремительно заживают метки от стрел и ранка от вырванного катетера, не оставляя после себя и следа, и Дерек настойчиво интересуется у Дитона про него, Стайлза.
Стайлз и сам толком не замечает, как засыпает на смятой постели.
Так и не дождавшись.
Рассвет безжалостно заливает комнату медовым солнечным светом, лучи проникают через приоткрытое окно, ложатся светлыми бликами на нежную щеку и горькую морщинку в уголке приоткрытого рта. Стайлз морщится, не просыпаясь, когда теплые, немного шершавые пальцы касаются подбородка, мельком очерчивают скулу и взъерошивают спутанные каштановые пряди на макушке.
Он приоткрывает мутные со сна глаза и вздрагивает, встречаясь со знакомым взглядом. Лед, сковавший внутренности, начинает плавиться, щекоча изнутри, словно тоненьким перышком по ребрам.
– Мне это снится? – голос хриплый, предательски сиплый со сна.
Дерек ухмыляется, вздергивая бровь. Стайлз тут же скидывает с себя уютный сонный полог и приподнимается на локтях, потянувшись к чужим губам. Хейл уже открыто улыбается, отодвигается и касается кончиками пальцев так удачно открытого напряженного горла. Стайлз судорожно сглатывает, когда мягкое касание подушечек сменяется острым будоражащим ощущением когтей у собственной сонной артерии.
Пах наливается томным жаром, сладкий спазм сжимает низ живота, и Дерек наконец целует его, раздвигает языком губы, делая поцелуй влажным и глубоким. Стайлз впивается пальцами в его плечи, хватаясь, словно за спасательный круг. Мысли разбегаются, разлетаются, будто стая напуганных птиц, шумно хлопая крыльями где-то в голове.
Горячее дыхание перемещается на щеку, влажный язык оставляет след под нежной розовой мочкой, и Дерек шепчет ему на ухо:
– Я вернулся. К тебе.
Слова раскаленным тавром ложатся на кожу, выжигая из Стайлза последние сомнения.