Название: Не время умирать молодым.
Артер: hatter.mad and glad u came
Автор: Bee4
Бета: Yascheritsa, Корнейчук
Персонажи: Стайлз Стилински, Дерек Хейл, Скотт МакКолл, Клаудия Стилински, Питер Хейл, Кора Хейл, Меллиса МакКолл, Вернон Бойд/Эрика Райес, Кали, Крис Арджент, ОМП.
Рейтинг: PG–13
Жанр: преслэш, драма, экшн, элементы детектива
Размер: ~ 19 800 слов
Саммари: Иногда в старых дневниках хранятся тайны, способные навсегда изменить твою жизнь.
Предупреждения: Обсценная лексика. Допущены некоторые сознательные искажения географии и социального статуса района Нью–Йорка Alphabeth city. Впрочем, когда–то он тоже был неблагополучным, как и его двойник из этой истории.
Благодарю hatter.mad and glad u came за чудесную вдохновляющую заявку и не менее чудесное оформление, Yascheritsa, Корнейчук - за вычитку и поддержку, когда она была так нужна, Anatolia и _allegator - за то. что в меня верили) Народ. я вас люблю
текст заявкиДействие происходит не в Бикон–Хиллз, а в не самом благополучном районе Нью–Йорка. Шериф погиб в перестрелке, когда Стайлз был ребенком, мать много болеет и не занимается сыном. Стайлз вырос на улице. В его квартале решает обосноваться Дерек и компания. Наличие/отсутствие оборотней – на усмотрение автора. Артер любит бытовуху, но будет не против экшена. Не дес фик, не evil!стайлз, без графической жестокости, желателен ХЭ для стерека., арт, текст doc
Авеню Эй — все о’кей,
авеню Би — себя береги,
авеню Си — святых выноси,
авеню Ди — в гроб клади
Ньюйоркцы об Алфавитном городе
авеню Би — себя береги,
авеню Си — святых выноси,
авеню Ди — в гроб клади
Ньюйоркцы об Алфавитном городе
1
Кейт Арджент убили в ночь со среды на четверг.
Новость просочилась в школу перед первым уроком неясными слухами, которые передавали друг другу, хмуря брови и следом добавляя что-то типа: «Да, ладно?!».
– Да ладно! – сказал и Сталйз Стилински, забыв затянуться, когда Мэтт Дэлер, зябко кутающийся в куртку, сообщил им, что видел желтые ленты ограждения , копов у дома на восьмой улице, и слышал, что упоминали про дочь хозяина. – Не может быть.
Дэлер сказал, что может, стянул с шеи неизменный фотоагрегат, продемонстрировал кадры с полицейскими машинами, стрельнул сигарету и отвалил в серые утренн ие сумерки.
Какое-то время они молчали. Ну, может быть, целую минуту. Стайлз пытался объять мыслью масштаб события и вероятные последствия, а потом затушил окурок о перила лестницы, и, закинув на плечо рюкзак, нетерпеливо затоптался, готовый, едва получит ответ, нестись что есть мочи.
– Ты со мной?
– Да ну, кончай, бро, – нерешительно возразил Скотт Макколл, однако поднимая со скамьи свою сумку. Он уже знал, что обречен, но все еще пытался сопротивляться. – Химия первая. Харрис нас уроет.
– В жопу Харриса, – Стайлз уже тянул его за рукав, уводя от скучных школьных будней туда, где их ждали приключения и преступление века. И как это Скотт не понимал, что просто невозможно не быть там? – Если кто-то замочил эту бесноватую суку, мы должны это видеть! Ты что собираешься рассказывать детям, чувак? Закон Авокадо, блядь? Не тормози.
По итогу, Стайлз почти всегда оказывался прав, и потом было интересно, хотя иногда и страшно, как во время перестрелки в Томпсон-парке. Иногда и вовсе хотелось блевать, как тогда, когда они смотрели, как вырезают автогеном трупы из скомканного в пьяной аварии «Порше». А закон назывался на самом деле Авогадро, и Стайлз просто прикалывался.
– Но потом вернемся, – благоразумно постановил Скотт скорее себе, чем Стайлзу, в глазах которого уже плескался азарт, помноженный на восторг и возведенный в кубическую степень нетерпения.
– Непременно, – почти искренне пообещал Стайлз, прежде чем взять низкий старт.
Они рванули по Хьюстон-стрит, потом свернули на Си авеню. Рюкзаки хлопали по спинам, Скотт дышал все шумнее и тяжелее, а Стайлзу казалось, что к его кедам приросли те самые крылья, как на сандалиях Гермеса, и он сейчас взлетит, презрев земную гравитацию, чтобы перенестись в нужное место, не теряя драгоценные минуты.
Две таблетки утром вместо одной делали невозможное. Они домчались до восьмой улицы, почти не вспотев. Только Скотт, пристроившись к уже внушительной толпе зевак, громко дернув липучки рюкзака, полез за ингалятором.
Было относительно тихо. Народ переговаривался в полголоса, только снующие копы время от времени отрывисто и громко общались между собой, ныряя и выныривая за полосы заграждения. Жаль, подумалось Стайлзу, что не ночь. Тогда бы полицейские мигалки бликующе отражались в стеклах, и это бы очень шло всеобщей атмосфере деловитой сосредоточенности. Пока Скотт жадно лечился, Стайлз успел протолкаться поглубже, отдавить кому–то ногу, получить злое шипение в спину и болезненный тычок в бок. Он тянул шею, пытаясь разглядеть что там и как, и уже пожалел, что сунулся в толпу вместо того, чтобы забраться на близлежащую пожарную лестницу и с высоты спокойно обозревать происходящее.
– Говорят, с мешка капало, когда ее выносили, – зашептал кто-то у Стайлза над ухом, и он притормозил послушать. – Выпотрошили, как свинью.
– Да ей глотку вырвали, – приглушенно и досадливо прилетело с другого бока. – Я слышала, как копы трепались.
– И выпустили кишки! И примотали ими к стулу. А потом глотку. Говорю тебе!
– Завалите ебальники, пока без языков не остались, – грубо оборвал чужой треп, обернувшийся перед Стайлзом ниггер. – Это дочь Хозяина. Уважение имейте, мудилы.
Под едва слышные ехидные комментарии про черный перчик и белую грядку, Стайлз протиснулся вперед, и тут толпа зашевелилась, смыкаясь полнее, зажимая его, как селедку в банке, и он понял, что там, у дома что-то происходит. Рванулся вперед, не обращая внимания на возмущенную ругань, и вывалился в первый ряд, едва не сбив заградительный столбик. Как раз вовремя.
Из дома вышел Хозяин.
В мире давно нет уважения к смерти. Только шакалье желание урвать первым, запечатлеть, утащить на растерзание публике и отхватить побольше лайков, просмотров, бабла. А здесь, в нижнем Ист -Сайде, чертовом Альфабэт-сити, уважения к смерти не знали вообще. И сейчас толпа молчала не потому, что чтила память погибшей наследницы Хозяина, а потому что боялась. Ненавидела, злорадствовала, но боялась. Стайлз, прижавшись спиной к кому–то в шуршащей «аляске», тоже боялся. И ликовал одновременно, чуя в морозном стылом воздухе ветер перемен. И злился, что не успел на вынос тела, чтобы увидеть все собственными глазами. И совсем чуть-чуть, но ему было жаль старого французского жида, потерявшего свою дочь, который теперь стоял напротив толпы, готовой с аппетитом позавтракать этой смертью и насладиться видом его вынужденной слабости.
Джерард Арджент молча слушал что-то говорившего шерифа. Потом так же молча отодвинул его в сторону и, закрыв дверь, спустился по ступеням.
Стайлзу показалось, что ему двинули под дых. Кровь ударила в голову, зашумела в ушах. Сердце завелось в пол-оборота. Ему стало жарко и перестало хватать воздуха.
Позже это будет сниться ему в навязчивых снах, раз за разом: черный провал подъезда и громкий хлопок закрывшейся двери. Он будет просыпаться липкий от пота, помнить спираль, криво нарисованную на треснувшем стекле, и знать, что темная, с потеками краска – не краска вовсе.
Это кровь.
– Стайлз?
Обычно он слышал ее: неуверенные шаги, кашель, но сейчас, поглощенный поисками, пропустил.
– Что ищешь? И мне кажется, или у тебя еще идет примерно…третий урок?
Он обернулся, стоя на коленях в ворохе вытащенных тетрадок, бумажек и старых альбомов того времени, когда он всерьез считал себя великим рисовальщиком комиксов. Мама стояла, прислонившись к дверному косяку, и улыбалась.
– Нас отпустили. Харрис опять заболел.
– Врешь же, – она подняла брови тем же скептическим движением, за которое, вместе с острым носом и большим ртом, его называли материнской копией.
– Вру, – легко согласился Стайлз, снова возвращаясь к перетряхиванию ящиков стола. Сколько, оказывается, накопилось ненужной ерунды, которой давно уже место в мусоропроводе. – Ты не видела такую старую толстую тетрадь с Мстителями на обложке?
– Я не роюсь в твоих вещах.
– Ну, мало ли, – Стайлз сел на пятки, разглядывая бумажный хаос вокруг себя. Заметил под старым фотоальбомом молот Тора, потянув, вытащил резиновую фигурку асгардского бога и продемонстрировал, поднимая руку. – Помнишь?
Молот качался из стороны в сторону, будто был на пружинке. Набор Мстителей Стайлз получил на Рождество лет в шесть, и все еще помнил, как визжал от восторга, бегая от отца к матери с заветной коробкой. От того, что забытые супергерои теперь пылились в столе, ему даже стало стыдно.
– Надо всех найти, – зачем-то сказал он, ставя Тора на стол. – И, блин, где эта чертова тетрадка?
– Что-то важное?
– Да, старый конспект. Ты точно не выбрасывала?
– Посмотри под кроватью. Там тоже коробки, – мама закашлялась, прижимая ладонь ко рту.
– Там комиксы.
– А между комиксами – старые конспекты.
– И кто это говорил, что не роется в моих вещах? – беззлобно пробурчал Стайлз , на коленях переползая ближе к кровати. Тетрадка с Мстителями была детским дневником. Одно время он не только рисовал корявые комиксы, но и любил записывать «наблюдения». Он их так и называл: «наблюдения», и это казалось чертовски крутым, как отчеты агента ФБР под прикрытием. То, что агент ФБР не описывает увиденные мультики и школьные проделки, Стайлза в восемь совершенно не волновало. Как и сейчас не разозлил тот факт, что мама к его детским философствованиям приобщилась давно и плотно. Можно даже было бы сейчас почитать ей вслух и вместе повеселиться.
Если бы не другая цель. Его уже не так колотило, как тогда, перед домом Арджент, или когда шел домой, наскоро распрощавшись с растерянным Скоттом. Но все-таки сейчас самым большим желанием было остаться в тишине, найти тетрадь и убедиться, что либо Стайлз Стилински – конченый псих с дырявой памятью, либо…
– Бэтмен, – в голосе мамы было что-то странно–заискивающее и опасливое. Он, отклячив зад, заглядывал под кровать и вопросительно замычал оттуда, пытаясь ухватить край коробки.
– А ты бы мог принести мне еще этих…таблеточек?
Он врезался затылком в перекладину, сдавленно ругнулся, потирая ушиб.
– Я ж в понедельник только принёс.
– Закончились, – сказала мама голосом невинной девочки. – Они так хорошо помогают. – И добавила, шутливо подмигнув. – Снабдишь маму дозой?
Она дурачилась. Она не имела ввиду ту самую дозу, она просто хотела новую порцию обезболивающего, но, учитывая, что уже вторую неделю приносил ей Стайлз на самом деле, шутка прозвучала чудовищно. Он очень надеялся, что ответная улыбка не вышла перекошенной.
– Йоу, ма! Имей совесть! – подыграл он, изображая на лице суровое осуждение. – Ты знаешь, почем нынче дурь на улицах?
Она засмеялась, подкашливая на выдохах, и отлепилась от двери.
– Пойду, сделаю нам вредного и вкусного. Хочешь Бэтбургер?
– А то! – Он тоже подмигнул, улыбаясь, и силой потер лицо, пряча в ладонях, едва она отправилась на кухню. Выдохнул, жмурясь, поелозил руками по стриженой голове, а потом замер. Когда-нибудь гореть ему в аду. Вот там можно будет и наораться всласть. Можно будет рыдать в голос, слать старину-Бога на хуй, проклинать сатану, и больше не сдерживаться. Но это будет потом. А пока ему стоило разыскать этот гребанный дневник.
Стайлз посидел еще какое-то время, переводя дыхание, а потом снова полез под кровать.
Старый Йоганн Брюль был совсем чокнутый, но тогда, в детстве, Стайлзу нравилось с ним болтать. Брюль жил в картонных коробках на заброшенной баскетбольной площадке у ТЭЦ: под площадкой проходили трубы, всегда было тепло, и даже зимой редкими клочками зеленела трава, а милостыню таскался клянчить на Верхний Манхеттен. И от него почему-то не так воняло, как от остальных бомжей, которых в районе водилось великое множество.
Брюль говорил, что его укусил оборотень. Рассказывал на полном серьезе, демонстрируя на морщинистом тощем животе внушительный шрам, и добавлял с сожалением, что вот же незадача, превратиться самому–то и не получилось, не та луна была, или не тот кусачий зверь, но зато теперь к нему не цепляются хвори, и он все чует и слышит, как тот бродячий пес. Еще Брюль любил рассказывать, как воевал во Вьетнаме, а потом служил в частном сыске, но эту часть его историй Стайлз не очень любил. Во–первых, редко кто из бомжей не козырял военным прошлым, мнимым или настоящим, сам черт не разберет, во–вторых, папа у Стайлза был полицейским, и баек из участка хватало с лихвой. А вот про оборотней – это было здорово. Стайлз даже всерьез собирался нарисовать про них комикс, чтобы на много томов, с непременно крутым главным героем и его таким же крутым другом, вроде Бэтменского Робина. К тому же такого, что рассказывал Брюль, ни в одном фильме или книжном ужастике Стайлз еще не встречал. Комикс обещал быть уникальным и, несомненно, супер успешным.
– Почему, думаешь, наша дыра – Альфабэт? Потому что улицы по буковкам алфавита назвали? Да черта с два! Потому что они тут всем и заведовали когда–то. В их же стаях как? А они стаями себя называют, чтоб ты знал. В стае главный – альфа. Типа вожака. У него вся сила. Хочешь в альфы – рви глотку другому альфе. Понял, как? У людей оно так же, только глаза не светятся. А у альфы они краснющие, что тебе кровь. Бэты – это вроде свиты. Послабже, власти у них особой нет, но чем у альфы больше бэт, тем и сила его круче, и стая сильнее. И главное, что? Они же на вид точно, как мы с тобой. Клыки и когти лезут, только если они сами захотят или контроль потеряют, а так парень – парнем, девка – девкой. Вот так я и влип.
Про свою Кали Брюль мог говорить долго и смачно, мечтательно щуря глаза, мусоля одну сигарету за другой. Про любовь Стайлзу было не интересно, он краснел от особенно красочных описаний, и просил не отвлекаться. А потом как-то спросил, а можно ли познакомиться с кем–то из оборотней? Если стая, то и восьмилетки у них тоже имеются. Если Йоган так хорошо с ними знаком, так пусть и познакомит, это, черт возьми, так здорово! На что Брюль помрачнел и процедил, что нет уже никого. Вырезали весь род подчистую. Лет восемь назад.
– Ардженты последних перебили. Как пришли в наш район, так перебили. Всю стаю, до последнего младенчика.
– Они же сильные, – разочарованно и огорченно возразил ему Стайлз, категорически не согласный с таким поворотом событий. – Как это их перебили?
Все супергерои всегда побеждали. А тут…весь род подчистую.
– Сильных тоже можно убить, пацан. Если знать, как, – сказал Брюль, а Стайлз впервые заподозрил, что старый черт просто врет. И не видел никаких оборотней на самом деле. Или они ему с пьяных глаз приглючились. Короче говоря, тогда Стайлз обиделся, перестал таскаться на старую площадку, а потом, когда как-то заглянул, Брюля там уже не было.
Сейчас, листая исписанную тетрадь, Стайлз вспоминал, как восторженно слушал все эти байки, и как верил, совершенно серьезно верил, что где-то рядом, на самом деле есть они: таинственные, могущественные, совершенно удивительные нелюди. Хотя, что странного? Он был слишком умным для своих лет и своего района малолеткой, помешанном на всякой героической фигне. Как часто бывает, яркое и детское забылось, отступило в глубину памяти, и что-то еще Стайлз помнил, а что-то только плавало смутными образами в голове, не желая проясняться. Слова Брюля, что когда-нибудь звери вернутся и отмстят за себя и за его Кали, казались реальными. Вроде старик говорил что-то подобное, а упоминал ли он фамилию той семьи, что погибла последней, Стайлз вспомнить не мог.
Он перелистнул еще одну страницу и, молча длинно выдохнул.
Старательно нарисованная красным маркером спираль была подписана с восторженным пафосом: «Это знак МЕСТИ!!!». Чуть ниже, уже обычной ручкой стояло указание: «посмотреть про спираль. Что значит и вообще!». А еще чуть ниже был нарисован еще один символ с подписью: «Метка стаи!» Эта закорючка на вид казалась знакомой. Разглядывая ее, Стайлз усмехнулся, потому что совет восьмилетнего себя был как нельзя кстати. Он даже не помнил, пользовался ли в то время Вики или собирался читать про спираль и все остальное в библиотеке, но сейчас точно следовало погуглить. И символы, и вообще.
«Оборотни не болеют! А если выбить оборотню зуб – он тут же вырастет обратно! Я бы хотел быть оборотнем, тогда бы не пришлось ходить к зубникам. Ненавижу зубников!!!»
«Однажды Й. подарил Кали серебряное кольцо, но она его выкинула, потому что оборотни взаправду боятся серебра. В кино не врут! »
«На оборотней охотятся охотники. Они воюют много веков, но никто еще не победил. Я даже не знаю, кем бы хотел стать больше. Может быть, подумаю, и сделаю своего главного супергероя охотником! Ну, это еще не точно!».
Весь этот пересказ трёпа старого алкаша смотрелся пусть и наивно, но достаточно слажено. Месиво из общепринятых фишек про оборотней, особенностей волков, подсмотренных в «Планете животных», кровной мести и вековой вражды в духе рыцарства тянули на классную историю. Историю, слишком похожую на завуалированный пересказ разборок за район. Может, Брюль рассказывал ему то, что не мог рассказать никому, а очень хотелось? И так борьба за власть в районе превратилась в страшную сказку? Или оборотни не выдумки?
Стайлз хмыкнул. Да, неплохо, если было бы так. Тогда бы он нашел себе карманного звереныша, заставил искусать себя и маму в ближайшее полнолуние, и прощайте, рак и нищета. Привет, здоровье и счастливая жизнь супергероя. Но, к сожалению, в этом мире все сказки давно уже закончились. Понтовая кровавая спираль предрекала не явление новой расы, а наступление в районе локального Апокалипсиса. И у Стайлза крепло ощущение, что он уже успел во все это каким–то непостижимым образом вляпаться.
Записанные девять лет назад «наблюдения» стоило изучить повнимательнее, раз уж они внезапно приобрели пугающую достоверность. Стайлз перелистал к началу истории Брюля и погрузился в чтение. По ходу, это было даже мило
Только какого же черта он в детстве так любил восклицательные знаки?
Полицейская машина стояла у цветочного магазина. Стайлз прогулочным шагом прошелся мимо, огляделся, и, вернувшись, ловко нырнул на переднее сидение.
– Брысь, – сказал Гомес, не глядя на него.
– Вот еще, – возмутился Стайлз и сунул ему под нос вкусно пахнущий пакет, начинавший промокать маслянистым. – Пончик?
– Когда-нибудь я тебя все-таки выпорю.
– А я скажу, что ты меня лапал, и ты вылетишь за год до пенсии.
– Сучонок, – беззлобно констатировал Гомес, но пончик взял. Стайлз тоже залез в пакет, выудил себе еще горячее, укутанное в шоколадную глазурь, великолепие.
– А за что хоть на этот раз гипотетическая порка?
– Кто покупал на той неделе дурь у Бойда?
– Черт! Шагу не ступишь без контроля. Куда катится эта страна?
– Если ты подсел…
– Я не себе.
Они помолчали, сосредоточенно жуя, потом Гомес негромко спросил, уже не отыгрывая сурового отчима:
– Как мать?
– Ну, – Стайлз посмотрел в окно, облизал с пальцев шоколад. – Как-то так.
Прозвучало паршиво, хоть он и не хотел жаловаться. От этого, Стайлз слегка рассердился, засопел, давя в себе неуместный порыв уткнуться мордой в крепкое плечо бывшего отцовского напарника и пореветь. Гомес благоразумно пережидал момент его слабости, меланхолично дожевывая свой пончик. Потом взял себе еще, и, зажав зубами, завозился, забираясь в карман. Вытащил купюру и молча, сунул Стайлзу. Тот, так же молча, взял, не став ломаться, спрятал, и какое-то время они просто сидели и ели. Потом Стайлз стряхнул на пол с колен крошки и оживился:
– Как там дело убиенной сучки Арджент? Подозреваю, все на ушах, еще и федералов пригнали?
– Лучше бы ты про учебу думал, – недовольно покосился на него Гомес, снова включая свой режим «позаботься о Стайлзе». Это была их старая игра, или не совсем игра, но так или иначе, все их встречи начинались и заканчивались душеспасительными беседами, словно своих пятерых отпрысков Гомесу было мало.
– Да ладно тебе. Я думаю. Обещал же, что буду в тройке лучших аттестатов.
– А ты будешь?
– И не сомневайся, – Стайлз скомкал пакет, сунул под сидение, и сполз, удобно устраиваясь затылком на подголовнике. – Потом заберу. Так что насчет дела? Шороху, конечно, навели. Район в опасности?
– А нет дела, – вдруг сказал Гомес каким–то непонятным тоном. Стайлз даже опешил.
– Как это нет?
– Просто. Нет. Дело закрыто за отсутствием состава преступления.
– Это как же?! Это убийство первой степени! Вы чего там, все у Джерарда на подкорме ходите? Эй! – Стайлз потер щеку, по которой получил предупреждающий шлепок и обижено пробурчал: – Детей бить противозаконно.
– Как по злачным местам шастать, так ты не ребенок, – резонно возразил Гомес. – А как гадости языком молоть, так сразу малолетка. Джерард не писал заяву. Официально причина смерти: нападение неизвестного животного. А неофициально, сучка любила поиграть по-жесткому, и видно, добаловалась.
Стайлз все еще потирая щеку, задумчиво прищурился. Внутри все поджалось в ожидании, и снова затарахтело сердце.
– Поясни.
– А не мал ты еще, для пояснений? – Гомес насмешливо оглядел его, но эта насмешка была не пренебрежительная, а так, подстебнуть, поэтому Стайлз просто ждал продолжения.
– Что такое «нимфоманка» знаешь?
– Гомес, ну ради Бога! Мне ж почти восемнадцать, а не пять! Да все в курсе, что крошка Кейт любила поебаться без соплей и розовой радуги. Так что там про животное? В толпе несли про вырванную глотку и кишки вокруг стула. Гонево или… – Стайлз внимательно оглядел лицо Гомеса, – …правда?
– Восторг в твоем голосе меня пугает, – искренне признался Гомес. Он давно знал про тягу Стайлза к криминальному, внешне осуждал, но как-то проболтался, что «из тебя выйдет отличный федерал. Башка варит, как надо» и порой был совершенно не против обсудить то, или иное дело, на которые их район был достаточно щедр. Доверие Стайлз оправдывал, держа все при себе и не разбалтывая даже Скотту.
– Не было никакого стула. Ее в спальне нашли, в кровати. В животе – дыра с бейсбольный мяч, кишки – наружу, глотка вырвана.
– Перерезана?
– Вырвана. Зубами. Наши слепки отправили, пока ждут ответ, но Оганян говорит, что похоже на крупного пса или волка.
– Волка? – переспросил Стайлз, вмиг превращаясь в трясущееся желе: ноги стали ватными, жарко оборвалось в животе, и пальцы задрожали так, что пришлось сжать их в кулак. Этого не могло быть! Просто не могло быть, потому что…не могло.
– Ну, кто его знает? Оганян не спец по собакам. Но говорит, что, – Гомес покосился на Стайлза, а потом все-таки закончил: – скорее всего она развлекалась с каким–то кобелем. Нашли ошейник с цепью и следы шерсти. Такие вот дела.
– А пса нашли?
– Не нашли. Убежал, наверное, – Гомес посмотрел, как Стайлз скептически кривится, и кивнул, соглашаясь. – Да, мутное это дело. И воняет. Арджентов можно понять. Девке светили миллионы, а она с собаками сношалась. Позорище.
– Да уж, – слабо согласился Стайлз, пялясь перед собой.
– Альварес, прием, – после потрескивания, позвали по рации женским голосом. – Шугани девок на углу Би и седьмой. Как понял?
– На углу Би и седьмой девки уже год не стоят , – шепотом подсказал Стайлз.
– Знаю. Это Миша, – таким же, почти беззвучным шепотом отозвался Гомез и, прежде чем отключить, пообещал рации: «Еду». – У нее дочка болеет, бегала кормить и давала лекарства. Сам понимаешь.
Миша была третьим после отца напарником Гомеса, с которым он все-таки сработался.
– Конспираторы, – только закатил глаза Стайлз, несмотря на нервное возбуждение, развеселившись. И тут вспомнил, что еще хотел спросить.
– А как же спираль?
– Какая спираль, Стайлз? – отмахнулся Гомез. – Выметайся. Клаудии – привет, и передай, что мы как-нибудь зайдем.
Он обещал это каждый раз, но так и не заходил, кроме разве что Рождества и дня рождения Стайлза. Они оба знали, что это дежурные фразы, и оба реагировали соответственно.
– Передам, – Стайлз вытащил припрятанный пакет и открыл дверь.
– Малыш.
Это был контрольный в голову.
Стайлз обернулся. Гомес смотрел серьезно, чуть исподлобья.
– Не лезь в это. Хорошо?
Стайлз выдержал его кареглазый хмурый взгляд и щедро улыбнулся:
– Тебе тоже не болеть.
Уже, когда машина скрылась за поворотом, он вдруг с досадой понял, что со всеми этими откровениями про волков и закрытые дела, так и не расспросил Гомеса про семью Хейлов.
Что ту семью, которую вырезали Ардженты, звали Хейлы, Стайлз обнаружил-таки в своем дневнике. Там была даже фамилия Кали. Тэррелл. Кали Тэррелл, медсестра реанимационного отделения муниципальной больницы, той, где работала и мать Скотта.
«Кали – медсестра! Наверное, Мелисса ее знает! Надо спросить!!!»
Спросил ли он Мелиссу Макколл о таинственной Кали, названной в честь индийской богини смерти, Стайлз не помнил, но судя по тому, что в памяти ничего не отложилось, скорее всего, до этого дело не дошло. В детстве цели и желания меняются с такой частотой, что записывай, не записывай – все равно не поможет.
Он сидел на бетонном парапете, и, покачивая ногой, курил уже третью по счету. Во рту было противно, но сидеть просто так не было сил. Курево помогало сосредоточиться. Внизу играли в стритбол. И у одного из черных парней была офигенная подача.
Мандраж, в который Стайлз ухнул, сразу после слов Гомеса про волка поутих, возвращая его в привычную реальность, где не было оборотней и нарисованных кровью узоров. Была какая-то злая ирония в том, что мир, где телки трахались с собаками, считался реальностью, а то, где водились бы зубастые перевертыши – сказкой, и это было в порядке вещей, и даже в его голове, падкой на безумные идеи и полной веры в тайные заговоры, такой расклад казался совершенно нормальным. Наверное, кто–то, расскажи он в школе про пикантные подробности смерти Арджент, сладко вздрочнул бы, представляя, как высокую, сильную, как хищная кошка Кейт кроет псина. А Стайлзу хотелось от этого мира вылечиться, как от паршивой заразы. Хотя, чего таить греха? Он на такое, наверно, тоже бы подрочил. Только кто сказал, что он и сам не болен?
В кармане зазвонил телефон. Стайлз вытащил его, поглядел на экран и принял вызов.
– Ты вообще в школу придешь? – не размениваясь на приветствия, спросил Скотт, а это означало, что он недоволен.
– А надо? – лениво поинтересовался Стайлз, щелчком отправляя окурок вниз. – Что там у тебя с математикой?
– «Би». Ты где?
– Уважуха, – впечатлено выгнул губы Стайлз, машинально полез за пачкой, но вовремя остановился, и только хлопнул по карману. – Около дома тусуюсь. Подтягивайся. И колы купи.
– У меня еще биология, – Скотт сделал многозначительную паузу. – То есть, у нас.
Стайлз улыбнулся. От наивной заботы Скотта, от его вечных попыток вразумить было чаще приятно и забавно, а иногда бесило. Сейчас был первый случай. Стайлзу внезапно очень захотелось, чтобы Скотт оказался рядом. Чтобы соприкасаясь плечами, посидеть, посасывая колу, трепясь о всякой ерунде, а потом завалиться в уютную квартирку МакКоллов и порезаться в приставку.
– Считай, я сегодня забил. Мне пока биологии и тут хватает.
– В смысле?
– Потом расскажу, – ляпнул Стайлз, и тут же подумал, что зря. Скотта точно в это втягивать, пока не стоило. Может и не стоило вообще. – Ладно, иди, учись, Дарвин. Набери, как будешь дома. А колы я сам куплю. Тебя пока дождешься…
– Ага, давай, трави там себя, бро, – хмыкнул Скотт и отключился.
Парни на площадке закончили играть и, забрав мяч, потянулись всей компанией к выходу. Стайлз тоже поднялся. Если встреча со Скоттом откладывалась, то дела, которые он запланировал на вечер, стоило решить сейчас. Он поднял с земли рюкзак и отправился к Бойду.
– Что это?
– А на что похоже? Желейный червяк.
– Зачем ты без спросу дал моей дочери желейного червяка? Я ее еще не кормила.
– Потому что это самый лучший в мире желейный червяк, самый червяковский червяк от дяди Стайлза, который, между прочим, отвалил за пачку десять баксов. И надо было предупреждать, что нельзя. Эй, куда потянула?
– Теперь попробуй, отбери, – Эрика засмеялась, поставив на низкий столик миску с теплым месивом детского питания. – А почему так дорого?
– Ну, там было и за пять, но ты же понимаешь: все лучшее детям. Без сахара и кукурузного сиропа, – Стайлз бросил попытки извлечь из цепких детских пальцев злополучного разноцветного червяка, подозрительно посмотрел на Эрику. – Ты не заставишь меня читать лекцию про вред кукурузного сиропа?
– Не заставлю, – смилостивилась Эрика, усаживаясь рядом и подхватывая дочь на руки. – А ты мог бы?
– Легко, – Стайлз откинулся на спинку дивана, расслабляясь. – Это все МакКолл и его астма. Я теперь знаток всякого пищевого говна.
– Женись уже на своем МакКолле, – пробурчала Эрика. – Подай мне еду.
– Я никогда не на ком не женюсь, – искренне пообещал Стайлз, красочно изображая, каких усилий ему, брутальному самцу и серьезному мужчине, стоит оторвать спину от лежбища и дотянутся до миски с кашей. – Держи.
– На «Джунгли» тоже будешь брать? – крикнул из кухни Бойд. – Обычный набор?
– Да! – крикнул в ответ Стайлз, получил тычок от Эрики за ор над ухом, и добавил уже тише. – Только бабло, как всегда, потом.
– У тебя время есть или сразу свалишь?
Стайлз смотрел, как Эрика, повязав Гейдж слюнявчик, впихивает в маленький рот ложку с едой, снимает краем ложки остатки и подтирает губы. Это все сливалось в одно слаженное движение, почти красивое в своей отработанной ловкости, и Стайлз загипнотизировано пропустил вопрос. Потом моргнул и переспросил:
– Что?
– Спрашиваю, сможешь с нами часик погулять? Вернон занят, а сама я боюсь, – терпеливо объяснила Эрика.
– Боишься? У Бойда проблемы что ли?
А у Бойда они могли быть. Бойд толкал дурь только дома, из-под полы, на свой страх и риск, работая не на Арджентов, а на парней из Верхнего Бруклина. Чертов расист Хозяин даже в пушеры не брал ни черных, ни латиносов. Исключение в своем арийском кодексе, он делал только для шлюх. Поэтому Бойд торговал среди своих, а официально подрабатывал в спорткомплексе разнорабочим. Школу они с Эрикой бросили еще в прошлом году после рождения дочери. Стайлз не одобрял, но в чужую башку свои мозги не вложишь, поэтому поучать по этому поводу он давно уже прекратил.
– Никаких проблем, – сообщил сам Бойд, появляясь в дверях с букетом крохотных пакетиков с разнообразной фасованной дурью. – Просто у детки паранойя. Над нами соседа на днях бродячие шавки загрызли, так она теперь чёрти что себе напридумывала.
– Я не напридумывала! Не надо тут из меня истеричку делать. Когда твоему ребенку какая–нибудь собака лицо сожрет, вот тогда…
– А поподробнее? – вклинился Стайлз в их милые семейные разборки, обреченно думая, что так не бывает. Или это совпадение, или его преследуют знаки.
– Что поподробнее? – Эрика была раскрасневшаяся и недовольная.
– Про соседа и шавок. – Стайлза снова накрывало тревожным нетерпением, но он все-таки успел отметить, с каким умильным выражением Бойд смотрит на сердитую подружку, и успокоиться насчет возможных проблем между этими двумя.
– Да ничего особенного, – Бойд отдал ему пакетики. – Шел мужик ночью, может, на кого с псом нарвался, а может, и бродячие. Нашли в начале недели у ТЭС. Конец истории.
– Он на Хозяина случайно не работал?
– Кто? Сосед? А кто его знает? Он, вроде, бухгалтер? – Бойд вопросительно посмотрел на Эрику, прося помощь друга.
– Страховой агент, кажется. Это твою маму надо спросить. Она с ним общалась. А как вам, кстати, новость про сучку Кейт? Я в шоке.
– Как его зовут, не знаешь?
Эрика недоуменно посмотрела на Стайлза, даже опустив ложку. Потянувшаяся, было, за едой Гейдж закрыла рот, обижено плямкнув, как пожиратель ирисок из айфоновского «Режь веревку».
– Кого? Этого мужика? Откуда я могу знать? Ты вообще слушал, что я говорила? Лучше бы ответил, пойдешь с нами или нет.
Стайлз ответил, что пойдет. Потом они обсудили смерть Хозяйской наследницы, и было даже странно, что факт «вырванная глотка» все еще трактуется народом как градус жестокости, а не буквальность. Видимо, Ардженты и копы хорошо держали языки за зубами, не позволяя пугающим подробностям вылезти наружу. Потом они час шлялись по стылым улицам с коляской и спящей в ней Гейдж, и трепались о всякой ерунде, вроде школьных сплетен и том, насколько хорош Бойд в постели. Да, Эрика и таким с ним делилась на правах подруги детства. Стайлз собственно не возражал. В конце концов, он всегда любил создавать досье. А потом они распрощались у подъезда Бойдовой многоэтажки, и Стайлз отправился дальше, загруженный наркотой, мыслями и так и не купивший себе колы.
Сквозь дрему, Стайлз слышал, как мама идет в туалет, а потом что-то загрохотало, заглушая мамин вскрик, и он, сорвавшись с кровати, выскочил в коридор, подтягивая на ходу сползающие пижамные штаны.
– Мам?
Она тяжело ворочалась на полу, пытаясь подняться, и одновременно оттолкнуть упавшую со стены вешалку.
– Ты чего дом крушишь? – Он выкопал ее из навалившихся курток, оттащил полку в сторону. – Мама-Годзилла.
– Нога опять подвернулась, – сипло оправдалась она, поднялась, опираясь на подставленную руку. – Разбудила?
– Я еще не спал, – соврал Стайлз, поправляя на ней футболку. Мама была совсем маленькая, и под ладонью он ощутимо чувствовал, как она похудела. – Ты, если что не так, лучше мне крикни. Мы же договаривались. В туалет-то пойдешь?
– Я не в туалет. Я попить.
– Ну, ма!
Негодованием в его голосе можно было испепелять города. Она лишь упрямо поджала губы, сделала шаг, цепляясь за него крепче, чем обычно, и сдалась.
– Ладно. В следующий раз попрошу. Ужасно захотелось теплого молока. Мне кажется, я от него меньше кашляю.
– Идем, ляжешь, а я тебе сделаю. И в следующий раз да, попроси.
Нога у нее подворачивалась уже не первый раз. Мелисса сказала, что, наверное, это спазмы сосудов в мозгу, и Стайлз провел день в интернете, читая про переходящие нарушения мозгового кровообращения. Дерьмо – дерьмом, но он успокаивал себя, что, по-крайней мере, лучше так, чем метастазы, и копил деньги на МРТ. Оставалась всего лишь, какая-то там штука баксов. Подумаешь. Всего-то.
Он довел ее до кровати, вернулся в коридор, изучил вырванное из стены крепление, потом просто привалил вешалку к стене, сгрузив сверху одежду, и ушел на кухню. Ремонту придется подождать. Когда Стайлз принес молоко в мамину спальню, мама уже лежала, высоко подсунув под спину подушку. Он протянул ей кружку.
– Ма, ты с таблетками аккуратнее. Врач сказал по одной в два дня. Этого хватит. Иначе заберу и буду их тебе выдавать. Вместо карманных денег.
– Суровый сын, – мама вздохнула, с предвкушением перевела дыхание, разглядывая коричную крошку на молоке, и сделала глоток. – Вкусно. Надо как-нибудь сварить какао. Сто лет не пила какао.
– Сварим, – он согласно кивнул, подумал, и свернулся у ее согнутых колен, накрыв углом одеяла босые ноги. – Про таблетки договорились?
– Договорились, – она протянула руку, ласково погладила его по стриженой голове. Это было приятно, и Стайлз, не разжимая губ, улыбнулся, прикрыл глаза, напоминая себе кота, нежащегося под хозяйской ладонью.
Тактильный голод. Когда-то на факультативе по психологии им рассказывали, как важны для младенца прикосновения, и он тогда еще подумал, что взрослым они тоже важны. Только взрослым ты уже не похнычешь, просясь на ручки. Особенно, когда мама сама нуждается в заботе больше, чем ты сам. Иногда Стайлз замечал, что трогает Скотта куда чаще, чем Скотт – его. За плечи, разминая в мимолетном массаже, задевая плечом, втягивая в дурацкие потасовки, после которых они валялись клубком на кровати и ржали, пока Мелисса не приводила их в чувство. И Стайлз даже не хотел думать о том времени, когда его, хотя бы изредка, некому будет обнять.
Мама словно читала мысли.
– Прости, что все так, Бэтмен, – негромко сказала она, заставляя его недовольно замычать. Такие разговоры между ними по умолчанию были под запретом, и она это знала.
– Нет, Стайлз, правда, – в ее голосе была внезапное упрямство. Он открыл глаза, и ее пальцы тут же провели по бровям, растянули хмурую складку между ними. Она улыбнулась. – Красивый. И взрослый. Тебе надо найти себе девчонку. Тогда потом будет не так одиноко. Какую-нибудь хорошую умненькую девочку. Сейчас такие еще водятся?
– А давай, не будем про «потом одиноко»? – проворчал он, снова хмурясь, и внезапно решился. – И я парней люблю.
– Парней? – Мамина рука замерла.
– Парней.
– И ты уже…
– Нет, – он выразительно закатил глаза. – Забыла, где мы живем?
– Значит, Скотт…
– Просто друг.
Они молча смотрели друг на друга. Потом мама кашлянула, но не как обычно, когда ее душило, а заполняя паузу.
– Вот так номер. Стоило свалить на себя вешалку, чтобы в полтретьего ночи услышать, что сын все-таки гей.
– Все-таки?
– Ты не всегда чистишь журнал посещений, милый.
– Ма–ам!
Она засмеялась, и, поставив кружку себе на колено, почесала ему макушку.
– Жена копа – это диагноз.
– Сын тоже.
– Точно, – мама улыбалась. – Тогда найди себе хорошего умненького мальчика, поступи в академию, прибей завтра полку, и я буду гордиться тобой и рассказывать на небесах, какой у меня Стайлз – умница.
– Опять эти черные шуточки?
– Они делают меня живой, – просто сказала она, допила молоко, и, поставив кружку на тумбочку, легонько толкнула его в плечо. – Иди, спи, мой нетрадиционный сын. Мама тебя любит.
На розовом стикере, прилепленном на стену, стояли инициалы Кейт Арджент. На зеленом – «страховой агент? Связь с А или Х? выяснить». Между ними на пришпиленном альбомном листе были распечатаны признаки оборотней, все, которые он смог найти в сети, чувствуя себя при этом изрядным придурком.
Какое-то время он стоял, сплетя руки на груди, и разглядывал эти клочки информации.
А потом забрался под одеяло, закусил угол подушки и все-таки тайком поплакал.
– Мой сладкий пирожок! – обрадовано хлопнула в ладоши Селеста, увидав Стайлза, потрясавшего пакетиками на манер маракасов. – Мне нравится твоя корзинка! Девочки!
– Почему все, что вываливается из твоего рта, звучит пошло?
– Что в него вваливается, еще пошлее, – Селеста подмигнула, забирая дурь, и с видимым удовольствием ущипнула Стайлза за щеку. – Ух, пирожок, ты похудел. Тебе надо чаще у нас бывать. Дать вкусного?
– Дать, – усердно закивал Стайлз, потому что Селеста, в быту Силино Мора, за свои двадцать лет работы кондитером, так научился управляться с тестом, что его пироги хотелось съесть до последней крошки и закусить пекарской бумагой. – Привет, дамочки!
Подтянувшиеся одна за другой, «дамочки» улыбались, трепали его по макушке, чмокали в щеки и разбирали пакетики, оставляя в руках Селесты купюры. Стайлз сидел у гримировального столика на барном стуле, болтал ногами и в процесс не вмешивался. Когда последняя товарка упорхнула обратно на танцпол, Селеста припрятала свой пакетик в объемный накладной бюст, пересчитала деньги, и отдав их Стайлзу, наконец , достала вкусное.
– Лук, сыр и шпинат. Сегодня без изысков. Как мама?
– Нормально, – Стайлз переместился на диван, освобождая Селесте место, скинул кроссовки, и забрался с ногами. Принюхался к куску пирога и застонал от удовольствия. Пусть без изысков, но пахло это божественно. – Господи, Сел, я уже говорил, что хочу за тебя замуж? Это же просто невозможно!
– Кушай, мой сладкий. – Смех у Селесты был низкий и красивый. Она польщено улыбнулась, прежде чем повернуться к столику, где ее ждали коробочки и баночки с гримом. – Как личная жизнь?
– А это что, какой–то любовный роман? Нет, не читаю.
Селеста только неодобрительно цокнула языком, подаваясь вперед и придирчиво оглядывая свое лицо, прежде чем нанести основу.
– Ты слишком умный, пирожок. И не любишь себя. Это плохо.
– Я не умный. Я просто начитанный, – Стайлз подхватил вываливающийся кусок начинки и съел. – И обожаю себя. Такого красивого, хитрого, мудрого, но просто неоцененного. Люди слепы, Сел. А я скоро буду властелином мира. Как вообще обстановочка? Ничего странного?
– Ты о чем, сладкий? – Селеста привычно закусив кончик языка, старательно вбивала крем в кожу.
– Ну, знаешь, вся эта история с Кейт, тишина в районе, ноль разборок. Мне как-то не по себе.
Стайлз уже давно понял, что люди любят поговорить. Люди просто обожают делиться мнениями, сплетнями и даже той инфой, выболтав которую, они могут навредить себе. Люди любят чужие уши. Главное, их вовремя подставить.
– Ах, это, – Селеста вмиг стала серьезной, и сквозь густой слой тонального крема выглянул взрослый уставший мужик. – На самом деле, совсем не тихо, пирожок. Совсем не тихо.
– Серьезно?
– Куда уж серьезнее. Хозяин даже своего старшего вызвал. Под ним земля горит. И под нами заодно. Новая метла всегда по–новому метет, а тут вообще непонятно, чего ждать. Или кого.
– Намекаешь, что кто-то копает под дедушку Джерарда? Да может его старший приехал похоронить любимую сестренку. И вообще, у него что, еще дети есть, кроме сучки?
– Есть. Крис. Где-то в Калифорнии живет. И с сестренкой и Хозяином он уже лет пятнадцать в лютой ссоре. Так что сам соображай. А потом, если бы только сучка преставилась. – Селеста коротко взглянула на него, и снова вернулась к отражению. – Вчера Бэмби Белл ели утихомирили. Как оказалось, ее пусик тоже на днях откинулся. Хоть, я тебе скажу, может для нее он и пусик, а как по мне, так еще тот мудила. Мой бы так руки распускал, я бы…
– Бэбми Бэлл? – перебил Стайлз, даже прекратив жевать. – Это та мулаточка, которая, тайно поебывалась с Роном Роджерсом, который держит бойцов Арджента?
– Держал, пирожок. Теперь уместно прошедшее время. И не так уж и тайно. Я про Белл.
– Рона грохнули?! – Стайлз едва не подавился остатками пирога, резко подаваясь вперед , вытаращив глаза, потому что вот это была новость! Рон Роджерс, Охотник Рон, накачанный, татуированный хрен, в боевики которого мечтала попасть добрая часть парней района, начиная от двенадцати и старше, мертв?
– А почему этого никто не знает? Ни фига себе! – Он снова откинулся назад, с силой врезавшись спиной в спинку дивана. – Ого! Я в ахуе!
– Помалкивай, пирожок, – укоризненно покосилась Селеста. – Мы бы тоже не узнали, если б не Белл. Да, считай, мы ничего и не знаем. И ты. Тоже. Ничего.
– Неее! – Стайлз тут же задрал руки, и усердно замотал головой. – Я так вообще ни сном, ни духом! О чем вообще был базар? Ты, кажется, рецептом делилась? – Он тут же чертыхнулся и полез собирать с дивана выроненные остатки пирога. – А как его убили, случайно, не знаешь?
Селеста вздохнула и сказала, прежде чем открыть коробочку с тенями:
– Кажется, затравили собаками. Прямо в его лофте.
– Скажешь, Рон Роджерс тоже любил сношаться с песиками, а? – выдал Стайлз, вваливаясь в машину к Гомесу. В голосе у него был злой азарт, а в руках – пакет. – Где опять Миша?
– Не твое дело, – огрызнулся Гомес, меняясь в лице. – Ты откуда это знаешь? Про Роджерса.
– Ага! – удовлетворенно ухмыльнулся Стайлз, зашуршав пакетом. – Значит, все-таки правда. Сходи к психологу, амиго. Ты введешься на подначки, как пацан. И в этот раз никаких пончиков. Кесадилья. Тебе – с курицей. Держи. Чёрт!
– Откуда. Ты. Знаешь?
Гомес держал его за руку, с силой перехватив запястье, и, судя по тону и выражению лица, шутить настроен не был. Как и кормиться за чужой счет.
– Пусти, – очень тихо и ровно сказал Стайлз. – Всю машину засру.
Гомес глянул на готовую развалиться кесадилью, капавшую томатным соусом, и разжал пальцы.
– Я же говорил тебя не соваться. В каком месте у тебя уши?
– Подумай о матери.
– Что?
– Ты забыл про «подумай о матери», – Стайлз забросил мятую лепешку обратно в пакет, ожесточенно тряхнул пальцами, сбрасывая прилипшие куски еды. – Кончай меня воспитывать. Я уже сунулся. Я всегда суюсь, поэтому обычно в курсе, что и где происходит. У него тоже была спираль на двери?
Гомес молчал и смотрел взглядом, от которого задержанные, наверняка, валили в штаны. Видеть такой взгляд, направленный на себя, было неуютно, поэтому Стайлз все-таки нехотя признался:
– В «Джунглях» сказали. Роджерс путался с одной из местных девчонок.
– В смысле, с двадцатидвухлетним Маурицио Конти по кличке Бэмби?
– Маурицио? Мой бог! О чем думали его предки? Да. – Стайлз сосредоточенно вытирал ладонь о джинсы. – По Роджерсу дела не будет? Или тоже спишете на бродячих собак?
– Причем тут бродячие собаки?
– Ну, про того же мужика под ТЭС сказали, что это бродячие собаки. А ты у нас давно их видел? Я вот за последние дни ни одной.
Гомес, цепко щурясь, тут же спросил:
– Какой еще мужик у ТЭС?
– Откуда я знаю, какой мужик? Какой–то мужик с Ди, которого нашли под истриверской теплоэнергостанцией корпорации Кон Эдисон и которого, типа покусали бродячие собаки, – Стайлз сделал пальцами кавычки. – Как-то у нас слишком много собак в последнее время. – Он потер отогревающийся нос и спросил уже без привычного ерничанья: – Что вообще происходит, как думаешь? Пришел вам ответ про слепок с челюстей? Ну, ты мне прошлый раз рассказывал.
– Убирайся из машины.
– Да ладно тебе!
– Стайлз…
– А я еще в прошлый раз забыл спросить, – он быстро перебил его, не дав разразиться еще одной воспитательной речью. – Помнишь что-нибудь про Хейлов? Большая семья. Их вроде убили лет восемнадцать назад, у нас в районе. Я гуглил, но в сети все глухо. Ты должен помнить. Стопроцентно было громкое дело. Если всю семью, – Стайлз выдохся, шмыгнул, добавил напоследок, уже безнадежно поняв, что Гомес закрылся насовсем. – Ну, и хер с тобой. Сам докопаюсь.
– С чего бы это вдруг тебе понадобились эти Хейлы? – Гомес удержал его за плечо, как раз тогда, когда Стайлз уже дернул ручку двери.
– Так ты все-таки помнишь?
– Если ты хоть что-то знаешь про все эти … – Гомес запнулся, но закончил все тем же противным голосом сурового копа, – нападения собак, что-то, что успел вынюхать, лучше скажи мне, Стайлз. Дела Арджентов – это тебе не шутки и не шоу «Нераскрытые тайны». Твоей матери хочется еще раз на опознание в морг, а? Причем тут эти Хейлы? Откуда ты про них узнал? Они как-то со всем этим связаны? С чего ты это решил?
– Эй, эй! – Стайлз попытался отцепить от себя его руку, но только зашипел, опуская плечо. – Эй. Мне больно чувак, и я еще не на допросе.
– Будешь там, если не перестанешь выделываться.
– Я – твой крестник, а не Аль Пачино, – слегка обиженно буркнул Стайлз, лихорадочно обдумывая пути к отступлению. Еще недавно он хотел делиться и обсуждать, но сейчас что-то в нем протестовало, и ощущение, что не стоило ляпать про Хейлов, крепло с каждым истекшим мгновением. – Не причем тут твои Хейлы. Я реферат пишу по социологии, про криминал в районе. Вот и вычитал, что …
– Ты сказал, в интернете все глухо.
– Ну, да, я сказал, что в интернете глухо. – Стайлз раздраженно отмахнулся, понимая, что вляпался. – Но если все глухо, это не значит, что там ничего нет. Там была одна статейка. Крохотная такая статейка в новостном блоге, хрен знает, какой давности. Я зацепился за факт и стал…
– Ты сказал, что их убили.
– Да, я сказал, что их убили! И что? Ну, да, там так и написали, что их убили! Всю чертову семью! Вырезали под корень. Бла, бла, и все такое, – он уже хотел одного: смыться. Вырваться из этой машины, из-под внимательного незнакомого взгляда Гомеса, и от болезненного нетерпения едва мог усидеть на месте. – Чего ты цепляешься?
– Потому что, да, я помню этот случай. – Вопреки его нервозности, Гомес был само хладнокровие. – Они не все погибли. Выжили двое малолеток, которых не было в доме. Но Хейлов никто не убивал, Стайлз. Утечка газа и неисправная проводка. Они сгорели.
– Все сходится, понимаешь? Все, мать его, сходится! – Стайлз возбужденно щелкнул по пришпиленному листку и развернулся к Скотту. – Семнадцать лет назад сюда переезжают Ардженты, и Хейлы, которые держат район, им поперек горла. Они их убирают. В живых остаются только двое детей, которые выросли и мстят. Идеально!
– Ага, – добродушно согласился Скотт, устроившийся на кровати. – Спустя столько лет. Они бы еще пару веков подождали. Ты гуглил? Они, правда, что ли держали район? Я не слышал.
– Ты тогда еще в подгузники срал. Конечно, ты не слышал. Кончай придираться.
– Ну, я может и срал, а журналисты такое бы точно не пропустили. Сгорает семья мафиози! Это же сенсация. И никто не заподозрил конкурентов? Да брось. Наши копы не Шерлоки, но все же не такие тупые.
Скотт, конечно, бесил своим упрямством и внезапно проклюнувшейся начитанностью, но именно за его спокойные замечания Стайлз и любил делиться с ним идеями. Они заставляли лучше думать.
– Не тупые, но продажные. Хозяин мог все замять.
– Твой крестный и папа тоже продажные?
– Чува-ак, – укоризненно протянул Стайлз, сводя брови . – Это был удар по яйцам. Это подло.
– Да я к тому что, может, никто на самом деле ничего и не держал. Была себе обычная семья. Дом старый. Кто-то невнимательный. Покурил пьяный или там газ неплотно прикрутил, а потом покурил. Потом все, как сказал тебе Гомес. А Кейт могла и сама нарваться. Она, знаешь ли, не святая. И нет никаких заговоров, что ты тут придумываешь.
– А спираль на двери? – Про Роджерса, мертвого мужика и про вырванную глотку Кейт, Стайлз Скотту благоразумно не рассказал, но зато пришлось поделиться новостями из старого дневника.
– И что? Может кто-то решил приколоться. Чтобы запугать. И вообще, откуда ты об этой спирали слышал? От пьяного бомжа? Да он мог вообще пальцем просто по земле водить, а ты решил, что это спираль. Ну, правда, бро, что-то ты передергиваешь. И давай, одевайся. А то опоздаем.
Они собирались в кино, и Скотт привычно нервничал. Они еще ни разу не опоздали за последние годы, но разговоры перед сеансом велись одни и те же.
– Не опоздаем. Я и так одетый, – вопреки своим словам, Стайлз полез в шкаф и принялся рыться в поисках теплой рубашки. – Ни фига я не передергиваю. Таких совпадений не бывает.
– Ага, еще скажи, что ты в оборотней веришь, – Скотт весело ухмыльнулся, переводя взгляд на стену, облепленную листами и листиками. Стайлз копался в шкафу, потом вытащил, наконец, рубашку и неопределенно передернул плечами.
– А мало ли.
– Да, ладно, – Скотт еще улыбался. – Ты же сам сказал, что все это, как в Библии, метафора. Только не начинай мне доказывать, что обклеил полстенки всякой лабудой всерьез.
– Нет, дятел, я обклеил полстены всякой лабудой, чтобы скрыть кровь невинного младенца, которого принес в жертву. Конечно, это может быть и метафора. Но, мало ли. Верят же люди в пришельцев. Или вот в полеты в космос. Вот кто верил в полеты в небо, Скотти? Да никто. А теперь уйма чуваков крутится на орбите и жрет из тюбика суп. Так что мало ли. Я не отбрасываю версии, даже если они похожи на трэшовый ужастик, и знаешь, что?
– Что? – Скотт смотрел на него как-то недоуменно-растерянно, и это было несколько странно, потому что Стайлз постоянно нес чушь и заумь, прикалывался и троллил, и пора бы было уже привыкнуть. Или на Скотта так действовала тема?
Стайлз смотрел в ответ, а потом вдруг выдал:
– Спорим, я это выясню?
– Что выяснишь?
– Все. Про оборотней, месть, и врал мне старый хер Брюль или нет.
– Шутишь?
– Неа. Как мастер Йода серьезен я, – Стайлз подхватил рюкзак, нетерпеливо кивнул на дверь . – Вперед.
– И как ты это собираешься выяснять?
– Так я тебе и сказал. Тайна.
Скотт поднялся с кровати. Выходя следом за Стайлзом из комнаты, он сосредоточенно сопел, видимо что-тообдумывая. А потом осторожно поинтересовался:
– И на фига тебе все это?
Такой тон у Скотта был всегда, когда он пытался выяснить степень опасности в очередной предлагаемой ему проделке. Типа: «А там будут стрелять?» или «А что, если нас поймают?». Этим стоило воспользоваться. Стайлз приобнял его за плечи, тесно прижимаясь, и в темноте коридора нашептал на ухо загробным голосом:
– Хочу, чтоб мы с мамой стали страшными жуткими волками и всех вас съели! Ууууу! – Он отстранился, заржал, хлопая Скотта по плечу. – Идем, бля! А то кино без тебя покажут.
Кино он запомнил как-то выборочно. Мысль, внезапно возникшая во время трепа со Скоттом, простая и дерзко-прекрасная жрала ему мозг, вытесняя красочные похождения супергероев и чудеса многомиллионных спецэффектов. И как такое не пришло ему в голову раньше? Обдумывая план, он даже пару раз засмеялся невпопад, получив за это по макушке попкорном от сидящих выше девчонок и осуждающее шипение Скотта.
Шагающего из кинотеатра, Стайлза даже потряхивало: от азарта, абсурдности того, что он собирается все это провернуть всерьез, неуместного веселья и вполне предсказуемого страха. Не так чтобы сильного, но все же. Интересно, кто-то еще сходил с ума так же залихватски, как он?
Баллон за шесть девяносто пять назывался «Монтана Хардкор» и обещал бордово-красный цвет. Даже название было в тему. Стайлз, покусывая губы, смотрел на кирпичную стену, и вопреки логике, его рука, сжимающая краску, дрожала. Никогда в жизни он еще не испытывал такого физически ощутимого понимания, что переступает черту. Потом шумно выдохнул, взболтал баллон и навел распылитель на стену. А когда псевдо-кровавая спираль уже оплывала тонкими струйками краски, расстегнул джинсы.
– Что я, блядь, вообще делаю? – негромко риторически спросил себя Стайлз, направляя струю на свежее граффити. – Помоги мне, Боженька, если ты есть.