"Wake up", фальшивая нежность & anamnesis_morbi

[twreverse]

Заявка № 12

Название: Wake up
Виддер:  фальшивая нежность
Автор:  anamnesis_morbi
Бета:  Empatik
Пейринг: Стайлз/Скотт
Рейтинг: R
Жанр: псих.триллер по мотиву 3-4 сезонов
Размер: ~ 8000 слов
Саммари: Когда-то Стайлз опустился в ледяную воду в ветеринарной клинике Алана Дитона, сжимая в руке значок шерифа, чтобы найти своего отца, и «открыл дверь». А что, если он в действительности сделал это один? Что, если он так и не вернулся обратно?
От автора: огромное спасибо svyatosh@ за оформление и поддержку, Bee4 - за волшебные идейные пендели, Эмп - за беттинг в полевых условиях.

If you're going through hell, keep going from TWrevers on Vimeo.

— Любое воспоминание – это результат личного выбора, — Скотт тепло улыбается, гладя Стайлза по волосам. — Причем осознанного.

Стилински хмыкает и давится кровью, которая стекает из разбитого рта в пищевод. Стайлз чувствует каждый миллилитр, попадающий в желудок, потому что с каждой каплей его тошнит все сильней.

Зато они выжили, они нашли Неметон, а значит, нашли его отца. Осталось лишь только проснуться. Стилински зажмуривает глаза, кусая губы. Кашляет, являя на свет содержимое своих вен. Он хочет и не хочет проснуться. Где-то в настоящей реальности его тело болтается в металлической ванне, наполненной ледяным магическим мохито. Лидия держит его за плечи, Дитон следит, чтобы он не сдох, болтаясь соломинкой в извращенной пародии на популярный коктейль.

— Ты должен проснуться, — словно читает его мысли Скотт. — Ты не узнаешь, существую ли я на самом деле, если не проснешься. Не сможешь понять, воспоминания это были или вымысел.

В этих долбанных снах Стайлз умирал столько раз, что ему уже не должно быть страшно. Ему не должно быть страшно, потому что он очнется и, наконец, спасет отца из лап Дарака – этой полоумной суки. Ему не должно быть страшно, но он почти на грани того, чтобы обоссаться от ужаса, потому что Скотта в его реальности возможно и нет.

Он умирал столько раз, что не может сказать, что помнит, кем он был на самом деле. Стайлз тратит последние силы на то, чтобы достать из кармана значок своего отца. Он гладкий, блестящий, почти как новый – таким он может быть только во сне. Стайлз сжимает его в ладони, и тот поддается, словно сделан из пластилина. Стилински определенно спит.

Скотт гладит его по щеке и прижимается ко лбу горячими губами. Такими горячими, что Стайлз чувствует это прикосновение у себя под черепом, прямиком на умирающих извилинах мозга. И это последнее, что он чувствует в этой реальности.

Стайлз прорывается с парковки через кусты и выскакивает прямо на крыльцо школы. По голове безжалостно лупит Калифорнийское солнце, вытравляя все мысли. Он не помнит, как здесь оказался. То ли снова перебрал с аддералом за уроками и проспал с утра, то ли ему пора заменить психолога психиатром.

Он открывает двери школы с ощущением неправильности происходящего, словно он подросток-террорист, пришедший расстрелять своих одноклассников. Стайлз даже видит себя со стороны, идущим по коридору, как будто это фильм «Слон» Гаса Ван Сента. В реальности все еще более медлительно. Старшеклассники хаотично двигаются на периферии вне зоны его слышимости, а коридор становится бесконечным. Не хватает, правда, только друга-лузера. Стилински начинает оглядываться.

— Вот ты где, — Лидия вырастает перед ним прямо из кафельного пола и прижимается своими губами к его.

Стайлз замирает, судорожно втягивая воздух между ними носом. Пахнет клубничным блеском для губ, какими-то карамельными духами, ванильной отдушкой крема на коже. Реальный запах Лидии не различить, что делает ее искусственной. Какой-то неправильной. Стайлз отстраняется, морщась от липкого ощущения на губах.

— Что-то не так? — Мартин хмурится. — Ты подвезешь меня сегодня?

— У меня тренировка, — автоматически отвечает Стайлз.

Что-то определенно не так, но он не может сказать что именно. Скотт неуверенно улыбается ему из-за дверцы своего шкафчика, стоя в паре метров от них. Лидия поджимает губы, отслеживая взгляд Стайлза.

— Мы же договорились с тобой, когда начали встречаться, — Мартин поводит плечами, сбрасывая с них упругие, будто силиконовые, пряди рыжих волос. — Договорились, что никакого астматика-неудачника, который бы портил нам репутацию.

Стайлз удивленно смотрит на Лидию. Кажется, он помнит, что она всю жизнь была его идеалом. Недостижимым идеалом, а поэтому самым желанным. В голове проносятся: лес, укус неизвестного зверя, запахи из столовой, которые он стал чуять за милю, победы в лакросс. Это его жизнь?

— И что? Я согласился? — Стилински смотрит через плечо Лидии, видя, как Скотт тяжело вздохнув, уходит.

Лидия складывает руки на груди и поджимает губы. Кажется, она очень недовольна. Более грозное выражение на ее лице появляется лишь в моменты случайно пропущенных распродаж от Прада.

Это приравнивается по уровню скорби к событиям одиннадцатого сентября.

— И ты согласился, — шипит она. — Ты что снова забыл принять таблетки? До полнолуния еще две недели, не думаю, что дело в этом. — Неожиданно она смягчается и гладит неестественно нежными пальцами щеку Стайлза. — Мы договорились, понял? Никакого Джексона – с моей стороны, никаких воображаемых друзей – с твоей.

Стайлз хочет спросить о том, что случилось с Джексоном, но тот, словно услышав его мысли, проходит мимо, сильно задевая его плечом. Стилински не сдвигается ни на миллиметр.

Лидия недовольно цокает, а Стайлза прошибает холодным потом. Он – чертов оборотень. Лидия – его девушка. А Скотта МакКолла никогда не существовало. По крайней мере, так говорит ему его психолог мисс Моррелл. Или психиатр?

А еще у него бывают провалы в памяти и галлюцинации. Он два месяца пролежал в Эхо Хаус. Он больной на голову сукин сын, и что в нем нашла Лидия – одному Богу известно.

Возможно, в эту самую минуту у него начинается паническая атака. Он быстро лезет в рюкзак и достает оранжевый пузырек с таблетками, чтобы предупредить приступ. Но, кажется, уже поздно.

Лидия округляет глаза и тащит его в мужской туалет, подхватив за локоть.

— Господи, что произошло? — вся ее напускная невозмутимость облетает как шелуха, стоит ей заметить, как трясутся руки Стайлза. — Давай, дыши, как мы учились, нельзя чтобы кто-то заметил.

Стайлз задерживает дыхание, больше от неожиданности. По школе разносится звонок, будто началась бомбежка, а они застряли в сороковых.

В голове у Стилински точно так же разворачиваются боевые действия, а Лидия невозмутимо достает бутылку минералки из сумки и открывает ее. Протягивает Стайлзу, а сама отмеряет из пузырька горсть таблеток.

— Дитон говорил, что тебе нужно увеличивать дозу в десять раз, чтобы подействовало, — Лидия размеренно дышит, смотря ему в глаза.

Стайлз кивает, засыпает себе в рот двухцветные пилюли и осушает половину бутылки минералки, стараясь не подавиться.

Но, все равно, давится.

Они минут пятнадцать сидят на полу школьного туалета, в котором воняет хлоркой, мочой и немного сигаретным дымом. Кто-то курил из кабинки у окна. Лидия гладит его по волосам. Сердце долбится о внутреннюю поверхность ребер, словно пытается начать новую жизнь вне тела Стилински.

В какой-то момент на Стайлза накатывает абсолютное спокойствие, и он кивает.

— Извини, — говорит он. — И спасибо.

Лидия усмехается и прижимается своим лбом к его лбу. Это движение куда интимнее, чем липкий поцелуй, и Стайлз отводит взгляд. Ему кажется, что все должно быть не так. Мартин прекрасна, но не она должна быть рядом с ним в такую минуту.

Лидия стоит у зеркала и размазывает помаду по губам, вытаскивает рубашку из юбки, теребит ее и криво запихивает обратно, чуть сдвинув юбку набок. Стайлз приподнимает брови, следя за ней. Лидия скептично разглядывает свое отражение, а затем взлохмачивает идеально уложенные волосы. Она выглядит так, словно только что развлекалась со своим парнем в туалете, не заметив начало урока.

Когда они заходят в класс, Элиссон усмехается и краснеет, Джексон багровеет от злости, Дэнни привычно закатывает глаза. Тренер задает тупые вопросы об их опоздании. Стайлз на автомате отшучивается, понимая, что сейчас огребет.

В классе одобрительно смеются остальные безликие одноклассники. МакКолла среди них нет.

И это долбанный Плезантвиль, в который Стилински не знает, как и попал. Или не помнит. К концу урока, Лидия, не выдержав, тыкает его ручкой под ребра. И он словно выпадает из транса, в который сам себя загнал. Вся тетрадь вместо экономических рассуждений о вреде престарелых родственников от Пирожка исписана словом «Просыпайся».

Стайлзу почти не страшно, потому что колеса, которые он проглотил перед уроком, убили в нем всю эмоциональность на корню. Он чувствует себя манекеном, начиненным тротилом.

Он сбегает от Лидии, как только урок кончается, чтобы ее не задело, если он внезапно взорвется.

Скотт находит его в раздевалке перед тренировкой, но Стайлз старается его игнорировать, потому что ни в чем не уверен. У мисс Моррелл выходной, а звонить папе и спрашивать, как часто он сходит с ума, было бы неудобно. Стайлз глотает еще пригоршню разноцветных пилюль.

— Тебе нужно найти отца, ты же помнишь? — Скотт опускается на скамейку рядом. — Но для этого нужно преодолеть тьму, которая находится в твоем сердце, — МакКолл пальцем тычет в грудь Стайлза, а затем в висок. — И ту, что засела в твоей голове. Найти себя, отбросить сомнения.

Мэтт кидает сумку рядом с коленями Скотта и не замечает его.

Айзек кивает Стайлзу. Стилински смотрит на свою форму и молчит. Отличный день, чтобы сойти с ума, — думает он. Номер одиннадцать на груди и его фамилия под ним. Он точно помнит, что его номер двадцать четвертый.

— Снова шизишь, чудик, — добродушно хлопает его по плечу Дэнни под неодобрительные взгляды Уиттмора.

Странно, что Джексон молчит. Пожалуй, это становится последней каплей. Немой Уиттмор – это точно не может быть правдой. Стайлз срывается с места и несется с ключами от джипа. Он едет в участок, прямо в спортивной форме, игнорируя все правила дорожного движения. Он бежит так, словно асфальт под ним горит, а небо падает.

— Стайлз? — шериф нервно дергается, ловя сына в объятья.

Стайлз загнанно дышит, цепляясь за руки отца, а затем, почувствовав, что тот жив и материален, облегченно выдыхает. Его взгляд останавливается на собственном отражении в окне кабинета шерифа. Он видит Ногицунэ, выхватывающего из кобуры старшего Стилински пистолет.

Стайлз просыпается.

Кажется, отец дергает его за плечо.

— Вставай, Стайлз, — шериф морщится, глядя на полоумный взгляд Стайлза. — Я говорил тебе не налегать на энергетики перед сном. Знать не желаю, что тебе снилось, если ты смотришь так, будто у меня выросли лишние руки.

Он стягивает со Стайлза одеяло.

— Скотт пришел, поднимайся. Буду поздно. Не вляпайтесь тут без меня в очередную историю. И ведите себя прилично.

Стайлз прячет лицо в подушку и скулит. С энергетиками и аддералом на самом деле пора завязывать. Он скатывается с кровати и идет в ванную, чтобы посмотреть на себя. Стайлз из зазеркалья выглядит как обдолбанный наркоман. Стилински показывает своему отражению средний палец. То не остается в долгу, отвечая аналогичным жестом.

Когда Стайлз выходит из ванны, Скотт уже валяется на его кровати, печатая что-то в телефоне.

— Снова кошмары? — МакКолл отбрасывает телефон и внимательно смотрит на Стайлза.

— Это было больше похоже на галлюцинацию, — Стайлз падает задницей на стул и вертится на нем против часовой стрелки. — Слишком ярко. Как с Ногицунэ.

Скотт подбирается, садясь на кровати, и смотрит пристально, склонив голову набок. МакКолл чем-то напоминает озабоченного воробья. Стайлз ухмыляется этим мирным ассоциациям с животными.

— Снилось, что я встречаюсь с Лидией и популярнее, чем, мать его, Джексон в свое время. — Стайлз перестает крутиться на стуле. — И что тебя не существует. Ты мой вымышленный друг, который приходит ко мне лишь во время особо счастливых психозов.

Скотт хмыкает с умным видом и кидает в Стайлза подушку.

— Придумал себе идеальную жизнь? — МакКолл хлопает рядом с собой по кровати. — А как же наша любовь до гроба, чувак? Или это реакция твоей психики на то, что Лидия, возможно, встречается с Пэрришем? Я думал, что это пройденный этап.

Скотт так смотрит своим умильно-щенячьим взглядом, что Стайлз не выдерживает. Не отпускает неуместные саркастические шуточки про Элиссон и Киру. Он плюхается рядом со Скоттом на постель и сгребает его в дружеские объятия. МакКолл в шутку кусает его за шею.

— Фу, Скотти, плохой пес, — задыхаясь от смеха, говорит Стайлз, отпихивая от себя цепкие руки МакКолла . — Без слюней и собачьих штучек.

Скотт приподнимается на локте и улыбается так, как умеет один лишь МакКолл. Так, что весь сарказм из Стайлза вытравливается, а в голове появляются дурацкие мысли о том, что в этом безумном мире еще есть место чему-то по-настоящему хорошему и теплому. Наивно-идеалистический взгляд на жизнь видимо передается через кожу со слюнями, – размышляет Стайлз.

Скотт несильно шлепает ладонью по щеке Стайлза, привлекая внимания, а потом делает нечто, от чего Стилински прошибает, как током: парализует, деморализует, выкидывает в открытый космос внутри его головы. Стайлзу определенно нечем дышать. Сказать тоже нечего.

Скотт целует его так, как будто делает это не в первый раз. Его горячий язык по-хозяйски снует во рту Стайлза. И Стилински по какой-то одному Ктулху известной причине отвечает. Ему не хочется блевануть, помыть язык с мылом или начать спонтанно плакать, сожалея о преждевременной кончине остатков нормальности своей психики (в общем) и ориентации (в частности). Ведь поцеловать Скотта – это как поцеловать самого себя или родного брата.

Они знакомы гребаную тучу лет, они вместе болели ветрянкой и вместе подцепили волчанку Скотта. Но они никогда, – Стайлз трижды мысленно подчеркивает это слово, – не были вместе в таком плане.

Никогда, поэтому Стайлз сильнее сжимает плечо Скотта резко вспотевшими пальцами и разрывает этот демонический поцелуй, который, кажется, забрал его душу.

Какая-то часть его всегда мечтала о романтических отношениях с лучшим другом, но не позволяла думать об этом. Это же было безнадежно, потому что Скотт гетеросексуальнее самого Адама.

— Ладно, ты прав, мы все-таки должны досмотреть хотя бы «Новую надежду», — Скотт послушно отстраняется, сползая с кровати, и идет за ноутбуком. — На пятый раз у меня получится. Если ты, конечно, не будешь меня снова отвлекать, — МакКолл ухмыляется, оборачиваясь.

Стайлз моргает так быстро и часто, что перед глазами почти все время темнота. Он вспоминает все двадцать предыдущих раз. Все свои смерти и все поддельные реальности, в которых он обманывался раз за разом.

Он помнит, как убивал, будучи Ногицунэ. Как накручивал кишки Скотта на лезвие катаны, впитывал его боль, осязал кровь на своих руках. И верил-верил-верил, что все это реальность. То, что он так быстро вспоминает, как обстоят дела на самом деле – это впервые. Неудивительно, что он такой дерганный, где бы он ни очнулся.

В тот раз с одержимостью злобным лисом их выбросило из этой реальности, когда умерла Элиссон. А может позже, Стайлз уже точно не мог воспроизвести события, что происходили по ту сторону завесы его подсознания.

Жестоким обманом со стороны Неметона было дать ему реальность, в которой он смог спасти их родителей. Еще более жестоким стал тот факт, что после того, как их выкинуло, Скотт перестал существовать. И теперь Стайлз не мог сказать точно, был ли друг выдумкой его подсознания или существовал на самом деле.

— Хей, о чем задумался, Стайлз? — Скотт опускается рядом со Стайлзом на кровать.

Стилински прикусывает губу, когда чувствует резкую боль в ноге. Он шарит по карманам домашних штанов и выуживает из кармана блестящий значок шерифа. Точно такой же, какой был у отца на форме, когда он уходил на работу. Стайлз сжимает его в руке, и тот легко гнется.

Скотт смотрит на него взволнованно, но потом, что-то решив про себя, просто перекидывает руку через голову Стайлза и сжимает его плечо, придвинувшись ближе. Целует его в макушку и отворачивается к экрану. Они смотрят «Новую надежду».

Стайлз почти готов разразиться истеричным смехом от такого символизма, но решает, что терять время на истерику нельзя, и если и в этот раз он не найдет куда Дарак утащила его отца, он окончательно свихнется. Потеряет рассудок, поедет крышей, слетит с катушек – как ни называй, эффект будет один.

Только в этот раз все слишком хорошо и спокойно. Стилински прикрывает глаза, решая досмотреть фильм, а затем поехать к Элиссон. Возможно, в этот раз он просто сдох в этой ванне со льдом – и это его персональный Рай.

Скотт засыпает на его плече спустя сорок минут фильма. Даже в его подсознании этот балбес никак не досмотрит хотя бы одну часть «Звездных воин».

Стайлз выбирается из объятий и тихо сваливает из дома, не зная, что говорить МакКоллу. Ему не хочется рушить идиллию этого мира раньше времени, он достаточно устал.

Стилински помнит кучу вещей, которые они делали вместе. Лучших вещей в его жизни – от походов в кино до первой поездки на джипе. Из той настоящей реальности, где их родителей утащил полоумный друид. Но как бы он ни старался вспомнить, Стайлз не может сказать, как и когда они познакомились. Он словно всегда знал Скотта, Мелиссу и Рафаэля МакКоллов.

И неизвестность чертовски изводит его. Ко всему прочему Элиссон, словно дерьмового в его жизни и так мало, не отвечает на звонки. Он набирает ее номер в тринадцатый раз.

Стайлз залезает в джип, благодаря кого-то там наверху, что машина заводится с первого раза, и едет к Арджентам, в надежде, что те живут по старому адресу. Оказывается, что их дом продан, а квартира пустует. Он звонит Лидии – она не отвечает.

Стайлз озлобленно пинает колесо джипа, а потом с опозданием гладит по капоту свою малышку, извиняясь за немотивированную агрессию. В конце концов, прокричавшись в небо на стоянке около многоэтажного дома, он решает поехать к Дитону. Кто-то пытается облить его водой из окна, чтобы он заткнулся, но он успевает запрыгнуть в джип и включить дворники. Внеплановый дождь от разъяренных жильцов его не расстраивает.

Он не знает, сколько реальный он уже находится в железной ванне с мохито. Может, минуты, а, может, уже несколько дней. И это определенно слишком долго. Стайлз не хочет думать, что будет, если он ошибется. Он изо всех сил нажимает на педаль газа и едет в сторону ветлечебницы.

Дитон и мисс Моррелл пьют чай, сидя в кабинете Алана. Между ними витает такое напряжение, что сложно сказать, что они брат и сестра. Они смотрят одинаково проницательно, чуть наклонив головы вбок. Разглядывая его, как совы, диковинную мышь.

— Стайлз, что ты здесь делаешь? — Дитон отставляет свою кружку с нарисованными на ней аляповатыми мордами собак. — Что-то случилось?

Стайлз откуда-то знает, что кружку с дурацким принтом Алану подарил Скотт на свой первый год работы в клинике. Стилински также внезапно осознает, что и в этой вселенной-реальности-измерении, он спас их родителей, но все же был одержим Ногицунэ.

Он отчетливо помнит, как начал встречаться со Скоттом. На адреналиновой волне выплеснул все, что он чувствовал. После «инцидента около мотеля “Калифорния”» – как это называет мисс Моррелл на их еженедельных сеансах по выправке его мозгов.

Их новые отношения со Скоттом пахнут бензином, отчаянием и физической неспособностью прожить друг без друга хотя бы сутки.

Теперь он это помнит. Ему очень жаль.

— Мне срочно нужно найти Неметон, — говорит Стайлз.

Моррел медленно поднимается с продавленного стула для редких посетителей кабинета Дитона, словно перед ней бешенное животное, а не уставший, напуганный Стайлз.

— Стайлз, милый, ты в домашней одежде и тапочках, — Марин подходит ближе и кладет руку на плечо. — Глубоко вдохни и выдохни. Ты знаешь, где Неметон, и твой отец жив и вне опасности. Помнишь, мы говорили об этом? Никакой стаи альф больше нет, нет Дарака, нет Ногицунэ.

Дитон набирает чей-то номер на телефоне, что-то говорит в трубку, но Стайлзу уже не разобрать, что именно. Стилински хлопает себя по карманам, хочет найти значок, чтобы доказать, что все вокруг – выдумка. Карманы домашних штанов пусты.

Стайлз оглядывается, словно пытается найти у предметов мебели поддержку. Какой-то раскрытый журнал валяется на столе. Он пытается прочитать заголовок открытой статьи, но буквы путаются и ускользают, устраивая водопад из знаков, стекая вниз по страницам. Числа на циферблате часов под потолком превращаются в неясные знаки: квадраты, крестики, треугольники, неровные линии.

Моррелл что-то говорит. Видимо, пытается уговорить его дышать. Но он и так дышит, просто слишком часто.

Так часто, что лицо Марин затягивает туманная дымка. Грудь сдавливает, пальцы трясутся, стрелки на часах крутят с бешеной скоростью. Стайлз теряет связь со своим телом, словно оно чужеродное. Будто он нацепил на себя шкуру кого-то еще и в ней теперь тесно.

Скотт появляется из ниоткуда. Подтягивает Стайлза за подмышки с пола, пытаясь поставить на ноги. Марин что-то продолжает говорить, но МакКолл отмахивается и тащит его в туалет.

— Стайлз, — Скотт присаживается рядом с ним и смотрит на него. — Как ты определяешь, что ты во сне?

Стайлз наконец-то фокусирует взгляд на Скотте и часто дышит.

— Считаю пальцы, — еле выдергивает из себя слова. — Во снах их шесть.

Скотт просит считать вместе с ним. Стайлз из последних сил старается сфокусироваться. Считает вслух: один, два, три, четыре, пять. И успокаивается. Последствия его психологической травмы, его болезни, одержимости – эти галлюцинации и сны.

Кажется, где-то это уже было. Они это проходили, но Стайлзу все равно становится легче.

Скотт приводит Стайлза домой, и тот, наконец, переодевается в привычные футболку-джинсы-рубашку. В голове пусто, как во время просмотра программ про жизнь в дикой природе тасманских дьяволов (китов, колибри, кольчатых червей – неважно). Стайлз все еще жив в этой реальности, и он не знает, что ему делать. И где искать зацепки. И какого черта вообще происходит?

Что несет за собой эта реальность? Какой урок должен получить в ней Стайлз?

В этой реальности отец жив, Неметон найден – Скотт без промедлений ткнул пальцем в карту леса, обозначая местонахождение друидского пня. А МакКолла он и так, похоже, любил. Себе можно не врать.

Стайлз смертельно устал от всего этого дерьма. Какая ирония.

Возможно, ему нужно найти не Неметон, а нечто другое, чтобы ему подсказало реальное расположение останков древа жизни. Ему нужно снова искать Дерека, как и пару реальностей раньше. А, может, необходимо запомнить, где этот чертов пень и застрелиться?

Хотя последний вариант, несмотря на количество пережитых собственных смертей, Стайлзу мало нравится. Ведь нет никакой гарантии (каждый гребаный раз), что он просто не свихнулся. Что не пузырит пеной изо рта где-то в психушке, играя в воображаемую Иксбокс с воображаемым лучшим другом. И если так и есть на самом деле – он может убить себя раз и навсегда.

— Дерек пропал, — неожиданно говорит Скотт, словно читая его перепутавшиеся мысли и выбирая из них самые информативные для него самого. — Я позвонил мистеру Ардженту. Возможно, это Калаверас. А значит, нам нужен план. Может быть, придется ехать в Мексику.

Да, осталось прихватить Роберта Родригеса и Дэнни Трехо, — хочет сострить Стайлз. Про гениальные планы от МакКолла хорошие шутки в голове у него кончились в той реальности, где впервые появился Скотт.

— Я хочу съездить, посмотреть на Неметон, — говорит он вслух, вертя пальцем у виска. — Просто успокоить свою паранойю, знаешь.

Скотт подходит ближе, кладет руку на плечо Стайлза, сводит брови в одну напряженную линию и смотрит серьезно. Стилински отрицательно качает головой, отвечая на невербальный вопрос. Он поедет один. Почему-то такая идея кажется Стайлзу правильной.

— Я останусь у тебя сегодня? — Скотт смотрит просяще, глазами доброго щенка.

Стайлз никогда не мог отказать таким взглядам, поэтому он просто кивает.

— Досмотри уж «Новую Надежду», пока меня нет. В холодильнике есть пицца, — и хочет хлопнуть Скотта по плечу на прощание, но тот перехватывает его руку и бегло целует в губы.

Это настолько непривычно, что Стайлз криво улыбаясь, выбегает из комнаты. Едет на джипе до леса на высокой скорости и нарушает, кажется, пару занудных, как Харрис, правил дорожного движения. Стилински запинается об эту мысль, потому что вдруг осознает, что, в самом деле, не знает, жив ли его учитель химии. Скорее всего, нет.

Стилински не устает напоминать себе, что где-то в опасности его настоящий отец. Он цепляется за эту мысль, как за спасательный круг.

Стайлз вынимает из кармана джинсов значок отца. Тот все еще легко гнется под пальцами. Нереальность, — заключает он для себя.

Он выбирается из машины и идет, ориентируясь, на маршрут проложенный навигатором в телефоне. Резко холодает, и он только в этот момент замечает, как быстро стемнело. Возможно, там, где он есть на самом деле, тоже темно и холодно. И сердце точно так же бьется раз через раз. Если бьется вообще.

Неметон, как он себе его и представлял, каким и видел в других реальностях – огромная круглая разделочная доска в трещинах. Отличная плаха для великанов, если бы те существовали, и кто-то бы вздумал их казнить.

Стайлз рвано выдыхает, выпуская из себя облачко пара. Перед глазами носятся выдуманные его подсознанием картинки. Ногицунэ и он играют в го – что за безвкусица со стороны тысячелетнего монстра? А вот он бродит по коридорам больницы, впитывая чужие страх и боль.

Стайлз трясет головой.

— Проснись, вот сейчас проснись, — он оглядывается по сторонам, стараясь побольнее ущипнуть себя за руку, но ничего не происходит.

Только кожу саднит от издевательств собственных пальцев. Во рту мгновенно пересыхает, и Стилински, все еще ругая себя, пытается спуститься вниз, чтобы осмотреть корни, как будто они ему что-то подскажут. Но люк никуда не ведет. Пространство под корнями завалило после обвала, когда они спаслись от Дарака.

— Эти корни ничего не подскажут, — Элиссон приветливо улыбается, обходит замершего Стайлза и садится на Неметон. — И нет, я не должна быть во Франции. Глупо, но я умерла на самом деле. Вы здесь просто предпочитаете не говорить о моей смерти, потому что это омрачает ваши отношения. И я рада, что вы так делаете. Это правда.

Стайлз все еще стоит, не делая попыток пошевелиться. Больше всего ему хочется орать на весь лес – убеждать свое подсознание, чтобы оно проснулось. Чтобы это дерьмо, наконец, закончилось. Чтобы его отец ел пончик на работе, не рискуя жизнью, а главная опасность исходила от выпечки – возможностью холестериновых бляшек где-то на стенках сосудов.

Никаких тебе: сумасшедших альф и стай из них, каним, полоумных друидов, ударенных на голову охотников, неуравновешенных банши, одичалых кайотов и лис. Однозначно, никаких лис.

— Я все еще удивлена тем, что ты действительно цепляешься за это место, — Элиссон похлопала рядом с собой по дереву, приглашая Стайлза присесть. — Хотя самым странным выбором развития событий была история, когда ты решил стать популярным парнем и встречаться с Лидией.

— Почему я должен поверить, что ты не часть этого мира? И что ты умерла? — Стайлз с сомнением смотрит на Арджент, но все же присаживается рядом с ней. — И если то, что ты говоришь – это правда, то, что мне делать теперь?

Элиссон разводит руками и откидывается на спину, разглядывая небо. Над головой чернота медленно начинает покрываться россыпью звезд. Стайлз иррационально поводит плечами, вспоминая светлячков. А еще тот момент, когда он вытягивал бинты изо рта, чтобы выблевать самого же себя. Было ли это?

— Я думала, ты будешь со мной милее. Хотя ты запутался, я могу понять. Мы в том мире, где нет четких объяснений происходящему, — Элиссон лучезарно улыбается и смотрит на Стайлза, будто он щеночек с картинки. — Чтобы существовать здесь – нужно умереть. Или почти умереть и воскреснуть. Но для этого необходимо захотеть вернутся. Захотеть самому, а не ради кого-то.

— В фильмах это обычно работает, — Стайлз ложится рядом с Элиссон и тоже смотрит на небо.

Неожиданно на него накатывает спокойствие. Впервые за все это время, как он опустил ногу в ледяную воду. Он резко вспоминает Арджент, которая опускалась в воду по правую руку от него. Скотта он вспомнить не может.

— Это нечто вроде чистилища, я думаю, — Элиссон пожимает плечами. — А ты слишком долго тут торчишь, даже меня вытряхнуло сюда посмотреть, что же с тобой происходит.

Стайлз открывает рот, не зная, что сказать или что спросить. Ему хочется извиниться перед Элиссон, хочется спросить у нее, не сошел ли он с ума, существует ли Скотт, точно ли жив отец. Но та лишь прикладывает палец к губам и качает головой.

— Я рада была повидаться. Не рассказывай Лидии, что видел меня. Она расстроится, — Арджент быстро поднимается с Неметона, и быстрым шагом уходит. — И тебе нужно уже перестать убегать от проблем и проснуться, — бросает она напоследок.

А затем словно испаряется в воздухе.

И эта встреча – самое тяжелое и, в то же время, лучшее, что произошло со Стилински в этом зазеркалье.

Стайлз постоянно уточняет у всех, реально ли происходящее. Потому что вот уже неделю, как он торчит в этой реальности, и ничего не происходит. Почти ничего, если не считать их совместную поездку в Мексику и кучу бабла, спрятанную в сумке, валяющейся в багажнике. Он и так будто застрял в не самой крутой компьютерной игре про гангстеров, а на заднем сидении его машины – три самые опасные цыпочки за всю историю видеоигр. Не хватает только наркотиков, но за них можно принять гремящий пузырек аддерала в бардачке. И все – полный комплект.

— Ты не могла бы сузить круг своих догадок до реальных банши-предсказаний? — Стайлз старается улыбнуться и не знает, куда деть свои руки.

— Этот план глуп. И мы умрем, — Лидия улыбается прохожему мужчине, резво шагая по незнакомым улицам страны лимона.

Родригеса им точно не хватает, — думает Стайлз. Стилински моргает, и вот он уже сидит рядом с Лидией напротив главы Калаверас и предлагает ей деньги за шкуру Дерека. На языке вкус дешевого мексиканского фастфуда, нос режет запах алкоголя, а происходящее не поддается объяснению. Стайлз говорит, что они пришли не одни.

Ему очень нужен Хейл. В памяти того могли остаться еще какие-то зацепки. Или просто Стайлз уже не знает, что делать. Но этого он не произносит вслух.

Пережив разборку Калаверас, они находят Дерека. И Стилински истерично смеется про себя, потому что они находят Хейла в гробнице из волчьего аконита в ацтекском храме в Мексике, расположенном под церковью в центре города, который был разрушен землетрясением. А его папа крайне не рад этой новости (какая неожиданность, черт возьми). Как и Стайлз, потому что чиби-версия Дерека успела искупаться в источнике молодости.

Стайлз в кармане сжимает значок, чтобы напомнить себе, что все это дерьмо не может происходить на самом деле. Слишком дебильно и дешево. Голимая графомания фэнтези-детективиста средней руки.

Кейт оживает и убивает всех налево-направо. Банши сходят с ума, потому что какой-то Благодетель решает очистить улицы от сверхъестественного. По городу ходят берсерки и наемные убийцы безо рта. Дерек, даже взрослея, не помнит ничего, что могло быть хоть немного полезным.

Безумие, возведенное в абсолют.

Стайлз глотает свои персиковые таблетки счастья, обнимает Скотта по ночам (который взял дурную привычку кусать кого ни попадя, заходясь в комплексе супергероя), учит Малию (что она забыла в этой истории?) быть чуть более человеком, чем она есть. Следит за отцом и иногда ходит к Неметону, но тот никак ему не помогает, а Элиссон больше не появляется.

Все такое дебильное и нелогичное, что он думает, что необходимо просто пережить это, хотя ему и холодно. Стилински постоянно холодно и он таскает на себе толстовки даже в жару, а по ночам прижимается к горячему, как печка, Скотту.

В следующий раз ему повезет, Стайлз уверен. Его жизнь теперь – это развеселая гейская карусель, в которой вместо лошадок пинты крови, трупы нелюдей и связанные подростки с заклеенным скотчем ртом.

Стайлз почти вздыхает с облегчением, когда этот маньяк-микробиолог наставляет на него пистолет с глушителем. Это бодрит лучше кофеиновых таблеток, запитых энергетиками.

Иллюзорная дымка перед глазами рассеивается, мозг начинает работать четче.

— Думаете, что сможете меня запугать? — произносит Стайлз тихо, и сам же ежится.

Все это отчетливо напоминает ему то время, когда он ходил одержимым. А потом он вспоминает о Скотте в подвале, который ждет его и медленно подыхает. Стайлз забирается в карман джинсов, чтобы сжать податливую звезду значка и в который раз убедиться, что все происходящее – лишь испытание. Не реальность.

Скотт не умрет. Возможно, Скотта и нет. Но последнее уже не играет никакой роли, потому что в этом мире у него другие ценности.

Стайлз что-то говорит. Этот маньяк что-то говорит. Да всем плевать, что они говорят. Этот город переполнен маньяками и их жертвами, этим уже никого не удивить.

Стилински жмурится до искр в глазах, внутри себя определенно радуясь тому факту, что он сможет попробовать еще раз. Найти отца, вернуться в реальную жизнь. Вынырнуть, наконец, из кадки с мохито. Жалко лишь расставаться с этим Скоттом (выдуманным или нет – неважно).

А потом его лицо орошается чужой кровью и кусочками мозга, и Стайлз едва сдерживает паническую атаку, слушая объяснения старшего МакКолла про антидот.

Стайлз чуть не разбивается о стену хранилища Хейлов, крича Скотту о грибах. Даже такой трагичный момент, по сути – и тот идиотский. Вопли о грибах, кто бы мог подумать.

Но Стайлз все равно плачет. Он это чувствует.

Потому что даже если весь этот мир выдуманный, он не особо представляет себе, как он будет жить в нем еще хотя бы даже пару секунд, если Скотта не будет.

Эта реальность самая тупая из всех пережитых им реальностей, — повторяясь, думает он.

И самая горькая. Ему уже действительно неважно есть ли Скотт на самом деле.

Они оба чуть не умерли. Хотя Стайлз и переживал это десяток раз, он не может не радоваться, что Скотт с ним. Уже ночь и их, наконец, перестает нервно трясти. Мелисса и его отец на дежурстве. Опросы в полицейском участке закончились, осмотры врачами вывернули все личное и показали внешнему миру.

Стилински старается не думать о том, что они обманули Малию. Потому что, если он начнет переживать еще и из-за этого, то пойдет и выпьет галлон средства для прочистки труб. Или сотворит что-то еще более глупое.

Возможно, Малия тоже выдуманная, и он зря беспокоится.

Скотт неожиданно прижимается раскаленными губами к виску Стайлза. Он, видимо, любит так делать.

Стилински кажется, что у него останется клеймо на лице в форме чужих губ. И это до невозможности радует, поэтому он отпускает себя. С отчаянным весельем, как человек отпустивший руль в машине, которая уже протаранила ограждение и летит вниз в пропасть. И ему остается только напоследок насладиться этим полетом. На самом деле, он оптимист.

Стайлз не помнит, как он попал в комнату Скотта, но помнит про свою паническую атаку на крыльце своего дома. Панические атаки его порядком подзадолбали. В основном тем, что после них накатывает апатия и нежелание что-либо делать.

Зачем он только поехал домой? Переодеться и вымыть кровь из волос? Когда его забрал оттуда Скотт? Возможно, лучше не вспоминать.

Сухая ладонь накрывает его щеку, большой палец поглаживает скулу, отвлекая от тошнотворных мыслей. Скотт смотрит на него, не мигая, а затем прижимается к его губам своими. Стайлз свистяще выдыхает сквозь губы и чувствует чужой язык в своем рту – и это чертовски правильно. Они – это правильно. Неважно с чего началась их история, они всегда дополняли друг друга. Ведь Скотт – это Стайлз. А Стайлз – это Скотт.

Возможно, в реальном мире и, правда, нет Скотта. Но в данный момент Стайлз верит в него, больше, чем в себя. Всегда верил, верит и будет верить.

Пускай это его детский воображаемый друг, который пришел к нему на выручку в этой безумной погоней за правдой. Возможно, в реальности – это Стайлз – оборотень, а Скотт – мальчишка-прообраз из рекламы хлопьев. Или шоколадных батончиков. Или ребенок из мотивирующих фильмов, транслируемых по ящику. Или даже паренек с буклетов о лучшей жизни в кабинете детского психолога, к которому Стайлз ходил еще с мамой. В любом случае, Скотт – его.

Стайлз размышляет логически (или старается размышлять так). Вот выдумало же его подсознание мир с Лидией – его девушкой. Даже мертвая Элиссон над ним посмеялась. Это, похоже, ни в одной реальности невозможно – он и Мартин. Такое существование не выдержало критики даже давно почивших.

Скотт, который своей наивной прямолинейностью, добротой, граничащей с беспробудной тупостью, и терпением отлично подходил такому, как Стайлз – это не смешило Арджент. Скотт определенно дополнял такого изворотливого, вечно не замолкающего саркастичного засранца, как он. Делал человечнее, что ли.

Скотт, оттягивая голову за волосы назад, ощутимо прикусывает его за шею, там, где эпилептически бьется под кожей артерия. Стайлз резко и шумно выдыхает, цепляясь за плечо МакКолла. Прямо в его татуировку – две черные полосы. Их, как Скотта и Стайлза, навсегда замкнуло по кругу.

Они неплохо смотрятся, — хочет сказать Стилински, но замолкает, прикусив губу, когда рука Скотта заползает ему под футболку.

МакКолл проводит руками по бокам Стайлза, цепляясь пальцами за выступающие ребра, а затем вдавливает того глубже в матрац, нависая над ним. Стайлз смотрит в темные глаза Скотти и не может найти решения парадоксу, как столь темные глаза могут выглядеть так солнечно.

Это извращение, — думает Стайлз и стаскивает футболку. Это почти инцест, — рассуждает он, стягивая штаны и белье с носками. Я могу получить что-то хорошее в этой жизни, — Стилински неожиданно улыбается, смотря, как Скотт нетерпеливо скидывает свою одежду и обходит Стайлза, чтобы забраться на кровать за ним.

Он обнимает Стайлза со спины, вытягивая ноги вдоль бедер Стилински, и пристраивается сзади, чтобы прижаться губами к чужим родинкам на щеке. Скотт перехватывает его поперек груди и впечатывает в себя. Стайлз по-засрански улыбается, приподнимая уголки губ.

— Сегодня ты – Бэтмен, — говорит Скотт куда-то в район скулы Стайлза, зная, что тому нужно расслабиться и немного побыть независимым.

Краем глаза Стайлз видит, что Скотт скалится волчьими клыками и отсвечивает радужкой, как красный лазерный прицел.

— Это в твоем исполнении звучит так ванильно, что осталось только сделать селфи и выложить наше фото в инстаграм, Скотти, — хмыкает Стайлз, пытаясь не думать, что член Скотта уперся ему в поясницу и пачкает спину выступившей на нем смазкой. — В рамочке из сердечек.

Стилински пора бы подумать о своем моральном облике. О том, что он и так наделал хренову кучу глупостей за свою короткую жизнь. Например, потащил друга-астматика в лес в поисках трупа. Но делал ли Стайлз это? Он ведь так никогда бы не поступил со Скоттом. Ведь так?

Скотт щекочет его под ребрами, не отвечая на подколку. Одними губами произносит, — три, два, один, — и клацает зубами в опасной близости от уха Стилински. Этот звук переключает сознание Стайлза, он отталкивает от себя щекочущие руки, и сам наваливается на Скотта.

Тот смеется, а на лице подозрительно знакомое выражение. Такое бывает у самого Стайлза, когда он придумывает очередную безумную идею того, как разыграть Пирожка на его день рождения.

— В рамочке из летучих мышей, — говорит Скотт, слишком часто моргая. — Я уже выкладывал пару селфи с тобой, пока ты спал.

— Это отвратительно, бро, — Стайлз закатывает глаза, и поддается бедрами вперед, чтобы потереться членом о живот МакКолла. — Больше так не делай. Иначе мы превратимся в парочку приторных педиков из толерантного сериала для закомплексованных подростков. А потом начнем подпевать песням Силин Дион или разбираться в моде.

Скотт щурится, не понимая, о чем идет речь. Он лишь выдыхает от облегчения, что Стайлз стал снова собой и, кажется, забыл о своей панике окончательно. Скотт притягивает его для поцелуя к себе и гладит по спине, заставляя окончательно расслабится.

МакКолл изворачивается и закидывает ноги Стайлзу на спину, так чтобы упираться ему пятками в ягодицы. Стайлз говорит что-то про мартышек, панд и лемуров. Скотт не слушает его, а просто выгибается сильнее, так что член Стайлза упирается между ягодиц.

Стайлз прикрывает глаза. Он понятия не имеет, что должен делать. Он не особо опытен, мягко говоря. Стайлз даже не уверен, что у него был секс в реальности хоть с кем-то. Скотт что-то говорит ему на ухо и протягивает в руку упаковку смазки, кусает его шею (какие-то определенно собачье-волчьи фиксации). И вообще Скотт ведет себя как озабоченный говнюк, который пытается втереться Стайлзу прямо под кожу, а когда тот слишком долго возится еще и угрожающе рычит, отсвечивая своими красными габаритными огнями. Стилински определенно не ожидал увидеть Скотта таким в кровати, но он не жалеет. МакКолл порой умеет по-настоящему удивлять.

Тело Стайлза двигается на автомате. Пальцы уверенно растягивают Скотта, и он губами ловит его выдохи. Только в фантазиях может быть так хорошо, — думает Стайлз, размашисто трахая Скотта.

Удовольствие разливается по организму, как укол какой-то сильнодействующей наркоты. Не то чтобы Стайлз пробовал, но должно быть похоже.

Скотт держится за спинку кровати и царапает ее когтями. У Стайлза не хватает дыхания, чтобы выдать шуточку про неконтролирующих себя плохих псов.

Пот катится градом с обоих и перемешивается. Стайлз вдыхает этот запах и его ведет так сильно, что про себя приходится вспоминать периодическую таблицу химических элементов, чтобы не спустить и не отключиться.

Таблица не вспоминается от слова совсем, заканчиваясь на водороде, потому что Скотт целует его в губы, а его член, скользящий в кулаке Стайлза, дергается.

Скотта выгибает, он сжимается так, что Стайлз чуть не теряет сознание. Колени МакКолла грозят поломать ему ребра – слишком сильный альфа-придурок и вечно забывает об этом. И это, кажется, становится последней каплей для Стайлза. Он кончает, часто и сорвано дыша на ухо Скотту, который гладит его по волосам.

Стайлз не хочет просыпаться. Никогда и ни за что, но знает, что это необходимо. Значок, валяющийся около его вывернутых нутром наружу джинсов, намекает ему об этом.

— Ну, Стайлз, — фыркает Скотт, легко проводя пальцем по вертикальной складке между бровей Стайлза, — не думал, что заниматься сексом со мной – это так ужасно.

Стайлз утыкается носом в ухо Скотта и пытается вынуть член из него, но тот снова закидывает свои ноги ему на задницу и не отпускает.

— Это отвратительно, — говорит Стайлз ушной раковине МакКолла. — Мы срастемся, как сиамские близнецы. И наша с тобой анатомия будет в этом случае вызывать рвотные позывы у всех, кто нас увидит. И у нас самих.

Скотт лишь смеется.

Стайлз считает, что это отвратительный план. Худший план из придуманных Скоттом. И вообще за всю историю.

— Нет, — Стилински отрицательно качает головой. — Нет. И нет. И нет. Только через мой труп. Только через мой гребаный труп.

Его речь повторяется, как запись с зажеванной магнитной ленты на старом магнитофоне в участке. Но он ничего не может с собой поделать. Стайлз – белка-неврастеничка из дебильного мультика, название которого он не в силах вспомнить.

— Нет, — еще раз говорит Стайлз. — Не могу поверить, что Мелисса на это согласилась. Что Кира на это согласилась. Ты же ей нравишься. А она почти согласилась тебя убить. Я не хочу на это смотреть. Не хочу в этом участвовать.

Скотт только лишь пожимает плечами, смотря на то, как Стайлз бегает туда-сюда по его комнате. Другого – лучшего – плана у них нет. И пока не предвидится, а оборотни и другая паранормальная хрень умирают.

Это самая жестокая из всех реальностей, — думает Стайлз.

В ней он беспомощен, как никогда. Он не знает, как вернуть отца. Он по уши влюблен, и впервые в его жизни это ответно. И лучшего из всех людей (и оборотней), – ему не найти на этой планете, поклоняющейся фастфуду и насилию, – по закону жанра нужно страдать ярко выраженным альтруизмом. А еще Стайлз не уверен, существует ли Скотт на самом деле.

Стайлз жалеет, что он сам не оборотень. Что он не может занять место Скотта. Стилински умирал здесь такое бесчисленное количество раз.

Но он все равно согласно кивает и как-то безнадежно напоследок прижимается губами к губам Скотта.

— Служба спасения девять-один-один. Что у вас произошло? — четкий голос диспетчера оседает прямо в голове Стайлза.

Он смотрит на лежащего на кровати Скотта, на испуганную Киру и ее мать. И это все настолько «эфемерно», что Стайлзу хочется маниакально засмеяться и лечь рядом со Скоттом.

Стайлз носится перед индивидуальной дверью морозильной камеры Скотта. В руках скачет телефон, под кожей – пульс. Все помещение блестит боками отлично начищенной нержавеющей стали. Стайлза мутит, потому что время ускользает, как песок сквозь пальцы, а никакого Благодетеля и не видно. Кира застряла неизвестно где.

Все бесполезно.

Творится какая-то очередная чертовщина. И Стайлзу, впервые за все пережитые им реальности, действительно страшно.

Он цепляется за обстановку. Столы для проведения аутопсии, какие-то жуткие инструменты, как в фильмах ужаса, шланги, яркие люминесцентные лампы и подъемные тележки для прогулок с трупами. Тут не хватает Ганнибала, чтобы создать идеально пугающую атмосферу.

Обстановка накручивает его сильнее, мысли скачут словно в Пляске солнца.

— Черт возьми, — ругается себе под нос Стайлз, и, кажется, видит перед глазами облачко пара, выскользнувшее изо рта. — Просыпайся, Стайлз. Я не хочу этого видеть. Я не переживу его смерть.

Стайлз обдумывает, не залезть ли ему к Скотту прямо в холодильную камеру. Может, он умрет там от обморожения. Потому что Стилински не согласен с выбором Скотта уходить одному. Они же обещали друг другу, черт возьми.

— Возможно, это не такая уж и плохая идея, — раздается голос за спиной Стайлза.

Стайлз оборачивается. Элиссон – это не тот человек, которого сейчас рассчитывал увидеть Стилински. Кира бы подошла больше. Хотя и к Арджент у Стайлза целая куча вопросов. Но вначале он лезет в карман джинсов и сжимает холодный металл значка шерифа в пальцах – тот по-прежнему легко поддается, сминаясь.

— Нет, я не Благодетель, — Элиссон весело болтает ногами, сидя на столе для аутопсии. — И я по-прежнему мертва. Но так как ты находишься между мирами, ты меня видишь. И идея забраться в холодильник, надо сказать, не самая плохая.

Для того, кто был жестоко убит и умер, Элиссон выглядит на удивление счастливой. Возможно, — думает Стайлз, оборачиваясь на дверь морозильной камеры Скотта, — смерть – это не самое страшное. Арджент улыбается, как умеет только она, демонстрируя ангельские ямочки на щеках, и дыхание Стилински перехватывает от затаенной, какой-то неуместной нежности.

— Проснуться можешь только ты сам, — ее голос резко становится жестким, обнажая внутреннюю охотницу. — Я не могу сказать тебе прямо, как это сделать. Тут свои правила. Но я могу дать подсказку.

За дверью слышится какой-то шум, паника. Часы на мобильном отмеряют последние минуты, и Стайлз кивает. Он не хочет тратить время на препирательства и угрозы, чтобы узнать прямой ответ. Что-то внутри подсказывает, что он и не сможет.

Элиссон снова мягко улыбается, и паника отходит на второй план.

— Я всегда удивлялась вашей дружбе, — Арджент разглаживает воображаемые складки на юбке. — Особенно здесь. Но, тем не менее, она удивительна. Стайлз и Скотт – это, как константа. Что бы ни происходило вокруг, даже это, — она кивает в сторону двери, за которой слышатся крики, а затем указывает на себя, — даже я, вы остаетесь вместе. Подумай только, у вас даже родители почти общие: папа и мама.

Стайлз наклоняет голову вбок. Он не понимает, но подсознание о чем-то смутно догадывается. Стайлз пытается поймать эту жуткую догадку за хвост, но она, как какая-то подводная склизкая тварь, выскальзывает. Телефон, продолжает прыгать в руках, отмеряя по секундам минуты до абсолютного коллапса его личности в этой реальности. А, может, и во всех реальностях сразу. Стайлз не уверен, что может пережить эту смерть – не свою, чужую.

— На самом деле, многое из того, что ты здесь увидел, — Элиссон прикусывает губу, обдумывая, что сказать дальше, — рождалось твоим подсознанием в попытке выжить в этом мире. Даже я – это лишь образ. — Она на мгновение замолкает, прежде чем, продолжить. — Ты зацепился за то, что посчитал действительно надежным в своей жизни. Что всегда могло тебя поставить на ноги. За образ человека, который мог тебя поддержать, и от которого ничего не нужно было скрывать. Он бы и так все знал изначально, догадывался бы раньше тебя.

Стайлз снова смотрит на часы. Шесть минут до коллапса вселенной.

— Вы всегда восхищались друг другом, просто забывали об этом сказать. Ты считаешь его сильным. — Уверенно добавляет она.

Только что оставалось десять минут, он почти уверен. Стайлз слышит, как сердце бьется в ушах, холод сковывает тело, а слова Элиссон выворачивают душу наизнанку. Кажется, Стайлз видит свое сердце, шлепнувшееся на кафель. Ощущается так, словно это происходит буквально.

Почему-то сейчас Стилински уверен, что это – последняя остановка в этом наркотическом трипе черного юмора судьбы. Последний рывок.

— Но я искал место, где Дарак держит отца, — Стайлз смотрит на Элиссон. — Я должен его спасти. Это моя цель.

Арджент продолжает болтать ногами, сидя на аутопсийном столе. Она легко пожимает плечами и откидывает пряди волос с лица. Почему-то в этом бункере Ганнибала из нержавеющей стали она кажется не человеком, а феей из сказки.

— Ты знаешь, где твой отец, — Элиссон спрыгивает со стола и подходит к Стайлзу. — И ты знаешь, что он жив. Ты в междумирье, где все твои самые глубокие страхи и желания находят выход. Вначале ты боялся умереть, потом боялся убивать, затем убивал сам. А все кончилось тем, что ты, не выдержав всего этого, втащил сюда образ лучшего, идеального друга. Создавал ему лучшие жизни, купался в его страхах, иногда терял его.

Стайлз смотрит на экран телефона – уже четыре минуты. Ему страшно, как не было никогда до этого. Он пытается позвонить Крису, но его выкидывает на автоответчик. С телефоном Киры также. Арджент накрывает его руку, когда он в очередной раз пытается кому-то позвонить.

— Ты хочешь сказать, что я настолько испугался умирать и убить кого-то, что придумал себе лучшего друга? — Стайлз нервно сглатывает.

Элиссон грустно приподнимает уголки губ и гладит Стилински по щеке. Легко проводит кончиками пальцев по спинке его носа, пробегается по подбородку, словно прощаясь.

— Ты так боялся не справиться и стать монстром, но, все же, понял то, что тебе нужно, и наконец-то нашел выход из кошмара, — Арджент отступает на шаг назад. — Ты смог, ты почти справился. Но времени осталось слишком мало.

— Скотта нет? — Стайлз старается держать себя в руках, но через секунду уже ловит себя на том, что пытается открыть дверь морозильника, но та не поддается, и он кричит и лупит по ней кулаками. — Проснись! Просыпайся же уже. Просыпайся, засранец.

Кажется, что вся больница должна слышать его крики. Весь город, штат, страна, материк, планета.

— Нет, это Стайлза нет, — говорит Элиссон, прежде чем исчезнуть, как гребаный Чеширский кот.

Первое, что он видит – это бледная клякса на темном фоне. Он моргает пару раз, и в кляксе проступает лицо Киры. Та радостно улыбается и быстро прикасается к его губам.

Все тело у него болит. Первая мысль, пришедшая ему в голову – что Кира не должна целовать его, они даже не вместе. А потом его накрывает холодящей лавиной прозрения, которая парализует тело. Краем сознания он понимает, что его спина и задница почти примерзли к столешнице из морозильника, но ему плевать, даже если придется потом отдирать себя, оставив пласт кожи на металле.

Мысли в голове скачут, как безумные блохи на не менее безумном псе. Он не может ничего сказать. Ему требуется, кажется, вечность, чтобы осознать свое тело и личность и прийти к выводу, что он Скотт МакКолл.

Все естество зудит. Кира перед лицом что-то говорит. Он видит это по ее открывающимся и закрывающимся губам, но ничего не слышит за шумом крови в ушах. В голове разбиваются один за одним образы, где он убивает Лиама, а потом вот он уже влезает в образ Стайлза, который умеет разбираться со всем этим дерьмом. У которого всегда есть план получше.

Единственное, в чем Скотт не уверен, так это в том – существует ли Стайлз. В чем-то Элиссон права, их отношения слишком хороши, чтобы быть правдой. И Скотту страшно.

— Стайлз? — хрипит он.

Это все, что удаётся сказать из задуманного «А где Стайлз?».

Картинка перед лицом сбоит, и Кира исчезает из поля зрения. Кажется, Скотт слышит чьи-то голоса. Возможно, переругивание и шипение. Скотт не уверен, но, очевидно, он может разобрать интонации своей матери.

Единственное, что он знает точно – это то, что теперь все реально. Удивительно, но он этому пока не слишком рад.

Тело все еще лежит в полном онемении. Он уже почти слышит, как кто-нибудь спрашивает у него, кто такой Стайлз. А затем за этим зазвенят осколки того идеального мира, который он продолбал.

На какую-то долю секунды Скотт малодушничает, забывая про остальных (они вроде волнуются), и тонет в этом мире. Представляет, что у него действительно есть друг, образ которого спас его от безумия. От превращения в монстра. Которым можно столь сильно восхищаться, что, даже почти умерев (и буквально сойдя с ума, перекинувшись в опасного зверя, убивающего свою бету), представлять себя им. Спрашивать себя, что бы сделал Стайлз в эту минуту.

Стайлз слишком хорош, чтобы быть настоящим. Слишком саркастичен, умен и непосредственен. Настолько хорош, что пережил тысячелетнюю маниакальную лису, будучи человеком. А Скотт даже не может совладать со своей сущностью оборотня, а ведь он чертов истинный альфа.

И если Стайлза нет (а уже МакКолл не может вспомнить, как они познакомились), то Скотт по уши в дерьме. Потому что даже лежа на ледяной столешнице в морге он ощущает в себе потребность сплавиться со Стайлзом кожей, втереться в нее.

И это пугает его еще сильней, потому что он, – как и Стилински, – оказывается больной на голову сукин сын. Скотт тоже никогда не понравится Лидии.

— Земля вызывает Хьюстон! Земля задолбалась вызывать... Скотти, ты оглох? — Стайлз резко появляется перед глазами МакКолла, по глазам видно, что нервничает, несмотря на слова. — Больше никогда, никогда так не делай. Слышишь меня? А то клянусь, в следующий раз я сам прибью тебя.

Стайлз хлопает его по плечу, и непослушное (будто парализованное) тело отмирает. Кожа от прикосновения горит, и Скотт улыбается, смотря на Стилински.

У него еще есть гребаный шанс не испортить эту жизнь, не просмотреть очевидного.

— Так кто Благодетель? — вставая и мечтая, наконец, выбраться из морга, спрашивает он.

Когда они закончат с этим, Скотт обязательно поговорит со Стайлзом. Возможно, он сходит к Дитону или Моррелл и спросит, что же это было.

Скотт надеется, что Стайлз его поймет. Скотт лелеет надежду, что и в этом мире их замкнет по кругу.

we out