"Прирожденный убийца", theta.sigma & Банши без башни.

[twreverse]

Заявка № 15
Название: Прирожденный убийца
Артер:  theta.sigma
Автор:  Банши без башни.
Бета: билли крэш
Пейринг: Дерек/Стайлз
Жанр: экшн, романс, AU, UST.
Рейтинг: NC-17
Размер: миди, ~13 к слов
Саммари: Гладиаторское AU. Отец Стайлза – известный ланиста. Сам Стайлз потихоньку начинает входить в дела отца, и Дерек – его первый серьезный “проект”. Задача ясна: выбрать-купить-наблюдать за тренировками-выставить на арену-надеяться, что своенравное приобретение не сдохнет в первом же бою. А вот пункта “влюбиться” в этом списке определенно не было.
Предупреждения: жестокость, потенциальный ООС
Ссылка: disk.yandex.ru/public/?hash=QQXM1TA8boMoPzRnR%2... – арт

Представьте: величественные вечнозеленые сады вокруг храма Аполлона Ликейского. Воздух, напоенный полуденным зноем, звенит на грани слышимости, умиротворяя и странно отрешая от действительности. В дымчатом мареве, по посыпанным песком тропинкам, ведущим от величественного храма к садам, прогуливается группа людей. Они идут неспешно; видно, что они увлечены беседой. Впереди идет мужчина, чьи кудри густо умудрены сединой – он говорит что-то, не спеша, речь его степенна и сладка уху, а слог высок. За ним – толпа лиц помоложе: они почтительно внимают учителю, но порой вставляют замечания и задают вопросы. Их прогулка явно длится давно, и они не спешат в своей беседе – кажется, и ее пропитал этот знойный полдень, наполнив медовой густотой лета и ленивой, неотвратимой плавностью морской волны в легкий бриз.
В такой полдень кажется, что это лето вокруг вечно, и пройдут тысячелетия, а оно все будет и будет длиться, и Аполлон будет благосклонно взирать из своего храма на молодость, упорство в учении и силу, а седовласый мужчина будет простирать перст в сторону садов, манящих блаженной прохладой, и вопрошать:
- Так что же такое История?..
К сожалению, боги создали этот мир полным парадоксов. Ничто не вечно под луной – и вечно все, и это мгновение, которому секундно благоволят боги, действительно не исчезнет никуда и будет воспроизведено еще миллионы раз – или рассыплется прахом в ту же минуту и будет забыто, как забыты многие славные мгновения, – с какой стороны посмотреть.
Благосклонность богов – зыбкая штука.
Представьте: время, замершее на миг, разомлевшее под теплым ласковым солнцем, распрямляется, словно пружина: летят года, века, тысячелетия. Крутится диск, потом крутится шар, потом – вся Вселенная, несутся по своим орбитам электроны – и планеты, звездные системы и галактики.
Человечество ведет одну за другой кровопролитные войны; империи переживают свой славный рассвет и бесславный закат; империи сменяют корпорации, и корпорации сами становятся империями; забытые сюжеты мелькают в искусстве, в науке, в управлении – вращается бесконечная спираль, спираль ДНК, в которой записан геном всей человеческой вселенной.
Вот – двадцать первый век, эпоха застоя, эпоха глобализации, эпоха неведомого скачка в Интернет – туда, в виртуальную реальность – и выныривания обратно, выныривания, чтобы глотнуть воздуха, перед тем как утонуть навсегда.
Он проносится мимо нас, и спираль времени вовсе не думает замедлять свой бег на нем. Дальше, дальше, еще чуть-чуть…
Ага.
Вот оно.
В одной из великих империй древности седовласый мужчина спросил, что такое история.
Здесь, много витков спустя, в той же империи, чудовищно искаженной временем и, тем не менее, пережившей все и оставшейся вечной – в Новоримской империи, как называют ее обыватели, и в Средиземноморском союзе, как обозначается она в официальных документах и торговых декларациях – могли бы дать ему ответ.
История – это пьяная баба, веселая и жестокая, как все бабы спьяну, которая идет чудовищной спиралью, и одним богам известно, во что в следующую секунду сложатся ее кренделя.





Сегодня они должны были прибыть в Новый Рим.
Прибытию предшествовала долгая и выматывающая поездка через всю Трансатлантику – Крис и Виктория были чертовски против того, чтобы вообще отправлять его куда-то, предлагая сдать в ликантрориум и срубить денег, как обычно (Крис), или все-таки убить его вслед за семьей (Виктория), но Кейт только смеялась на эти предложения. Она твердо знала, зачем он ей нужен. Сильный зверь, быстрый и умеющий убивать, не какой-то глупый одиночка – настоящий волк, обучавшийся с малых лет в стае, – она сможет получить за него гораздо больше, чем жалкие гроши, предлагаемые ликантрориумом. О да. Родственники не всегда были дальновидны и всегда чересчур увлечены какой-то чушью типа традиций и устоев семьи – но Кейт, Кейт умела видеть породу. Эта тройка щенков, которых они пощадили, была просто создана для Игр.
Девчонку она спихнула быстро – полуподпольные Игры Трансатлантики приняли ее радушно, и Кейт в очередной раз про себя хихикнула над глупой Поправкой о ликантропии – черт подери, эти бюрократы до сих пор не сформулировали очередной глупый закон или кодекс, хотя тема-то уж точно позволяла размахнуться, и, со своей мечтой усидеть на двух стульях, одновременно отсосав Средиземноморью и оставшись в белом, просрали жирный кусок пирога, уплывший к подпольщикам прямо под их носом. Самое смешное: к подпольщикам, которые не были подпольщиками, потому что прикрывались их же поправкой! «Зарегистрированный вервольф, покинувший ликантрориум вне зависимости от причин, побудивших его к этому, объявляется преступником и должен быть подвергнут смертной казни». Вот они и устраивали Игры. И оборотни на Играх действительно умирали – все в соответствии с духом и буквой закона. Откаты, конечно, шли наверх немалые – но это негласное соглашение липко опутывало подпольщиков в той же мере, что и власть: многие члены Совета любили поприсутствовать на Играх. Говорят, они даже пальцы выставляли вверх и вниз, повторяя традиции древних гладиаторских боев, циркачи.
В Трансатлантике все это было еще немножечко бутафорией, немножечко цирком. Но Кейт знала, где Игра велась всерьез и по-крупному. Она знала, куда нужно отправить двоих оставшихся – и она везла их туда через весь Трансатлантический союз, одновременно набивая цену и позволяя отойти от потери.
Она везла их туда, где все это началось.
Она везла их в Новый Рим.





Дерек открыл глаза и привычно посмотрел через смеженные веки на чересчур низкий потолок.
В трюме, где их держали, пахло сыростью и затхлостью – после нескольких попыток Дерека сбежать или убить ее Кейт заперла их здесь почти на месяц, но в последнюю неделю, когда боль и ненависть, кипевшие в Дереке, перестали рваться наружу и свернулись ледяным могильным камнем где-то под ребрами, превратившись внешне в панцирь абсолютного безразличия, она открыла им путь на палубу и в смежные помещения.
Теперь Дерек мог видеть небо и море. Это не доставляло глубокой радости, как раньше, в детстве, когда он захлебывался восторгом, по-щенячьи брызгаясь до вечера на побережье, но было приятно.
Чувство было странным – сначала ему казалось, что приятным больше не будет ничего, что чувства умерли следом за семьей, да и сам он должен был умереть тогда, – но со временем эта мысль выцвела, из первостепенной перешла в разряд будничной.
Смешно, но произошло это во многом «благодаря» Кейт.
Сначала она забрала его семью, разрушила его планы, его будущее, его жизнь – они были прекрасной семьей, образцовой, и никто не знал, что они оборотни… Почти никто. Те, кто знал, молчали, казалось, надежно заткнутые солидными суммами. Заткнутые надолго, на годы счастливой жизни. Но, к сожалению, не навсегда.
Затем, почти сразу, она продала распорядителям Лору – и Дереку, которому, казалось, не могло стать больнее, стало больнее, гораздо больнее, нестерпимо больно. Но душевная боль длилась недолго, выбитая, как пробка из шампанского, болью физической.
Кейт пытала его, да, и делала это долго и со вкусом. Регенерация оборотня позволяла ей проделывать с ним то, что никогда не пережил бы человек, и ему было больно, адски больно, в глаза дружелюбно скалилось алое Никуда, и он проваливался в эту пелену, он орал так, что срывал голос много раз подряд, а затем хрипел и снова орал, его ломало и било в агонии, и он извивался, прикованный к решетке в трюме, и смотрел в глаза улыбающейся Кейт, и, черт побери, был ей почти благодарен за то, что она не позволяла ни одной мысли задержаться в его голове, кроме мысли о невероятной боли.
А потом была ласка – осторожная, нежная, невесомая, но кажущаяся обжигающей.
И он, по-прежнему не думающий ни о чем, кроме ощущений тела, которые были слишком сильны, чтобы отвлекаться на что-то еще, тянулся за этой лаской – и отдергивал себя, когда ласка опять сменялась болью – тоже почти нежной, привычной, успокаивающей, и это повторялось много раз.
А потом, когда ему начало казаться, что он, наконец, не чувствует ничего больше, появилось небо.
Он лежал на палубе, ничем не обездвиженный, и смотрел на звезды, мириадами мерцавшие над головой. «Вон там, - в детстве говорила мама, - Большая Медведица. А теперь посмотри туда, чуть левее – видишь? Это Созвездие Белой Волчицы, нашей покровительницы. И если когда-нибудь я окажусь среди звезд – не спеши плакать. Брось взгляд на небо – и увидишь, что теперь я всегда наблюдаю за тобой оттуда. Из ее Белой стаи».
Дерек смотрел на небо и слезы катились по его лицу. Он плакал впервые со смерти родных. До этого ему казалось, что он больше никогда не сможет проронить и слезинки.
Сквозь слезы ему казалось, что небо движется над головой – и вот несется по бескрайнему космосу Белая Волчица, древняя, как сама ночь, а за ней – ее верные волки, счастливо скалящиеся на луну. Стая. Его семья.
- Такого неба в городе не увидишь, - проговорила Кейт, тихо опускаясь рядом. – Свет городских огней заглушает звезды даже вдали от центров.
Дерек поднял взгляд на женщину, сидящую рядом с ним.
«Я ненавижу тебя», - подумал он, и удивился вдруг своей способности испытывать это чувство.
- Я знаю, - так же тихо сказала Кейт, и вдруг резко склонилась над ним, жадно припадая к его рту губами.
Ничего другого Дереку не понадобилось.
Он рванулся к ней навстречу, кусая ее губы, хватая рукой с отрастающими когтями за беззащитное сейчас горло, и повалил на палубу, наваливаясь сверху, в первобытном, агрессивном, зверином желании обладать, в требовании подчинения, в порыве, сметающем все.
Он потом попробует убить ее.
Много раз.
Не в этот.





С этого момента прошло много времени – теперь Дерек преимущественно просто ждал, что будет дальше. Все этапы отчаяния прошли, сменяясь один другим, и теперь осталось лишь безразличие ко всему.
Он встал с койки, разминая шею, и, окатив себя ледяной водой из бочки в углу, поднялся на палубу. Питер уже встал и теперь ждал его – со стороны казалось, что он нежится в лучах утреннего солнца и любуется поднимающимся из-за горизонта городом*, но Дерек сомневался, что Питер не утратил возможность нежиться.
- Племянник! – Питер повернулся к нему и чуть ухмыльнулся. – Рад приветствовать тебя в столь чудесное утро. Порадуйся ему вместе со мной – возможно, уже сегодня нас продадут человеку, который захочет, чтобы мы больше никогда не увидели свет солнца!
Дерек хмуро и отрывисто кивнул. Он знал о рассуждениях дяди насчет их дальнейшей судьбы – они были оборотнями, а, значит, по законам этой чудной Империи, в которую они прибывали – бесправными, и вряд ли Кейт везла их сюда, чтобы держать в качестве своих личных рабов. Нет, она плыла в Новый Рим не просто так. Всем известно, что Новый Рим, помимо своих шлюх и святош, славится еще кое-чем – своими Гладиаторскими Играми.
- Здра-авствуйте, мои дорогие! – произнесла Кейт, эффектно появляясь за их спинами. Ее голос просто лучился довольством и счастьем. – Надеюсь, вам понравилось наше путешествие, и вы в будущем вновь выберете нашу компанию, ха-ха! Последнюю неделю мы и впрямь провели как на курорте!
Дерек внимательно оглядел Кейт. На ней, несмотря на жару, был черный костюм – практичный и удобный, носящий функцию легкой брони. Значит, и впрямь. Сегодня.
- Рада была иметь с вами дело, джентльмены, - голос Кейт внезапно посерьезнел, - но, как вы понимаете, какими бы джентльменами вы ни были, если я хочу вас продать – а, как вы уже догадались, именно это я и хочу сделать, – мне придется вас обездвижить. Прошу, не шевелитесь.
Дерек рванулся вперед в последней отчаянной попытке зацепить эту стерву когтями – и в то же мгновение почувствовал укол в шею, от которого его ноги подкосились, и он плавно осел на палубу. Уже проваливаясь в забвение, он почувствовал пальцы Кейт на своей щеке и услышал ее притворно-нежное:
- Ты был так хорош, мой сладкий волчонок, и мы славно повеселились, что скажешь?
Он хотел ответить ей, что убьет ее, непременно ее убьет, хотел предупредить, чтобы она боялась спать по ночам, хотел напугать ее так, чтобы повсюду ей мерещились волчьи глаза и зубы – но не успел. Он вырубился.

_____________________________________
*Новый Рим очень разросся по сравнению с нашим, превратившись чуть ли не в город-государство посреди Средиземноморского союза. Наши герои прибывают к территории современного Неаполя.






Пищал будильник.
Стайлз выпростал руку из-под горы подушек и одеял и ударил по кнопке выключения, медленно начиная проваливаться обратно в сон… И резко поднимаясь, вспомнив, что, собственно, сегодня за день!
О-о-о, это был особенный день.
Стайлз вскочил со своей огромной круглой постели, полностью заваленной подушками и одеялами, и, раздвинув шторы, забегал по комнате, в спешке собираясь.
- Черт побери, это надо же было умудриться чуть не проспать, черт побери, черт побери…
Влетев в ванную и наспех почистив зубы, Стайлз оглядел себя в зеркало.
Из зеркала на него смотрел опаздывающий мальчишка со следом от подушки на щеке.
Усилием воли Стайлз заставил себя несколько раз глубоко вздохнуть и придал твердости своему взгляду.
- Ты – ланиста, и не забывай об этом. Ну и пускай, что вчера ты не мог заснуть, перенервничав перед днем своей первой сделки, а сегодня чуть было не проспал. Ты уже не мальчишка. Ты можешь выбирать гладиаторов и распоряжаться их судьбами. Ты – ланиста.
Повторив эту мантру про себя еще несколько раз, Стайлз уже уверенней оглядел себя. Теперь из зеркала на него и впрямь смотрел ланиста, и он напоминал себе помолодевшую копию отца. Это было приятно.
Стайлз в последний раз бросил взгляд в зеркало и отправился одеваться.
В отношении гладиаторов он всегда придерживался позиции отца. «Мы никак не можем изменить существующую политику касаемо оборотней, - часто говорил старший Стилински, - но мы можем наполнить их последние минуты настоящей честью, и дать толпе то, чего она хочет. Это убивает двух зайцев – решает проблему оборотней и позволяет снизить агрессию. Вот увидишь, Стайлз, мы делаем благое дело».
Гладиаторы были семейным бизнесом Стилински уже второе поколение – после той истории с сумасшедшим оборотнем-исламистом, напавшим на Папу в Ватикане, недовольство общества не могли больше сдерживать полумеры. Неопытные оборотни не могли себя контролировать, в полнолуние умирало от их клыков и когтей множество мирных граждан, и, когда оказалось, что даже глава Церкви, дающий им всем надежду, не застрахован от зверств этих монстров, цезарь принял решение – решение о причислении ликантропии к преступлениям, карающимся смертью. Первые несколько лет всех выявленных оборотней убивали на месте – и тогда еще трибуну* Стилински тоже приходилось заниматься этим – а потом вмешался Трансатлантический союз, добрый, ласковый и гуманный, с жестким требованием прекратить «топить Империю в крови». Они требовали замены казни на их ликантрориумы – мерзкие заведения, где оборотней содержали пожизненно без права выхода за территорию – брр, Стайлзу всегда казалось, что лучше уж быстрая смерть, чем медленное гниение взаперти. Но все понимали, что политические уступки Трансатлантическому союзу неблаготворно скажутся на и так зависимой экономике Новоримской Империи. Тогда-то и было найдено решение. Обратившись к памяти предков, по подобию Империи которых было выстроено их надгосударство, цезарь поведал, что раньше рабам, обреченным на смерть, давали право заслужить свободу – или умереть с достоинством. Тогда-то и были объявлены Игры, а в центре Рима опять, как много веков назад, вознесся к небу Колизей.

___________________________________________
Трибун – начальник городской когорты (аналог современной полиции).





Невольничий рынок Нового Рима был крайне экзотическим местом.
Конечно, тут продавали не только оборотней – здесь можно было найти вещь на любой вкус, а еще совершались самые перспективные сделки и можно было снять лучших в городе шлюх, но название «Невольничий» закрепилось за ним моментально.
Товары всего света стекались сюда – технологические новинки Трансазиатской конфедерации, нелегальное оружие из стран ислама, лучшая дурь Трансатлантики, грязные политические секреты, сплетни, которые шепотом передают за вашей спиной соседи, – здесь было все.
Стайлз любил ходить сюда втайне от отца.
Его учили семейному бизнесу в душных классах, отец давал ему индивидуальные уроки, и Стайлз прекрасно умел оперировать крупными суммами, имел отличную бизнес-интуицию и довольно неплохо разбирался в гладиаторах, отделяя зерна от плевел не по горе мышц на плечах, а по выправке и твердости взгляда, но весь опыт, который он приобрел, вся практика, которая не имела ничего общего с теорией, - была получена им здесь.
Стайлз обожал грязные сделки, которые здесь заключались, и довольно быстро научился отрешаться от тех эмоций, которые стояли за цифрами, а иногда и закрывать глаза на разбитые человеческие жизни.
Империя была очень грязным местом, местом, прогнившим до костей так, что запах этой гнили теперь невозможно было отличить от запаха древности, интриг и пряностей – всего, что Стайлз вдыхал с детства.
И теперь он наконец-то дождался.
Его первая сделка.
О, отец будет гордиться им. Он не ошибется в своем выборе.
Стайлз азартно блеснул глазами и вошел на территорию рынка, сопровождаемый двумя охранниками отца.





Голова раскалывалась. Дерек осторожно пошевелился, попробовал открыть глаза – и моментально закрыл их обратно.
«Ослабленная аконитовая сыворотка», - он сразу же определил, чем его накачали.
Голова была словно наполнена густым туманом, плотным и вязким настолько, что он оглушал, лишал зрения и обоняния, которые всегда были такими по-волчьи острыми и так подводили его сейчас.
Сквозь туман доносились голоса. Дерек собрал всю свою волю в кулак и прислушался.
- …и если вы хотели продать его повыгодней, мисс, вы, разумеется, должны были догадаться, что его новый хозяин захочет его осмотреть, и не накачивать сывороткой по самые уши. Как вы предлагаете мне определить, не переплачу ли я за него, теперь, когда он на ногах не стоит?
Чьи-то пальцы бесцеремонно вторглись ему между губ, ощупывая клыки.
«Проклятье…» - простонал про себя Дерек. Сыворотка застала его в полуобращенном состоянии, и теперь этот богатый придурок – его потенциальный хозяин, черт подери, хозяин, как у блохастой шавки на поводке, - мог оценить его оборотничий облик по достоинству.
Чем он, собственно, и занимался.
Пальцы еще раз ощупали челюсть и исчезли.
- Хм-м, мне нравятся его клыки! – голос, казалось, был крайне восторженным, но восторженность тут же сменилась озабоченностью, - но с другой стороны, зачем мне оборотень с клыками, если он, к примеру, не сможет стоять на ногах или держать оружие…
Кейт что-то раздраженно отвечала, а голос торговался, все скидывая и скидывая цену, и Дерек изо всех сил старался прислушиваться, гадая, кем же окажется покупатель, и можно ли будет вырваться, когда он потащит его отсюда в его предполагаемое место содержания, вырваться и затеряться в толпе, но цепкий туман окутывал его разум все плотнее, засасывая в себя, как в трясину, и вскоре Дерек понял, что больше не может сопротивляться.
Проваливаясь в небытие, он понял, что упустил свою последнюю попытку сбежать.
Его наверняка будут охранять хорошо, и, стало быть, рано или поздно ему придется смириться.





Стайлз несся домой так быстро, как только мог себе позволить сын уважаемого ланисты и теперь ланиста сам, наконец-то!
Он увидел этого оборотня, которого теперь транспортировали охранники, сразу же, как только зашел на рынок. Эта сумасшедшая держала его в полуобращенном состоянии, ну надо же! Стайлз, разумеется, совсем не одобрял такого издевательства, но, признаться, был впечатлен его видом – клыки, когти, шерсть, ярко-голубые глаза – все это смотрелось невероятно внушительно.
Теперь нужно только привезти его домой, вернуть божеский вид, дать отдохнуть от этого истязания пару дней, а затем – все то, о чем мечтал Стайлз. Обучение, тренировочные бои, схватки со второстепенными противниками, а потом… «Впрочем, до «потом» надо еще дожить», - одернул себя Стайлз.
Он был сейчас предельно собран и сосредоточен. В крови полыхал огонь азарта, и мозг щелкал, выдавая самые разные варианты и сценарии, образы, которые он примеривал на своего оборотня один за другим.
«Сильный одиночка?» - Стайлз внимательно посмотрел на оборотня. – «Нет, нет. Эта Кейт говорила о том, что он всегда был частью своей семьи, частью стаи… Вот! Вот оно!»
Стайлз мысленно кивнул сам себе и переплел пальцы.
Нужно было избежать банальности и не скатиться в пошлость, но, тем не менее, при должной подготовке это определенно должно было сыграть.
«Вожак стаи».
Вожак, самоотверженно защищающий «своих» и безжалостный к чужим, сочетающий в себе силу и чувства, – не тупая машина убийства, которые так надоели публике, а герой, герой, который в поединке может рассказать свою глубоко драматичную историю.
Это было именно то, что нужно.
За размышлениями Стайлз не заметил, как они оказались у ворот отцовской резиденции.
- Отправьте его в купальни, - махнул он охранникам. – Я подойду в течение сорока минут.
Несмотря на то, что ему хотелось заняться гладиатором немедленно, Стайлз заставил себя соблюдать приличия.
От него ждал доклада отец.






Дерек очнулся и обнаружил себя в мелком бассеине, исходящем паром.
Голова по-прежнему раскалывалась, но, по крайней мере, больше он не проваливался в небытие.
Несколько секунд он не думал ни о чем, просто _ощущая себя_ – теплая вода приятно омывала тело, приглушенное освещение давало отдых глазам под опухшими после сыворотки веками.
Затем он привстал на локтях и осторожно огляделся по сторонам сквозь полуопущенные ресницы.
Он находился в светлом просторном помещении, отделанном ракушечником, в котором размешалась система бассеинов разной глубины. В нескольких арках, задрапированных гобеленами, угадывались коридоры, но Дерек не поручился бы сказать, какие из них являются настоящими, а какие – ложными. В своем обычном состоянии он наверняка смог бы различить, какой из коридоров – главный, просто по сквозняку, но сейчас надеяться на это не приходилось.
В углу скучал охранник. Он явно не был оборотнем, и Дерека это утешало – встречаться с собратьями не хотелось, нет уж, не в таком состоянии. Он определенно не заметил, как Дерек осматривался, и Дерек решил не нарушать это состояние молчания и отрешенности, вполне устраивавшее обоих.
Он прикрыл глаза обратно и просто позволил телу расслабиться на едва различимых волнах, уютных, убаюкивающих…
- Здравствуй, Дерек, - вывел его из этого транса голос. Силы постепенно возвращались к Дереку: теперь он, по крайней мере, явно мог различить, что голос был звонким, и принадлежал скорее совсем молодому юноше, почти мальчишке. А еще голос пах. Он пах предвкушением и – совсем немного – напряжением, словно говоривший был сам не уверен в происходящем. – Знаю, ты хочешь отдохнуть, но нам определенно надо познакомиться и прояснить некоторые моменты.
Дерек поднял веки и тяжело воззрился на говорившего. Так и есть – мальчишка, мальчишка со слишком самоуверенным и властным взглядом, чтобы оказаться просто прислугой. Хозяин.
Впрочем, если и так, вряд ли это продлится долго.
Мальчишка молчал несколько секунд, словно ожидая его ответа, а потом тряхнул головой и произнес уже совсем другим тоном, имевшим мало общего с дружелюбием:
- Я Стайлз. Я ланиста и твой новый хозяин, Дерек, а ты теперь будешь моим гладиатором. Не сомневаюсь, что тебе не нравится твоя роль – она всем поначалу не нравится, - но, поверь мне, тебе придется драться, и, к тому моменту, когда тебе придется, лучше бы мы были командой. Потому что я заинтересован в том, чтобы ты жил, не меньше, чем ты сам, уж поверь мне.
«Больше. Я бы сказал, гораздо больше».
Дерек скосил глаза – этот Стайлз явно выжидал несколько секунд, давая ему возможность ответить, и Дерек с явным удовольствием решил не_воспользоваться этой возможностью.
Стайлз посмотрел на него нечитаемым долгим взглядом еще пару мгновений, а потом вздохнул и резко встал с места.
- Строптивый… Черт с тобой. Я уйду сейчас. Отдыхай, Дерек. Но знай, что завтра у тебя первый бой – пока, разумеется, тренировочный – и, поверь мне, лучше бы тебе смириться с судьбой. Так будет лучше для всех.
И, повернувшись, бросил охраннику:
- Проводите его в его комнату.
Дерек спокойно поднялся из воды, взял предложенное ему жесткое полотенце, не спеша вытерся.
Он прекрасно знал, что ждет его впереди. Гораздо лучше, чем предполагал этот Стайлз. Именно поэтому Дерек предпочитал быть сейчас максимально послушным, плыть по течению, - а завтра, если верить Стайлзу, уже завтра, – отправиться туда, к своей звездной стае.






Стайлз тяжело опустился на кровать и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, а потом не выдержал и застонал, растирая лицо руками.
Сложный день, чертовски сложный.
Отец был недоволен – нет, неправильно слово, скорее озабочен – тем, что Стайлз выбрал не мало-мальски подготовленного гладиатора, коих в количестве предлагалось на перепродажу, а фактически дикого оборотня.
«Стайлз, - сказал он ему, тяжело вздохнув и опуская руку на его плечо, - в нашей профессии обучить оборотня драться и найти ему достойного противника – это даже не четверть дела. Все внутри, понимаешь? Смирение с судьбой, желание побеждать, внимательность к деталям, умение концентрироваться в поединке… Этому не обучишь – по крайней мере, без согласия на то гладиатора. Вот по чему мы выбираем себе бойцов. По желанию бороться. От дикого оборотня, потерявшего всю семью, этого желания будет трудно добиться».
Когда Стайлз спускался в купальни, сомнения, зароненные отцом, начинали мучить его все больше, но из сомнений они превратились в твердое убеждение: «отец прав», как только он увидел глаза своего оборотня.
В них не было воли к победе, в них не теплилась даже искра честолюбия, или жажды крови, или готовности идти в бой, являя собой возмездие, – ничего. Только странное сочетание смирения и непокорности – и Стайлз уже знал, еще даже не раскрывая рта, что это сочетание не сулит ему ничего хорошего.
Тем не менее, он заговорил – как ни в чем не бывало, уверенно и спокойно, как отец часто обращался к своим гладиаторам.
А оборотень – оборотень даже не удостоил его ответом.
Проклятье.
Стайлз перевернулся на живот и спрятал голову в кучу подушек, крепко зажмурившись.
Завтра. Завтра должен быть тренировочный бой – вообще-то, отец сначала предпочитал отработку тактики, совершенствование ударов в одиночку и так далее, но Стайлз знал точно: нужно было убедиться, чего Дерек стоит на арене. Защекочет ли ему нюх запах крови, испугает ли его боль, вселит ли желание драться перспектива победы – только на арене можно было проверить, чего он стоит.
Нельзя работать с материалом, не разобравшись как следует, что это за материал.
А потом…
Стайлз на миг сжал пальцы в кулак, а затем медленно разжал их.
Да, он, возможно, облажался, сделав выбор на рынке так поспешно.
Но, в конце концов, ему часто приходилось играть с Фортуной в игры с дрянью на руках. И Стайлз не был бы Стайлзом, если бы не знал, как выходить из таких ситуаций с пользой для себя.
Боги всегда ему улыбались – улыбнутся и теперь.
Уж он-то умеет заставлять улыбаться.





Дерека разбудил дрон.
- Следуйте за мной в зону испытаний, - механическим голосом произнесла эта железяка, болтаясь над его подстилкой на четырех винтах*.
Дерек скривил рот в ухмылке, раздраженно хмыкнув и посмотрев на железку исподлобья. Затем встал, задумчиво огляделся, и, вдруг резко поведя плечами, будто бы скидывая с себя груз ненужных сомнений, прошел к выходу – он спал в одежде, вернее, в странном серо-стальном комбинезоне, который ему выдали слуги этого пацана, и теперь ему совершенно нечего было собирать.
От этой мысли его словно бы окутала странная легкость.
Его ничего не держало здесь.
А значит, скоро он осуществит задуманное.
Выйдя из комнатки, он попал в длинный коридор, в котором одна из стен была полностью прозрачной. За ней открывался вид на город, и Дерек инстинктивно замедлил шаг – город казался бескрайним, словно море, и таким же живым. Как море же, он казался обманчиво спокойным и таил в себе столь же большое число опасностей.
Перед его лицом все казалось чем-то меньшим, незначительным…
Дерек замер на секунду, а затем сбросил с себя оцепенение и раздраженно зашагал быстрее. Над ухом назойливо жужжал дрон.
Нужно было заканчивать со всем этим, и поскорее.
Коридор, по которому он шел, внезапно резко оборвался массивными стальными дверями.
Дрон, вылетев из-за его плеча, подлетел к панели управления и на долю секунды завис напротив диода.
Двери скользнули в стороны с тихим шипением, и Дерек зашел внутрь.
- Зона Испытаний, - внезапно сменив голос на женский, почти ласковый, произнесла железяка. Дерек покосился на нее, но промолчал – глупо было бы отпускать комментарии, которые может услышать лишь дрон.
Кабина лифта тронулась, и квадрокоптер подлетел ближе к Дереку:
- Мы движемся к Зоне Испытаний. Перед входом в Зону Испытаний вы должны будете пройти санобработку в буферной зоне, где так же установлены сканеры для обнаружения незарегистрированного оружия. Вам, как и перед любым тренировочным боем, будет впрыснута сыворотка для ослабления ваших способностей вервольфа. Сопротивление только усилит болезненные ощущения. Желаю удачи, Дерек.
Дерек вздрогнул:
- Ты знаешь мое имя?..
Но дрон мигом подлетел к стене, которая еще пару мгновений назад казалась абсолютно гладкой, и разместился в гибких захватах внутри выемки за незаметно отъехавшей в сторону переборкой, а через секунду его наружные датчики прекратили реагировать на внешние раздражители. Дрон отключился.
В эту же секунду двери разъехались, и Дерек вошел в буферную зону.

_______________________________________
*Дрон – в нашем случае мобильный робот-квадрокоптер.






Стайлз стоял на небольшом балкончике над тренировочной ареной, опираясь на трибуну.
Перед ним стоял стаканчик с дымящимся кофе, но Стайлз к нему не притрагивался.
Он был сосредоточен и напряжен – через секунду на арене – вернее, на том, что они в качестве дани памяти называли ареной, – должен был появиться Дерек.
Двери распахнулись, и Дерек вывалился на крупную металлическую сетку зоны испытаний, надсадно кашляя после душа с анестетиком.
Стайлз скрестил руки на груди и выждал полминуты, давая ему возможность прийти в себя.
Со временем к буферной зоне привыкают все, она становится досадной необходимостью, но в первый раз – это жуткий шок. Стайлз-то знал – он сам как-то из любопытства сунулся туда, в детстве. Хорошо еще, что в этот день не было никаких боев и в шприц-манипуляторе не было сыворотки.
А теперь возможность ощутить всю прелесть этой процедуры выпала Дереку.
Его комбез был насквозь мокрый и лип к телу, а с отросших за время путешествия волос капала вода, скапливаясь в жесткой щетине и сбегая по подбородку вниз. Стайлз мельком подумал, что вряд ли еще увидит его таким: за внешним видом гладиаторов следили столь же тщательно, сколь и за их физической подготовкой. Сейчас он казался настоящим… И слабым.
Стайлз склонил голову набок и подцепил двумя пальцами микрофон, стоявший рядом с кофе:
- Утро, Дерек. Сегодня ты сразишься в тренировочном бою с одним из тех, кто давно и с честью носит имя гладиаторов дома Стилински, лудуса* моего отца. Прояви себя достойно, и со временем вы встанете плечом к плечу. А пока…
Он выждал секунду, ловя глазами взгляд гладиатора, а затем поднял два пальца в воздух и резко взмахнул ими, разрубая воздух перед собой:
- Бой!

___________________________
*Лудус – гладиаторская школа.





Дерек повел плечами и поднял глаза вверх, где должно было быть небо – но куда уходили лишь бесчисленные ряды и ячейки решеток, из которых, как из кубиков, можно было «собрать» арену любой формы.
Металл и клетки. Вот, как это будет.
Бесславно.
Впрочем, о чем идет речь? Дерека волновало совсем не это, а то, что ждет его впереди. То, над чем не властны никакие законы и никакие ланисты. Там, куда он отправится, нет рабства. А пребывание здесь - досадное недоразумение, незначительное, уже выцветающее в его памяти по сравнению с вечностью, в шаге от которой он стоял…
Все это скоро закончится.
Дерек раскинул руки и прикрыл глаза, не видя – ощущая враз обострившимся оборотничьим чутьем, как движется к нему гладиатор: рослый молодой парень с повадками альфы. Грациозно, плавно. Зверь внутри изнывал от желания продолжить этот танец, переступал с лапы на лапу, скулил жалобно. Зверь не понимал мотивов хозяина.
Дерек почувствовал, как тонкие незаметные волоски на загривке встают дыбом. Воздух вокруг него вибрировал, будто натянутая струна.
И когда к нему метнулась – молниеносным росчерком темноты на внутренней стороне век – оскаленная тень, он шагнул с линии удара и выставил вперед руку с когтями рефлекторно, уже в движении раздосадовано рыча. Похоже, драться ему все-таки придется, только вот противник – это не гладиатор на арене, а он сам, вернее, зверь внутри него.
Глупый волк, хотелось сказать Дереку, глупый волк. Мы же уйдем вслед за стаей.
Но волку неведомо понятие вечности. Волк отгрызет ногу, попавшую в капкан, а сейчас в капкан попала человеческая часть сущности.
Глупый человек.
А гладиатор, тем временем, резко развернулся и прыгнул снова, видимо, надеясь застать врасплох после предыдущей атаки.
Дерек опять отшагнул в сторону, на сей раз закрываясь всем корпусом, и атаковал сам, чувствуя, как смыкаются на чужом загривке клыки, которые он тут же разжал и отпрыгнул назад, к вертикальной решетке. У парня налились кровью глаза, и он рванулся следом, полосуя когтями воздух перед собой, и Дерек из последних сил сжал металлические прутья, чувствуя, как пропарывают ладони собственные когти, и как отрезвляет эта боль, помогая вспомнить, кто ты, и чего хочешь.
Ни у кого нет власти над ним, кроме него самого.
В последний миг Дерек распахнул ресницы, встречаясь взглядом с гладиатором. В кровавые волчьи глаза смотрели серовато-зеленые, и зрачки в них были человечьи.
Парень схватил его за горло одной когтистой лапой, другую занес для финального удара, стремясь выломать сердце из клетки ребер, и Дерек сжал зубы, чувствуя, как стремительно оно перегоняет кровь по сосудам, как бухает где-то в животе, как напряжены все мышцы –
засосало под ложечкой, и он торопливо сглотнул, уже ощущая долгожданную смерть, приносящую освобождение, видя ее в глазах другого оборотня –
и тут их прервал громкий, какой-то истеричный крик Стайлза:
- Бой окончен! Я сказал, ПРЕКРАТИТЬ БОЙ!





- Проклятье.
Стайлз тяжело дышал, всхрипывая, упираясь руками в переборку и не видя ничего перед собой.
Чувство стыда жгло щеки, но оно было куда слабее другого чувства – мерзкого чувства беспомощности, чувства, когда Фортуна за карточным столом манит тебя обманчивым блеском, чтобы бросить одного со швалью на руках, когда ты рискнул и поставил на кон все, и делать больше нечего, не найти выход – и остается только ждать безрадостного исхода.
Стайлз ненавидел быть беспомощным, и твердо считал, что выход есть всегда.
Но, кажется, сегодня эта уверенность его подвела.
Оборотней давно увели – и в Зоне Испытаний остался только он сам да остывший стаканчик кофе, и пора было уходить тоже, идти в свой новый кабинет – кабинет ланисты, черт побери – и пытаться продумать дальнейшую стратегию поведения, решить, куда двигаться теперь: может быть, попытаться перепродать Дерека, может быть, сыграть на ставках на смерть, отправив его в мясорубку… Все выходило совершенно по-дурацки и не так, как планировал сам Стайлз.
За размышлениями он не сразу услышал писк на коммуникаторе. Звонил отец.
- Что ты думаешь о сложившейся ситуации? – опуская приветствия, спросил он.
Стайлз помолчал, собираясь с мыслями. Медленно поднял руку с двумя отставленными пальцами, пошевелил ими в воздухе.
- Два выхода. Либо реверс-ставка в кровавом зрелищном бою против, например, Феокла, либо – продажа. В случае продажи стоит озаботиться тем, чтобы создать ему подходящую репутацию – обыграть тот факт, что он прибыл из Трансатлантики, или, допустим, продумать ему подходящую внешность и сплавить впечатлительной барышне, или…
- Ты уверен, что выходов всего два? – мягко прервал его отец.
Стайлз сверкнул глазами.
- Ты был прав, отец, если хочешь, чтобы я признал это – я говорю. Ты был прав. Оборотень, у которого истребили всю семью, не будет сражаться и приносить победы, и.. Я облажался?
- На твое счастье, не всю. – Отец улыбнулся еле заметно, - Поднимайся ко мне, я хочу познакомить тебя со своим новым приобретением.






Волка звали Питер.
И, что было куда важнее, его фамилия была Хейл.
Он стоял, облокотившись на стену и скрестив руки на груди, смотрел на них бесстрастно и даже довольно учтиво, но что-то – неуловимая небрежность его позы, или, может, потаенная искра во взгляде – смущали Стайлза. И настораживали.
- Итак, что вас интересует? – спросил он, все так же умудряясь смотреть на обоих разом, но его тон безошибочно подсказывал, что обращается он исключительно к старшему Стилински. – Сомневаюсь, что вы купили меня, чтобы выставить на бои.
- Вот как? – отец Стайлза встал с кресла и прошелся по кабинету, заложив за спину руки. – Знаешь, Питер, я считаю, что беда моих соотечественников в том, что они отказывают оборотням в разуме. И ты заставляешь меня в этом убедиться.
Питер хмыкнул.
- А вы, разумеется, не таковы.
- Именно так, - кивнул ланиста, - но сейчас мы будем говорить не о моих взглядах на эту проблему. У нас есть другая, более свежая, и, соответственно, более острая. Дерек Хейл – твой родственник?
- Племянник.
- И ты, разумеется, хорошо его знаешь?
- Больше, чем кто бы то ни было, - Питер сделал паузу, - из ныне живущих.
Стайлз перехватил взгляд отца – и тот кивнул ему, подбадривая, а затем снова обратился к Питеру:
- Мой сын, ланиста, приобрел Дерека для Игр, но тот оказался… не слишком сговорчивым. Если ты сможешь помочь ему решить эту проблему эффективно, поверь мне, у меня освободится время для того, чтобы подтвердить, что обычный для человека взгляд на интеллект оборотней мне не свойственен – и оценить его по достоинству.
Он сделал паузу, чтобы придать веса обещанию, а затем дополнил:
- Если же у вас ничего не выйдет, что же, тогда мне придется пересмотреть мое отношение к твоему предположению о том, что мы купили тебя не для Игр.
Питер поднял брови, а затем ухмыльнулся ехидно:
- Заставить родного племянника убивать своих же сородичей для забавы людей или заняться этим самому? Хм, какое великолепное поле для выбора!
После этого он впервые за разговор перевел взгляд на Стайлза и кивнул:
- Я думаю, хозяин, - и это «хозяин» сочилось ядом так, что Стайлзу и в голову не пришло усомниться в его покорности, - нам следует побеседовать об этом наедине. Я готов рассказать о моем племяннике человеку, который собирается выставлять его на Игры, но только ему одному.
Стайлз, внезапно обнаруживший в прорехе в рукаве козырного туза, даже не возмутился непочтительности Питера.
Он лишь махнул рукой, командуя оборотню следовать за ним.
Уходя, он лишь обернулся на миг и прошептал одними губами: «спасибо, отец».





Стайлз слушал очень внимательно.
Питер уже рассказал ему, какими методами пользовалась Кейт, чтобы пробудить в Дереке желание жить, и в данный момент заканчивал историю их семьи – историю счастливой, хоть и напряженной жизни, рассказ о том, как Хейлы были своего рода хранителями, приглядывая за другими стаями в округе, помогая им скрываться в случае надобности. Стайлз, до этого знакомый лишь с подробностями анатомии оборотней, историей гладиаторских Игр, стайными повадками – короче, всеми тонкостями, которые могли интересовать ланисту, – но никогда не интересовавшийся их вольной жизнью, открывал для себя из рассказа Питера совершенно новые грани жизни ликанов, и мысленно ставил себе галочку за галочкой: уточнить. Проверить. Связать полученную информацию с усвоенной раньше. Подумать, где это можно будет использовать.
- После пожара, устроенного Арджентами, выжили не только мы с Дереком. У него была сестра, Лора. Кейт сочла ее слабой и продала подпольщикам еще в Трансатлантике. В сущности, это не важно – а важно то, что она еще жива. И если ты дашь мне повидаться с Дереком, Стайлз, я гарантирую: я заставлю его прислушаться к доводу о том, что мертвым он ей не поможет.
Питер искоса поглядел на него, и Стайлз в задумчивости склонил голову на бок. Тактика «разделяй и властвуй» всегда признавалась одной из самых успешных. Тактика «разделяй и властвуй» не стоила сейчас и выеденного яйца.
- Я думаю, ты понимаешь, что вас будут прослушивать и просматривать, - решил он практически моментально, - но еще я буду ждать твой полный отчет о том, чего не смогу заметить я и мои машины. Психоэмоциональный слепок, самые мельчайшие реакции, отследить которые доступно только чертовски наблюдательному оборотню вроде тебя, все полунамеки, потаенные желания в запахе, все целиком. Мы договорились?
Питер опять усмехнулся. Стайлзу не нравилось, когда над ним смеются рабы – но Стайлзу нравилось разговаривать с умным оппонентом, а то, что этот умный оппонент обладал ликанской, принципиально отличной от человеческой, системой реакций, только добавляло ему сто очков в ценности. Стайлз решил это игнорировать.
- Сложный выбор, - опять яд в голосе, - но да, мы договорились. И второй совет, Стайлз. Мой племянник крайне терпелив. Он умеет переживать все, что выпадает ему на долю, терпеть и превозмогать – поверь мне, это его конек. Ты сможешь это использовать на арене, но для начала тебе нужно заставить его сотрудничать, так вот – силовыми методами ты не добьешься ничего. Вряд ли у тебя в арсенале припасено еще что-то, чего не испробовала Кейт. Советую: действуй не силой, а лаской, мудрый ланиста, попробуй понять его, покажи, что вы с ним заодно, привяжи его к себе эмоционально, если хочешь, чтобы он за тебя дрался.
Стайлз переплел пальцы.
- О. Я ждал чего-то такого. Засунь голову в пасть ко льву вместе с ним, Стайлз! А, знаешь что? Подружиться с гладиатором – интересная тактика, нестандартная – так точно. А я люблю нестандартные решения. Но учти – если у меня не получится, ты слышал предупреждение отца. И поверь мне, лучше бы у нас – он выделил голосом это «нас», - все получилось.
Питер склонил голову и развел руками:
- Мой хозяин так убедителен, что я не могу спорить!
А затем добавил, как-то разом оказываясь очень близко:
- Ты ведь умный мальчик, Стайлз. Очень умный. Так вот; история не терпит сослагательного наклонения, но все же – как думаешь, если бы мы, а не вы, были доминирующей расой, ты бы хотел себе укус, умный мальчик Стайлз?
Стайлз застыл на секунду, а затем медленно поднял ладонь и отодвинул Питера от себя за плечо. Тот не стал сопротивляться. Только тогда Стайлз помотал головой.
- В вашей силе – ваша же слабость. Тысячи лет эволюции доказали – люди приспособляются куда лучше.
Питер кивнул:
- Как плесень.
И Стайлз ухмыльнулся в ответ, впервые за день чувствуя, как отпускает напряжение.
- Да. Как плесень.







Дерек лежал в своей комнате, бездумно глядя в потолок.
У него не получилось.
Этот мальчишка – Стайлз – помешал тому альфе закончить начатое, когда Дерек уже сумел справиться со своим волком внутри, когда уже был готов отправиться вслед за родными и близкими, когда собирался послать к черту всех этих ланист с их Играми, и подпольщиков, и охотников – всех.
Но бой был остановлен, и голос, потребовавший прекратить, до сих пор звенел у Дерека в ушах раз за разом.
На самом деле, только этот голос и был.
Больше Дерек не испытывал ничего – опять, словно бы он все же умер на той арене, и теперь был пуст внутри, как выеденное яйцо, как глазница трупа, из которой вороны давно уже выклевали содержимое.
Ему казалось, что теперь физическая смерть – это лишь вопрос времени. Пускай не в этот раз, пускай даже не в следующий. Но она была неотвратима, как неотвратимо приходили на небо каждую ночь звезды, зовущие его, пускай Дерек их и не видел.
Дерек погрузился в себя настолько, что не услышал, как с еле слышимым шумом отъезжает в сторону дверь на сервоприводах.
Голос, который он услышал через мгновение, вывел его из состояния транса столь же эффективно, с которой среднестатистического человека будит ведро воды, перевернутое над головой.
- Привет, племянник, - сказал этот голос.
Дерек мгновенно вскочил на ноги, напряженный, готовый напасть – тело быстро забыло решение хозяина об отсроченной смерти.
- Ну что же ты? Разве так у нас обычно встречали родственников, с которыми уже было распрощались навсегда? Или ты забыл о моем существовании, Дерек, решив, что ты один не погиб от рук охотников?
Дерек, взяв себя в руки, покачал головой – а потом заставил себя улыбнуться еле заметно и крепко сжал дядю в объятиях. Судьбы их были безрадостны, но едины – и это не могло не приносить облегчение.
- Как живется в лудусе, Дерек? – проницательно спросил Питер. – Уже были бои?
Дерек неопределенно покачал головой.
- Один.
- И?
Дерек отвернулся, пытаясь сбежать от внимательного взгляда Питера, а потом свел брови на переносице и пожал плечами:
- Никак. Я не собираюсь драться на потеху. И ручной шавкой тоже не стану.
- Ах, вот как, - обманчиво мягким голосом заговорил Питер, и, судя по звуку, приближаясь, - не станешь, значит. Гордый волчонок, скалящий зубки. Что же, все понятно. Только позволь заметить одно, Дерек…
Он схватил его за плечо, и его голос взвился, заполняя все пространство комнаты, вышибая разом уныние и отрешенность:
- Не вся твоя семья погибла в пожаре, тупица! И если ты героически сдохнешь, как собрался – ты добавишь к этому числу не один труп, а три!
И Дерек вздрогнул, парализованный ужасной мыслью.
Лора.
- О, кажется, мой драгоценный племянник медленно возвращается в мир живых? – ехидно заметил Питер. – Вспомнил о своей сестре, которая сейчас именно что дерется на потеху, как ты это мило охарактеризовал, где-то в Трансатлантике? Вот так дела! Как же ты собирался ей помочь, отправившись к предкам, м, Дерек? Осветить ее путь, став еще одной звездой в созвездии?
- А что предлагаешь ты? Арендовать у Кейт яхту и заскочить за Лорой по дороге в Диснейленд? – огрызнулся Дерек в ответ.
- Нет, племянник. – Питер снова приблизился и, приложив палец к его лбу, горячо зашептал. – Я предлагаю думать, размышлять, быть хитрым и изворотливым, показать нашему ланисте свою лояльность – и тогда, думаю, он не откажется поискать твою сестру, если затраченные на поиск деньги ты пообещаешь вернуть ему сторицей, отбив их на арене. И – Дерек? Ты не можешь быть сейчас слабым.





Следующее утро застало Стайлза в его новом кабинете.
Он почти не спал сегодня, размышляя над тактикой поведения с Дереком – вчера Питер отлично постарался, подготовив почву для сотрудничества, и прислал подробнейший отчет, полный обтекаемых формулировок настолько, что Стайлз волей-неволей почувствовал покалывание на кончиках пальцев, - но теперь Стайлзу нельзя было расслабляться и быть излишне мягким – Дерек должен сам захотеть драться под именем дома Стилински, чтобы вернуть сестру, а слабину и мягкость он заметит, Стайлз был уверен, и тогда не станет выкладываться на полную катушку, чтобы заслужить то, что само плывет ему в руки.
Сегодня ему нужно было прийти к Дереку и быть настолько убедительным, чтобы заключить с ним самую выгодную сделку из всех возможных. А это требовало максимальной убедительности.
Стайлз собрался с духом, вызвал дрона, который ввел ему в вену микроскопически тонкую иглу, по которой потекла стимулирующая сыворотка, и вышел из кабинета, чувствуя себя заметно посвежевшим.
В пути до комнаты Дерека он еще раз прокрутил предполагаемый диалог, подумав мимолетом, что предусмотрел все варианты из тех, которые вообще можно было предусмотреть. Впрочем, практика подсказывала ему, что вариантом, который сработает в реальности, оказывался как раз-таки непредусмотренный, и в таких случаях его спасали только его врожденные способности к импровизации.
На двери в комнату не было никаких сканеров сетчатки, кодовых замков или любых других похожих устройств – в моде была естественность и приближенность к античности, поэтому владельцы богатых домов, обманчиво-простых в убранстве с виду, нашли другое решение проблемы контроля за внутренними помещениями.
- Timeo Danаos et dona ferentes, - мягко произнес Стайлз, с безошибочной точностью прикладывая пальцы к мельчайшим щербинкам на ручке и чувствуя, как в палец впивается тончайшая игла, забирающая материал для экспресс-анализа.
Разумеется, голосовой сканер реагировал вовсе не на слова, которые произносил Стайлз – это было слишком примитивно. Отпечаток пальца плюс материал ДНК и анализ голоса делали взлом практически невозможным.
Дверь отъехала в сторону, и Стайлз вошел внутрь.
Дерек спал. Он лежал на животе, скинув с себя выданный комбинезон, пропитавшийся – Стайлз был уверен – потом, и откинув тонкое одеяло, от чего оголилась его спина с вытатуированным знаком посередине, который Стайлз никогда прежде до этого не видел.
- Дерек, - позвал он еле слышно, уверенный, что этого хватит, чтобы Дерек проснулся. Так и вышло.
Тот моментально вскочил, разворачиваясь в прыжке, словно выворачивающийся из креплений винт, и Стайлз невольно оценил его физическую подготовку – так могла бы распрямляться сжатая пружина.
- Привет.
Дерек в ответ на приветствие лишь хмуро и настороженно кивнул.
Стайлз осторожно перехватил его взгляд, зная, что в любой момент может спугнуть оборотня.
- Что это за знак у тебя на спине? – полюбопытствовал он, не удержавшись.
Дерек помолчал, а потом чуть расслабил мышцы и ответил, первый раз реагируя на обращение Стайлза:
- Он называется трискелион.
- Да уж, многословностью ты не отличаешься, - вздохнул Стайлз, на что Дерек ответил неожиданно – ухмыльнувшись в точности почти как Питер.
- Трискелион – символ, который означает бег времени, рассвет, восход и закат солнца. В сущности, это символ движения жизни, ее нескончаемого круга. – Он пожал плечами. – Забавно.
- М?
- Пожалуй, только по кругу мне бежать и остается.
И Дерек опять сверкнул своими зубами, слишком крепкими и крупными для обычного человека.
Стайлз пожал плечами:
- Это зависит от точки отсчета. Смотри: если смотреть на это в плоскости, то мы увидим круг. Но если мы поменяем систему координат, рассмотрим трехмерное пространство – круг разомкнется и станет спиралью, по которой, - он покрутил пальцем в воздухе, - возможно восхождение.
Дерек хмыкнул и, кажется, хотел что-то ответить, но промолчал.
- Да, Дерек, я знаю, тебе сложно менять систему координат, находясь в неволе, - Стайлз посерьезнел, - но у тебя есть только один выход, если ты действительно хочешь ее поменять. И только поменяв ее, ты сможешь спасти свою сестру – да, не удивляйся, я знаю о ней. Только. Один. Выход. Дерек.
- Какой? – почти прорычал свой вопрос Дерек.
Стайлз отошел к стене, на которой висело голографическое панно с пасторальным сюжетом, постоял пару секунд, изучая рисунок: молодая пастушка неслась по полю, и непонятно было, то ли ее сердце наполняется радостью от теплого дня, то ли она в ужасе прячет лицо от художника, изо всех сил спасаясь от волков, напавших на стадо. Затем он повернулся обратно и спросил, казалось, скучающим тоном, будто собираясь преподать урок новейшей истории:
- Что ты знаешь о системе правления Нового Рима, Дерек?
Дерек пожал плечами:
- Немногое.
- И все же?
- Цезарь, - выплюнул он, - является верховным правителем, но лишь формально. Кучка жирных знатных ублюдков-сенаторов - руководит Новым Римом по-настоящему.
Стайлз кивнул. Все было почти так.
Цезарат действительно переживал не лучшие для себя времена.
Корпорации, половина из которых имела своих представителей в Сенате, а половина не утруждала себя такими формальностями, подмяли власть под себя давно и крепко, позволяя цезарю быть божественной фигурой, символом – и условным мальчиком для битья. Они точно знали: символ – это всегда еще и мишень.
Но сейчас речь шла не об этом.
- Да, ты прав, цезарь зачастую является лишь формальным правителем, но – поверь мне – в народе его фигуру видят куда более значимой, чем думаешь ты, и он до сих пор обладает некоторыми привилегиями, которых не имеет Сенат, – такой вот забавный яркий паучок в банке, который может ужалить, если попробуешь тронуть, а не продолжишь наслаждаться его красотой и безобидностью издалека. – Стайлз кивнул сам себе, - А еще у него есть одно забавное полномочие, непосредственно относящееся к нашему с тобой делу. Догадываешься, какое?
Дерек раздраженно поджал губы, прищурил глаза и коротко мотнул головой. Болтовня Стайлза явно его раздражала.
- Рудис.
Дерек вскинул брови в наигранном изумлении, и Стайлз подумал, что он перегибает палку.
- Рудис – это деревянный меч, - объяснил он. – Его цезарь может подарить достойно проявившему себя гладиатору, и такой меч будет являться залогом свободы. Свободы, понимаешь?! Но, конечно, ничто не дается просто так. Ты должен будешь поразить цезаря, если хочешь получить рудис. И, поверь мне, ты не сможешь сделать этого, отказываясь сражаться, как вчера.
Взглядом Стайлз удерживал взгляд Дерека, произнося последние слова медленно и веско. От исхода этого зрительного поединка зависело сейчас больше, чем от исхода вчерашнего тренировочного боя на арене – Стайлз предлагал Дереку очень сладкий пряник, а крепкий кнут у того был и так – об этом позаботился вчера Питер, очень ясно давший понять, что невозможность спасти Лору и собственная никчемность для Дерека окажутся хуже ада. И если Дерек заглотит наживку, согласится принять этот пряник – Стайлз сможет быть уверен: он не денется никуда. Все будет так, как хочет он, и такой волк, как Дерек, получивший такую мотивацию, навсегда прославит имя их лудуса в веках.
- Итак, - Стайлз устал ждать, - ты согласен бороться и побеждать, чтобы оказаться на самой лучшей чертовой арене в этом чертовом городе и выгрызть при необходимости у цезаря зубами проклятую деревяшку, обрести свободу, спасти сестру, согласен?!
И тут Дерек словно расслабился полностью. Из его позы ушло напряжение, плечи распрямились, а руки, сложенные на груди, опустились свободно. Он глубже задышал; прикрыл глаза, словно наслаждаясь моментом, а затем сказал, очень низким и сладким шепотом, от которого у Стайлза по коже побежали мурашки:
- Ну конечно, хозяин. Конечно, я согласен. Согласен приносить тебе победы в зубах, согласен идти на все, что придумает твой изощренный разум, согласен выполнять твои требования и славить твой лудус. Только одно условие, - тут он приоткрыл глаза на секунду и усмехнулся такой дикой голодной оскаленной усмешкой, что Стайлзу сделалось не по себе, но продолжил столь же мягко и едва слышно, - не думай, пожалуйста, мой досточтимый хозяин, не думай никогда, что твой верный раб не понимает, что нужен тебе не меньше, чем ты ему. И теперь скажи, пожалуйста, мой хозяин – согласен ли ты лезть вон из кожи, чтобы достать для меня лучшие бои, лучшее снаряжение и лучшие лекарства при необходимости. Согласен ли ты день и ночь, страдая от недосыпа, выискивать у подпольщиков и перекупщиков мою сестру, чтобы мотивировать меня на драки и победы, согласен ли ты танцевать вокруг своего строптивого волчонка, который может перевернуть историю твоего лудуса и всех Игр в этом, - усмешка, - чертовом городе?
И Стайлз, чувствуя, как пересохло в горле, сказал отчего-то хрипло:
- Согласен.
И Дерек первый раз за черт знает какое время засмеялся – тихо, почти истерично подскуливая.
А затем ответил:
- Что же, Стайлз, мы сработаемся.





Неделю после Дерек провел в тренировочных боях с гладиаторами отца Стайлза. Их было не так уж и много – восемь, если не считать его самого и Питера, который тренировался вместе с ними, хотя, по уверениям ланисты, не должен был выставляться на бои. Они почти не общались между собой; Дерек узнал только, что того альфу, который чуть не убил его в первый день, звали Скотт, и что в целом они все если и не довольны, то не удручены своим положением. Пообщаться практически не выходило из-за высокой напряженности тренировок, во время которых все человеческое уходило на задний план, и проявлялось лишь животное, свирепое, первобытное.
Физическое, как и тогда, на яхте, брало верх над эмоциями, и Дерек, упахивающийся до такой степени, что душ с антисептиком не вызывал никаких эмоций, кроме безразличия, практически не думал ни о сестре, ни о договоре со Стайлзом, только несся куда-то на волнах бешеного темпа жизни, каждый день следуя одному и тому же распорядку.
Но сегодняшний, восьмой день должен был стать особенным.
Сегодня был день его Испытания.
Сегодня он должен был стать настоящим гладиатором лудуса Стилински – и получить клеймо их дома.
Клеймо ставили так же, как и тысячи лет назад – раскаленным металлом по обнаженной плоти, но за века к этому способу прибавился новый смысл. Огонь и запах паленой шкуры – то, что пугало волков сильнее всего, - было практически непереносимым и для оборотней. И если гладиатор сможет сдержать внутреннего волка, удержаться от обращения и нападения на хозяина – значит, он по-настоящему обучился покорности. Первому, что требуется от хорошего гладиатора.
И, стоя перед привычным уже входом в Зону Испытаний, Дерек не чувствовал ничего, кроме молчаливой готовности пойти на все, чтобы достичь собственной цели. Если же это предполагало покорность – будет им покорность.
В конце концов, волка внутри Дерек умел контролировать с детства.

.

Продолжение в комментариях!