"Сердцами наружу" Lahaine & Klodwig

[twreverse]

Заявка №17, повторное исполнение

Название: Сердцами наружу
Артер: Klodwig
Автор: La haine
Бета: TylerAsDurden
Пейринги и персонажи: Дерек/Стайлз, множество других действующих лиц
Категория: слеш (но по факту почти пре-слеш)
Жанр: AU, экшен, сказочки
Рейтинг: R (за обсценную лексику)
Размер: > 25 тысяч волчьих следов
Саммари: Любое желание может сбыться, если правильно и сильно захотеть. Даже если для этого понадобится вспомнить древние легенды и обнаружить у ближнего неестественно много хвостов.
Примечания: АУ по отношению ко всем сезонам, вольная трактовка канонической мифологии, возможный ООС и внезапный флафф.
Спасибо бесценной бете в лице Тайлер и волшебной гамме в лице Эрини, и, конечно, дорогому артеру за идею и вселяющие силу пинки.
Ссылка на скачивание: тут
Ссылка: арт 1, арт 2

Мы выбрали сами – обман
И рвали друг друга, рыча от полученных ран
Проверяя на прочность свои оболочки.
Истерзаны в клочья
Очень
Больно, сердцами наружу
Иначе нет смысла
Иначе не нужно
© J:морс "Волки"

Говорили, нужно просто пожелать, правильно пожелать. Такая малость в сравнении с ритуалами, требующими кровавых жертв и необратимых клятв. Алан Дитон с возрастающей тоской смотрел на опустевшую наполовину бутыль виски, собирался с силами.
Его учили понимать разную магию, но не эту. В этой было что-то ненормальное. Ночью у родника, обмывая руки, он чувствовал, как она сочится сквозь воду со льдом и проникает в кровь, липкая и горячая, – от одного ощущения мурашки бежали по коже. И ее становилось все больше, эта магия приходила с туманом, стелящимся по низинам, на рассвете оседала на траве росой, впитывалась в многовековые исполины-деревья.
Предсказанное сбывалось, спавший источник пробудился. Надо было послушать Талию еще десять лет назад и бежать прочь из проклятых мест, не тратить здоровье, пытаясь вытянуть всех из трясины. Дитон остался. Его тянуло и отталкивало одновременно: неметон не принимал ни его, ни других хранителей, накапливая энергию. Все упиралось в причину, в историю самого места, во что-то, что неизменно присутствовало и мешало.
Разгадка была скрыта мастерски, если она вообще была. За годы поисков он так к ней и не приблизился. Он выдохся, остался совершенно без сил; внешне весь осунулся, и под глазами залегли тени. После бессонных ночей и виски в качестве снотворного, пошатнувшееся здоровье давало о себе знать, и это с его познаниями в целебных зельях.
Дитон не сомневался, что утром пришедший открывать клинику Скотт будет смотреть укоризненно и проникновенно – с таким взглядом только и говорить о прощении грехов и очищении души от бренности земного бытия. У парня бы вышла отличная карьера в Свидетелях Иеговых, если бы однажды ночью в темном лесу он не встретил одного из Хейлов.
Хейлы, дьявол их дери, умели переворачивать все с ног на голову.
Дитон пьяно усмехнулся и проколол палец, капнув пару капель крови на изогнутый пыльный корень. Кровь размазалась, но не впиталась – выглядело нелепо, как почти все ритуалы, знакомые ему. И ведь перед ним лежал не рядовой кусок дерева, а часть неметона – древнего, пожухлого пня, устроившего всем им счастливую жизнь. Он его четыре дня отпиливал ритуальным ножом, этот проклятый корень, чуть запястье не вывихнул. Уж очень хотелось все исправить… или испортить окончательно.
Сила «искреннего желания» всегда была палкой о двух концах, эдаким котом Шредингера в магии, мертвым и живым одновременно: все знали, что она есть, но вот с чем ее есть, не знал никто.
Отрывки из переведенных легенд твердили, что нужно пожелать всей душой. Воплощение мысли было частью веры, которой не осталось места в мире нынешнем. Когда-то давно, когда опускалась ночь и страх велел запирать все двери, все что требовалось – это призвать на помощь стража, и он вставал на защиту. Предки не предполагали появление сотовой связи и службы спасения, поэтому методы у них были, мягко говоря, сомнительные, но соответствующие эпохе. В каком обличье явится эта помощь, конечно, куцые легенды не сообщали, зато изобиловали тошнотворными иллюстрациями.
Облекать мысли в форму туманных, пространных объяснений, как было положено по должности эмиссару, сам Дитон обучался довольно долго, но, в конце концов, смог выражаться также витиевато-сложно, как и авторы древности. Так что к пафосному финальному «и бросивший часть силы в огонь получит ответ к тому времени, когда день сменит длинная ночь» отнесся с недоверием – магия сущности редко отзывалась на запросы простых смертных так быстро.
Корень, брошенный в камин, охватило сиреневое пламя. Жертва была принята, желание озвучено. Он сделал все, что мог, и теперь оставалось только ждать, каким образом, всемирный закон равновесия решит компенсировать то, что творилось в Бейкон-Хиллс. Дитон, доведись мирозданию проконсультировался с ним, посоветовал бы сбросить ядерную бомбу и не мудрить.
По крайней мере, им бы не пришлось мучиться долго.

Три месяца спустя

«Понедельник, тринадцатое», – подсказывал всем интересующимся пластиковый передвижной квадратик на настенном календаре, не предвещая ничего хорошего. Дерек поправил календарь, ожидая, пока незваный гость поднимется на крыльцо, и лишь после настойчивого стука пошел открывать.
– Привет, – сказала Моррелл, упираясь носком ботинка в почерневший от сырости коврик на пороге его дома. – Мне нужна помощь.
Дерек был слишком вежлив для того, что помянуть вслух ее матушку, тем более, что та была и матерью Дитона, и весьма злопамятной ведьмой, – что хуже не известно, -но рисковать не стоило. Он молча захлопнул дверь у нее перед носом.
– Дерек! – заорала Марин, прекрасно зная, что он услышит и шепот. – Хейл, прекрати! Мне нужна помощь! Ты понимаешь, по-мощь! Слышишь меня?!
На этот раз дверь открыл Айзек. Он был сонный, какой-то особенно кудрявый и по-кошачьи жмурился от неяркого солнца.
– Шуметь зачем?
– Прямо сейчас нужна, – Марин Моррелл скрестила руки на груди, всем видом выражая сосредоточенность и деловитость.
Айзек потянулся, широко зевая, рубашка задралась, а пижамные штаны съехали вниз еще на сантиметр:
– Приходи завтра.
На этот раз девушка успела вставить каблук между косяком и дверью за секунду до того, как та снова захлопнулась.
– У меня ребенок в лесу пропал, Хейл!
Дерек отодвинул растерявшегося Айзека с дороги деятельной девушки, чтобы она своим напором не сбила его с ног.
– У тебя нет детей, – напомнил он – мало ли, вдруг от стресса она утратила связь с реальностью?
– Ребенок не мой, – Моррелл небрежно пожала плечами, заправив мешающие волосы за ухо. – У меня есть его одежда, вот, смотри, это должно помочь.
Небольшой синий пакет лег на стол.
– Ты рехнулась?
Моррелл и в школе сильно лунатила, так говорили. Не то чтобы в средней школе Дереку было дело до общеизвестных чудиков, а уж что с ней случилось после распада альфа-бенда, он точно вникать не хотел – своих проблем хватало.
– Хейл.
– Я тебе что, собака? Звони в полицию.
Марин вздохнула, сложила руки ладонями друг к другу и, собравшись с мыслями, произнесла:
– Ребенок пропал в лесу. Я волнуюсь. Что, если его забрали?
– С чего ты взяла, что пропал?
Оснований для доверия Моррелл у него не было: не после заварушки со стаей альф уж точно.
– А честного слова эмиссара тебе не будет достаточно?
– Эмиссара Девкалиона, серьезно?
– Стайлз? – вопросительно-недоуменно пробормотал Айзек, перебивая их. Не вслушиваясь в спор, он открыл принесенный пакет и достал сложенный полосатый шарф.
– Что? – огрызнулся Дерек. И тут же осадил себя: Питер не зря намекал, что своей агрессией он распугает последних из тех, кто еще мог выносить его. – Айзек, что ты хочешь сказать?
– Эта вещь пахнет, как один из моих одноклассников. Новенький. Стайлз Страви… нет, Стилински, вот, – размотав сине-красный кусок ткани, оборотень уткнулся в него носом, игнорируя недоуменные взгляды. – Так пахнет мерзлая земля и яблоки, мне нравится.
– Он пропал? – поинтересовался Дерек, обдумывая ситуацию.
Моррелл кивнула:
– Ночью. Я должна была проснуться от шума, но я не проснулась и ничего не слышала, а его нет, и телефон на столе, и ничего не тронуто.
– Тогда мы должны его найти, – предложил Айзек, по-прежнему прижимая к себе шарф.
– Может, ушел на вечеринку и заночевал у друзей; если он в одном классе с вами, он не ребенок. Ты не ребенок, вспомни, где тебя носит сутки напролет, Айзек. Я же не ищу тебя в лесу.
Хейл уже хорошо усвоил, что в Бейкон-Хиллс две беды: магия и подростки, когда одна беда встречалась со второй, наступал маленький локальный Апокалипсис, а Дерек в очередной раз «всерьез» задумывался о скорейшем переезде, хоть в Мексику, хоть на Северный полюс. Апокалипсисы в этом городке случались чаще, чем новый год.
– У него нет друзей, – Моррелл поджала губы, упрекая Дерека в малодушии. – И Стайлз не мог уйти: он не ходит. Совсем.
Вот как. Это уже совсем другой разговор.
– Думаю, нам надо позвонить Ардженту: он знает эти леса едва ли не лучше меня, – начал размышлять вслух Хейл, вспоминая, поставил он перед сном телефон на зарядку или нет. – Айзек, напиши Скотту.
– Ты хочешь поднять всю стаю?
Дерек кивнул, не раздумывая:
– Ты, кажется, хотела прямо сейчас, вот и начнем поиски. Если он пропал ночью черт знает куда, если он один и не может ходить - нам стоит поторопиться.
Марин придвинула стул поближе к стене, как все параноики, стараясь не оставлять спину открытой, и села:
– Я тут подожду, если ты не против.
– Хоть на потолке повиси, – радушно предложил Дерек. – И, Моррелл, они не моя стая, не притворяйся, что не знаешь, но, предупреждаю, только попробуй еще раз подставить нас.
Марин хмыкнула, но предпочла многозначительно промолчать, одарив взглядом полным сожаления о его умственных способностях, и в этом она сильно напоминала Дереку Дитона.
Хранители, чтоб их.

– Ты опять открыла окно, – пробормотал Стайлз себе под нос, принюхиваясь. В бок упиралось что-то острое, чего не было в кровати, когда он засыпал. Он поморщился и осторожно открыл глаза. – Моррелл, это не смешно, – Стайлз прищурился, разглядывая плотный, массивный корень прямо перед носом. Он даже потянулся к нему – проверить на ощупь: наведенные мороки и галлюцинации плотностью не отличались.
Корень был самый что ни на есть настоящий: шершавый, узловатый и немного влажный от утренней росы. Стайлз и сам был весь в этой влаге, холодной, колющей, точно крошечные иглы.
– Блядь, – подвел он итог. – Что я на этот раз сделал-то, а?
Вопрошать вселенную о том, что и почему происходит, было занятием хоть бесполезным, но позволяющим выплеснуть накопившее недовольство. Вселенная для Стайлза была организмом, смертельно-пораженным вирусом осенней хандры. И на любые раздражители страдающий организм реагировал мученическим вздохом.
Вцепившись в выступающий крупный корень, Стайлз подтянул себя вперед и вверх к пню, чтобы хоть обо что-то опереться. Поворачивался на спину он с успехом упавшего на лед пингвина, но к счастью, у Стайлза были руки, а не крылья, и со второй попытки ему удалось сесть.
Участок леса вокруг был отнюдь не очаровательной светлой поляной из сказки. Его окружала черная чаща, состоящая из больных, высохших лиственных деревьев, кривых сосен и бурелома. Окрас мха из темно-зеленого перетекал в рыже-бурый, медные проплешины тянулись от пня, на который он опирался, и уходили вдаль до видимой границы. Ни птицы, ни белки какой облезлой, ни муравейника – будто полоснуло невидимым огнем и ожог остался. И ни души.
– Эй, есть здесь кто-нибудь? – громко крикнул Стайлз в чащу, прислушиваясь к ответной тишине. – Ну, хоть кто-нибудь? Что, даже маньяка, собравшегося меня убивать и насиловать нет?!
Пень, к которому Стайлз уже начал испытывать теплые родственные чувства, с высоты его нынешнего «роста», казался поистине огромным. Откуда только в этом скудном лесу выросло исполинское дерево? И кто его срубил? Ведь когда-то оно точно было высоким и сильным, а пилили его не электрической пилой и не в этом веке – вон сколько новых веточек уже отросло.
Стайлз поймал себя на том, что гладит край заросшего пня ладонью и отдернул руку – не время для душевного единения с природой, пока не до конца ясно, как ты вообще здесь оказался рано поутру.
Уснул/Засыпал он в своей кровати, в этом Стайлз был уверен. Он до часу ночи читал ленту твиттера, как раз должны были выложить спойлеры к третьему сезону «Лисичек», а потом… Стоп. Твиттер! Святая праматерь тамблера! Значит, он положил телефон в карман пижамы. Стайлз хлопнул себя по животу, и точно – металлический прямоугольник ткнулся в ладонь.
– А ты везунчик, – поздравил он себя, раскрывая молнию в кофте-кенгуру. Из-за неподвижности ног, спал он почти всегда на спине, а потому телефон ему не мешал. Да и в карман к нему Моррелл не полезла бы, и телефон был второй, секретный, для нужд, о которых его няня-надсмотрщик не должна узнать.
Сеть не ловилась.
– Приехали, – пробормотал Стайлз, обдумывая, сможет ли подать в суд на сотового оператора сразу, как выберется из леса.

Оборотень шел по следу, пойманному в низине, по запаху, тающему в воздухе почти мгновенно. Запах был необычный: не совсем человеческий и не совсем звериный, и уловить его было непросто, но на стороне волка был опыт и нюх, превосходивший обоняние любого хищника. Он уверенно продвигался вперед, пока не добрался до небольшого ручья, где нить, тянущая его за собой, внезапно оборвалась.
Ручей служил природной границей, за которой начинались когда-то земли друидов. Там, в несколько сотнях шагов к северу, осталось старое место жертвоприношений. И животные, и люди его сторонились.
Дерек скинул нахлынувшее на зверя оцепенение и решительно перешагнул ручей. Никто из младших не хотел сюда идти: свежи были воспоминания о резне, начатой дараком, поехавшем крышей Девкалионе и Мелиссе, которую из-под неметона вытащили едва живой.
Потерянный Моррелл парень сидел сгорбившись, прислонившись спиной к этому проклятому пню как ни в чем не бывало, и что-то читал с экрана айфона, пролистывая информацию пальцем: вверх, вверх, вверх. Телефон освещал губы и нос, оставшуюся часть лица скрывал капюшон пижамы со смешными беличьими ушами сверху. Он поднял глаза, только когда Дерек подошел совсем близко. И в этом взгляде, что удивительно, не было страха.
– Вы лесник?
Дерек никак не ожидал такого вопроса, да и не подготовил речи на случай, и, скрывая растерянность, пожал плечами:
– Что-то вроде того. Тебя проводить домой?
– Ну, если вы не лесник и не охотник, а это я и без подсказки вижу, как вы меня проводите? Мы в какой-то темной глуши, в которой не ловит GPS! И связи тоже нет, – голос был хриплый, мальчишеский, еще не мужской, но уже с низкими глубокими нотками.
– Скажем, я знаю, как отсюда выбраться, – туманно пояснил Дерек. – Так тебе нужна помощь?
Парень откинул капюшон и уставился на него, как на опытный образец. Цвет глаз у него был обычный, карий, но то ли свет на этой проклятой поляне падал каким-то особенным образом, то ли Дереку начало чудиться от недосыпа всякое, но на мгновение, он бы поклялся, от зрачка на радужку плеснулось что-то черное, заставив волка насторожиться.
– Ты Дерек Хейл, – произнес сидящий, не отводя взгляд, – точно, ты тот самый Хейл из дома в лесу, парень с крутой тачкой, трехдневной щетиной и секретами на миллион баксов. Кого еще могла попросить Моррелл, найти меня? Только самого мрачного и загадочного жителя Бейкон-Хиллс.
– Отлично, ты знаешь мое имя, а я не знаю твоего. Как насчет ответной услуги?
– Все зовут меня Стайлз, мне это подходит, – парень покачал головой, – ты тоже можешь звать меня так.
– Стайлз, так провести тебя домой? – к удивлению Дерека, болтливость мальчишки не раздражала так, как когда-то нервировала словоохотливость Эрики. Без Эрики ему все еще было плохо, не так, как без Лоры, но после смерти людей, как и при жизни, продолжаешь воспринимать по-разному – тут все как в дикой природе, каждый оставляет свой след.
– Попробуй, – парень фыркнул, и развел руками, – я живу на седьмом километре от съезда с шоссе. Восточный съезд, если интересно. И еще, я не могу ходить.
Стайлз указал на свои абсолютно неподвижные ноги. Он был без ботинок, и всю стопу покрывала грязь и прилипшие сосновые иголки.
– Я могу тебя понести. – Дерек понятия не имел, как принято предлагать помощь инвалидам. Его бы и не хватило на долгие расшаркивания и хождение вокруг да около.
– Перекинуть меня за спину не получится: не удержусь, а на руках… – скептически произнес Стайлз, оглядывая Дерека с ног до головы. Уже один взгляд был почти оскорблением: даже те, кто не знал, что он оборотень, никогда не сомневались в его выносливости. – Думаю, это будет неу…
– Не думай, – Дерек решительно подошел и, примерившись, одним слитным движением поднял нецензурно ругнувшуюся живую ношу на руки. Парень весил даже меньше, чем Лидия.
– Ты охренел? – вскрикнул Стайлз, неожиданно сильно вцепившись ему в плечо. – Кто же так с живыми людьми поступает? Живодер!
– Я должен был дать тебе поразмышлять еще два часа, к тому времени ты бы окончательно замерз и заработал воспаление легких, сидя на холодной земле. Ты на себя посмотри: кожа да кости, и руки почти синие от холода. Идиот.
С близкого расстояния малейшие изменения настроения, отражавшиеся на лице парня, читались как открытая книга: вот недовольство сменяет недоумение, а на смену ему приходит то самое упрямое «я тебе потом отомщу, вот увидишь». Дерек даже усмехнулся про себя, наблюдая за этими переменами. Кора вела себя также и, стоило признать, план мести выполняла регулярно.
Стайлз чувствовал себя принцессой, вытащенной склизкой противной ящерицей из маленькой крепости. Столь собственническое обращение выходило далеко за приделы зоны комфорта. Ему хотелось рвать и метать, а лучше разодрать морду наглой псины когтями. Да, он не мог ходить, но это не значило, что он беспомощен и его можно поднимать, и тащить черт знает куда без разрешения. Бесцеремонность и нахальность оборотней бесила до зубовного скрежета. Вот уж точно – сила есть, ума не надо.
– Тебе бы самому понравилось, если бы тебя без спроса поднимали и волокли, как мешок с мусором? – сипло и озлобленно произнес он. – Сильные богатенькие парни вроде тебя всегда набиты дерьмом. Вы думайте, что вам все позволено. Но нихрена, вы не лучше других. Вы обычные примитивные самовлюбленные мудаки!
От этой шипящей злобы Дерек едва не застыл на месте: не ожидал он от обычного с виду парня такой холодной прочувствованной ненависти. Он задел в нем что-то, хотя понятия не имел, что. И слова, что слетели с языка, будто жалили, проникали за наращенную годами броню.
– Извини.
– «Извини»?! Из какой помойки ты вообще достал это «извини», Дерек Хейл?
– Извини. Разве это не то, что ты хочешь получить? Извини, что я поднял тебя без спроса, больше я так не поступлю.
– И буду думать прежде, чем прикоснуться к Стайлзу без его разрешения. Повтори.
– И буду думать впредь. Это было невежливо. Доволен?
– Проехали, Хейл, – Стайлз поджал губы. Он влез в карман, достал из него телефон, и тут же, как и все подростки, мгновенно переключился. – Гляди-ка, а тут ловит.
Они уже перешли ручей, и Дерек не сомневался, что и его телефон снова поймал сеть. Магия и техника все же едва ли были совместимы, сколько вышек не устанавливай по периметру.
– Кажется, вся моя твиттер-лента сегодня смотрела The voice, вот дерьмо. Ненавижу это шоу. В самом деле, лучше бы обсуждали, с кем спит Хью Джекман.
– А с кем спит Хью Джекман? – Дерек поддержал разговор больше из желания загладить свою вину, чем из интереса.
– Не со мной, – мрачно ответил парень, явно немного досадуя по поводу. – Жаль, меня бы даже не смутила разница в возрасте: в нем столько мужественности. И я, как ни крути, чуточку симпатичнее его супруги. Хотя, может, он с ней и не спит.
Смутно припоминав, как там выглядит Джекман, Дерек согласился, что на фоне многих актеров Голливуда, тот хотя бы похож на мужчину. На смутном образе его познания и ограничивались, и он поспешил сменить тему разговора, чтобы не выставить себя профаном.
– Ты ведь перебрался сюда недавно, – вспомнил Дерек фразу Айзека о новеньком парне в школе. – Не видел тебя раньше, но меня ты знаешь, почему?
– О, я тщательно готовлю домашнее задание, чтобы не выглядеть идиотом перед всем классом, – саркастично пояснил Стайлз. – Тем более, вы, Хейлы, весьма знамениты. Печально знамениты. Тебе нужно завести твиттер. И страничку на фейсбуке, думаю. Я смотрел, тебя там нет. У кого в наше время нет аккаунта в фейсбуке? На твою аватарку, обработанную в инстаграмме, слетелись бы все незамужние девушки города. Откроешь аккаунт и в графе «О себе» напишешь: «Хочу чистой светлой любви и корзинку эклеров». Мои девочки от тебя будут в восторге.
– Твои девочки? – Дереку показалось, что он начал терять нить разговора.
– А, ну все мои фанатки с блога о «Сверхъестественном», я его веду уже пару лет. «Сверхъестественное» смотрел? Инцест, межвидовой секс, десяток чудиков, устраивающих апокалипсис, когда у них что-то не ладится в семейных отношениях? Не смотрел!? Начни прямо завтра. Лучше сегодня. Если понравится, я тебе подарю значок с конвента с крылышками. Я в команде «динокаса», если что, но Сэм тоже милашка, особенно, когда переходит на темную сторону.
Стайлз замолчал. Видимо, ему привычно было говорить много и быстро, но он вовсе не планировал разговаривать в таком дружеском тоне с Дереком, которого пару минут как люто ненавидел.
– Ладно, я запомню и, может быть, посмотрю.
– Если хочешь, я запишу для тебя все сезоны. Иногда думаю: было бы забавно посмотреть все серии, забыв, чем все заканчивается. Tabula rasa, так сказать. А там все тлен, и смысл лишь в том, чтобы ожидание смерти было не скучным. Думаю, я бы взял себе эту мысль в качестве личного девиза, как тебе: «Ждем смерти с попкорном»?
– Большинство людей хотят быть уверенными в том, что все закончится хорошо, – заметил Дерек, не понимая, говорят ли они все еще о кино, – ты нет?
Мальчишка прищурился и замолчал на несколько минут. Дерек, уже успевший привыкнуть к звуку его голоса, вновь ощутил невысказанное напряжение.
– Я нет, – наконец произнес Стайлз, покачал головой и почему-то скривился, будто почувствовал какой-то неприятный запах или попробовал невкусную еду, – но жизнь таких, как я, редко заканчивается, как в сказке, где «долго и счастливо». Чего мне беспокоиться о благе других?
Дерек поднял глаза и заметил, как парень слабо улыбается, почти незаметно, но все же без сомнений – улыбается впервые за время их разговора. И ему захотелось улыбнуться в ответ, но он предпочел просто согласиться:
– Я тоже не люблю фильмы, где все заканчивается хорошо. Они ненастоящие, в жизни редко случаются хэппи энды.
Волк Дерека, принюхиваясь к лесу, безошибочно дал понять, что они приближаются к человеческому поселению. Он был так занят изучением окружающего пространства, что совершенно упустил из виду тот момент, как вокруг живота и ног его человеческой ипостаси обвились длинные лисьи хвосты. И щенок, казалось умиротворенно задремавший на руках, хищно щелкнул зубами.

– Внученька-внученька, а зачем тебе такие длинные уши? – Моррелл поставила на стол перед ним дымящуюся кружку с каким-то несомненно полезным травяным настоем. У нее был добрый десяток рецептов подобного противного варева на все случаи жизни.
– Это чтобы ты спросила, зачем еще? – привычно огрызнулся Стайлз. Уши ему по наследству от матери достались большие, почти собачьи, благо видеть их люди не могли, а то позора не оберешься. Да и от тех, кто умел «смотреть», Стайлз старался их прятать, как и хвосты. За эти полгода Моррелл видела его любым, это и злило, и притупляло защитные инстинкты. Когда хуже быть не может, перестаешь отвлекаться на мелочи.
– Его злейшество не в духе? – Моррелл села напротив него, сложив руки перед собой, как примерная ученица.
– Я всегда не в духе, – Стайлз напрягся, он терпеть не мог разговоры по душам с Марин: то, что она расценивала как ненавязчивое подтрунивание, в Гуантанамо сошло бы за полноценный допрос.
– Хочешь поделиться со мной тем, что тебя заботит? Что ты помнишь из того, что было ночью, Стайлз? – уточнила Моррелл, многозначительно растягивая «а» до целой октавы.
– Не твое дело.
Ничего он не видел, в том то и проблема! Ничего и никого. Заснул в кровати, проснулся в незнакомом месте, домой его доставил Хейл, конец истории. Но даже в его ненормальном мире, просыпаться в лесу – не вписывается в ежедневную рутину выживания.
– Молчанием ты вредишь только себе самому, – что ж, она ему не поверила.
Стайлзу искренне захотелось показать этой невозмутимой дамочке язык. Взрослые, которые только пылись казаться взрослыми, вызывали у него желание что-нибудь учудить и поскорее. Наследственная проказливость натуры сказывалась. Мать, по скупым рассказам о ней, была не лучше.
– Я же чокнутый: когда мне нужно общение, я разговариваю с голосами в моей голове, – Стайлз коротко улыбнулся, покрутив для верности пальцем у виска. – Не волнуйся, пока они не говорят мне, что делать, я совершенно здоров.
– Возможно когда-нибудь я не буду сомневаться в том, что ты здоров. А пока, будь добр, говори со мной. Или ты хочешь, чтобы я рассказала твоему отцу, что ты пропал ночью и ради твоих поисков пришлось обыскать весь лес?
Если чем Марин Моррелл и владела в совершенстве, то это умением намекать на возможное нежелательное развитие событий, избегая острых углов - она была подобна воде, ей проще было обойти преграду и проложить новое русло, чем действовать напрямик. Сильная, умная, немного авантюристка. Какой же нитью пришил ее Девкалион к своей сумасшедшей своре?
– Все возможно, только я все равно не знаю, что со мной было. Давай предположим, что меня похищали инопланетяне для опытов! – Стайлз оттолкнулся от стола, положил руки на колеса, чтобы подъехать к окну. Передвижение в инвалидном кресле казалось ему издевательски медленным. С тех пор, как он лишился возможности ходить на своих двоих, его преследовало ощущение, что каждую минуту он спешит и безнадежно опаздывает куда-то. Он не знал, куда торопится и зачем, но время уходило, а он оставался на месте.
– И ты веришь в инопланетян? Не смеши меня. – Моррелл подошла и встала за его спиной, как верный ангел-хранитель. Она теперь постоянно стояла у него за спиной, только Стайлз не знал, оберегает ли она его от мира, или мир от него.
– Я сам с этим разберусь, ясно? – Он поспешил сменить тему: – У нас будут гости, слышишь?
Марин ничего не услышала, но промолчала: она умела держать язык за зубами и не спорить. Стайлз судил здраво, он знал, они неплохо ладили пока играли предложенные роли «трудный подросток» и «его бдительный надзиратель». Она отвозила его в школу, проверяла домашние задания и заказывала еду. Моррелл была нянькой, воспитателем и охранником в одном лице, ей хорошо платили, но никто не догадывался, что ее ежедневное беспокойство – часть наказания. И Стайлз, Стайлз наказан заодно с ней.
Наличие хрупкого равновесия в их отношениях не отменяло страстного тягучего желания ее убить, как хотят убить свидетелей слабости. Он был уверен в том, что сможет, и это успокаивало.
– Дом окружает рябиновый пепел, тебе не стоит волноваться, – напомнила Моррелл, теперь внимательно всматриваясь в лес.
– Разорви круг, пусть приходят, – Стайлз наклонил голову, прижимаясь ухом к плечу, потираясь - движение лисы, не человека, давно стало привычным, – и, на будущее, нам не помешает защитить дом чем-нибудь настоящим. Как думаешь, я найду под твоей кроватью коробку с серебряными пулями? Или что-нибудь полезное?
Девушка с тысячей секретов, Моррелл улыбнулась загадочнее Моны Лизы.

Айзек был удивительный: разбитый, злой, почти сломленный, собранный заново, возрожденный, но все еще мертвый внутри. Словно соль и песок, смешанные в одном заклинании. Волк в нем был середина наполовину, но и того хватит.
Пришел он после окончания занятий и принес шарф, и долго мялся на пороге, не решаясь постучать. Он даже попытался забраться в окно, но тут уже Моррелл не выдержала и открыла дверь.
И не избежать Айзеку хорошей трепки, но Стайлз посмотрел на это щенячье недоразумение, покачал головой и в счет благодарности за шарф взялся накормить его ужином. Стайлз не спросил, зачем ему понадобилось лезть в чужой дом через окно, это, вероятно, подкупило Айзека прежде всего. А потом были баварские запеченные колбаски, что сломило бы любую китайскую стену недоверия.
– Скотт наш сосед, я его с детства знаю, видел его на поле? Вот, он капитан команды. А Эллисон мне с французским помогает, – смущенно произнес Айзек, запивая сытную еду томатным соком. – У нее отлично получается. Она хорошая, ты не слушай, что о ней говорят. Ей, ну, тяжело после смерти матери и…
– Да, я один раз видел, как у нее из шкафчика выпала цепь с наручниками - уверен, ей тяжело. Семейные проблемы и все такое. – Стайлз, в принципе, тоже любил баварские колбаски и томатный сок. Особенно сок. – Я понял, что у вас у всех есть очень личные секреты, которыми вы делитесь друг с другом. Уважаю.
Айзек покраснел и чуть не подавился едой. Стайлз самодовольно усмехнулся.
– Это не то, что ты думаешь.
– Тебе лучше не знать, что я думаю, потому что на уроках биологии даже Лидия Мартин сочла, что у меня слишком экзотические предпочтения. Я думаю, если бы она выступала на шоу, то ее бы представили аудитории, как эксперта по сексуальным извращениям Бейкон-Хиллс. Она же может стать следующей Элен Дедженерес, только без жены-лесбиянки. Впрочем, я готов быть ее женой-лесбиянкой, – Стайлз своей болтовней умел отлично расслаблять людей. Айзек смотрел на него расширившимися от удивления глазами и, что главное, уже не собирался никуда убегать.
– Ты всегда так быстро говоришь?
– Нет, только когда хочу подружиться с парнем, вернувшим мне любимый шарф и попытавшимся забираться через окно в мой дом. Такое со мной впервые. Вот послушай, у меня тоже есть секрет, только тс-с, – Стайлз многозначительно указал на Айзека вилкой и подмигнул надеясь, что вышло с намеком. – Мне нравится прятаться под кроватью, знаешь, когда я вокруг темно мне спокойно.
– Правда? – недоверчиво переспросил Айзек.
– Абсолютная. С кем-то может быть даже весело.
– А как же те монстры, что могут скрываться там?
– Монстры, которые укрывает тьма и вполовину не так страшны, как те, кто ходит при свете солнца, не скрываясь. Знаешь почему? Потому что те, кто обитает в темноте, отступят, стоит тебе зажечь свет, но те же, кто не боится солнца и огня, - они перегрызут тебе горло без сомнений. – Стайлз словно выпал из воспоминаний, его взгляд вновь сделался осмысленным и ясным, и он смущенно улыбнулся краешком губ: – Так что если хочешь, мы можем когда-нибудь, хотя я сейчас не в лучшей форме.
– Что? – переспросил ошарашенный Айзек.
– Спрятаться под кроватью. Моя отлично подходит.
Айзек расхохотался, откинув голову назад так, что Стайлз начал волноваться, не упадет ли он со стула.
– Где ты пропадал в прошлом году? Нам бы пригодилось твое чувство юмора.
– Оно сейчас в твоем распоряжении, – очаровательно улыбнулся Стайлз, расслабляясь: рыбка заглотила наживку, теперь оставалось узнать, как поймать остальных в этом пруду. – А где я был, там меня уже нет. И не то, чтобы я переживал по этому поводу.

Бейкон-Хиллс со всеми его заморочками и сложностями Стайлзу не нравился. Тут всегда были свои и чужие, учителя в школе помнили учеников в лицо, и привычно затеряться в толпе ему не удавалось: как на единственного подростка-инвалида, на него постоянно смотрели, нет, даже не смотрели – пялились. Больше в городе пялились только на Хейла, но тот, кажется, был привычен к повышенному вниманию.
Возвращаться в эту южную глушь Стайлз не планировал никогда: слишком многое здесь будило воспоминания о детстве, да и скрываться от любопытствующих взглядов, как требовала лисья натура, было сложно, невероятно сложно. Но человек предполагает, а бог располагает, так располагает, что не отвертишься. Пусть никто и не догадывался, но в бога Стайлз верил. В конце концов, их имена употребляли в одном предложении так часто, словно они, как минимум, лучшие друзья.
В двенадцать он серьезно раздумывал над тем, чтобы взломать базу и поменять имя в свидетельстве о рождении на «О Боже, Стайлз!», сокращенное для друзей до «Бог, просто Бог». Останавливало то, что друзей у него не было. Было так, по мелочи, дотягивало ровно до очередной выходки, за которую он удостаивался выговора от отца «О Боже, Стайлз, снова?» или пискливого возмущения со стороны других взрослых «Стилински, чем вы думали?»
Дольше друзья не задерживались. Он научился обходиться без них. Нельзя одушевлять игрушки. Бог уже однажды поступил столь опрометчиво.
– Привет, – Стайлз кивнул Айзеку в столовой на следующий день и положил перед ним на стол флешку. – Это для Дерека. Я решил, что должен ему за… ну, должен. Передашь?
– Передам, – Айзек тут же спрятал флешку в один из десятка карманов, как-то умещавшимся на его мешковатых штанах. Он выглядел подозрительно обрадованным, как если бы Стайлз ему не флешку отдал, а вручил медаль за достижения. – Присоединишься к нам?
Стайлз даже не ожидал, что будет так просто – раз и попасть за столик этой кампании. Они всегда держались особняком, не лузеры, но и не лидеры. Судя по всему, от Лейхи этого предложения не ожидал никто, поэтому теперь все рассматривали новичка с оскорбительным сомнением.
– Если познакомишь, – уклончиво ответил Стайлз, не напрашиваясь.
Но тут, неожиданно для всех, парень рядом с Айзеком широко улыбнулся и первым встал и протянул руку:
– Скотт, – он был весь из себя положительный, такой сияющий, каким должен быть диснеевский принц, рассыпающий вокруг себя блестки очарования. Как приличный принц, своего собственного очарования он не замечал.
– Стайлз, – ответил на рукопожатие.
– Это Лидия и Эллисон.
Эллисон изобразила вежливый энтузиазм, но мысленно витала где-то далеко и едва заметила Стайлза, Лидия же вздохнула в ответ на представление и надула губы. Красивая она была настолько, что самое оно – ночью фантазировать, только банши по природе почти химеры, такая и шею свернуть может, если заиграться. Разве что в силу пока не вошла, но химеры – твари мстительные, дождется своего часа и линчует.
– Хочешь шоколадку? – спросил он у Айзека, с ужина запомнив, что он неравнодушен к сладостям с изюмом. – Еще у меня есть печенье.
– Не хочет, – ответила вместо него Лидия.
Стайлз натянуто улыбнулся ей, нарочито долго задержав взгляд на глубоком вырезе платья, на что Лидия отреагировала нетривиально.
– Он не гей, – категорично сказала она, надкусывая яблоко, и посмотрела сначала на Айзека, потом на него. – Может быть, немного, но не для тебя.
Стайлз ощутил момент острой ностальгии по своей дорогой частной школе для придурков: там все было, как на ладони - и отношения, и иерархия, где все было как на ладони: и отношения, и иерархия. Тут же все казались овечками, а потом выпускали клыки и указывали тебе на место, которое, по их мнению, ты должен занимать. И к этому еще нужно было привыкнуть. Он не умел краснеть и чувствовал подлинное смущение лишь пару раз в жизни, но и снисходительных смешков за своей спиной слышать не хотел.
– Твои сексуальные фантазии говорят больше о тебе, чем обо мне, – нашелся он с ответом, глядя ей прямо в глаза, чтобы смутить. – Многое успела представить?
Айзек опустил голову, посмеиваясь.
– Тебя выгнали из твоей школы для одаренных за то, что ты не мог держать язык за зубами? – Лидия не послала его подальше, как Стайлз ожидал, вместо этого фыркнула, впервые проявляя искренний интерес.
Стайлз сложил руки перед собой, сомкнув пальцы в замок и выбрал самый нудный тон, из того набора особых голосов, которым он владел в совершенстве:
– Меня не выгнали, я буду сдавать экзамены в Чикаго. Мой отец и я решили, что мне не повредит провести этот год перед колледжем в родных местах, потому что я, как и он, как и дед – все мы имели несчастье родиться в Бейкон-Хиллс и с молоком матери впитать все местные токсины. Теперь моя очередь возмужать и проникнуться духом калифорнийской глубинки. Отец еще упоминал какую-то ерунду о вековых семейных традициях, но я не слушал, так что остальное можешь додумать сама.
– Тебя сослали! Или вышвырнули из дома, – заключила Лидия. Она умела быстро складывать «А» и «Б», не замечая при этом, что историю он придумывает специально для нее.
– Лидс, – Эллисон попыталась переключить внимание подруги, но мисс Мартин с азартом наблюдала за Стайлзом, которого, как ей казалось, можно легко уколоть: открытых людей ранить всегда проще. Это забавляло, он всегда позволял другим знать о нем все, не рассказывая ничего на деле.
– Ох, ну если тебе нравится плохие парни, да, меня сослали за то, что я приторговывал крэком на улицах и пара малолеток считала меня их сутенером. Моя новая мама, в смысле, мачеха, крутейший адвокат, ее бывший – прокурор штата, поэтому меня отмазали от срока и обошлись без записи в личное дело. Но отец все равно расстроился. Так расстроился, что отправил меня сюда с нянькой, а она, ну, всем в Чикаго известно, что она немного не в себе. Но я, пока отмазывался, полежал месяц в психушке, так что я теперь тоже не в себе. Только не знаю, в ком я...
После этой проникновенной речи Лидия хлопнула пальцами по краю стола и расхохоталась.
– Эллисон, признай, что он забавный. Надоедливый, но забавный. Стайлз, правильно?
– Да, Лидия, это мое имя, замечательно, что ты запомнила, – когда люди верили, что он почти что шут, они верили, что он не опасен. Первая ошибка, допускаемая человеком, встретившим лису.
Айзек положил руку ему на плечо, подбадривая. Видимо, одобрение Лидии много значило для него. Стайлз еще не до конца разобрался в местной иерархии взаимоотношении, если она вообще существовала. В стае, которая фактически и не являлась стаей, включала нескольких альф, банши и охотников – да тут бы и сам Перельман голову сломал, разбирая, что, кто и кому.
– Я запомнила еще тогда, когда ты на биологии рассказывал про трудности спаривания динозавров.
– Потрясающе увлекательная тема, – Стайлз невинно пожал плечами. – Я еще и про китов могу рассказать, и про собакообразных, и…
– Давай в следующий раз, – прервал его Скотт, и посмотрел на Айзека, готового завороженно слушать, хоть про спаривание богомолов, хоть про полураспад плутония, потом снова перевел взгляд на Стайлза. – Слушай, а хочешь пойти с нами вечером в боулинг? Там отличная пиццерия!
Если бы кто-то спросил, как Стайлз чувствует «те» не особо материальные части своего тела, то он бы затруднился с ответом, потому что «чувствует и все тут». Вот и в этот момент, он просто знал, что уши его восторженно поджимаются в предвкушении развлечения, а хвост под столом благодарно поглаживает Айзека по открытой щиколотке: в парне было столько мутной боли, что уже просто забирая ее Стайлз испытывал довольство сытого дракона.
– Думаю, это прекрасная идея.

Ночи в Бейкон-Хиллс тихие. Тишина настороженная, прислушивайся – не прислушивайся – ничего, даже птицы и те с закатом умолкают. И от мучительной тишины сон не идет. Лежишь и ворочаешься с боку на бок до рассвета.
Прошло уже пять дней с того утра, как Стайлз проснулся в лесу. И спустя почти неделю он знал лишь то, что в дом никто из чужаков не заходил, а если заходил, то обнаружить след Стайлз не смог, а уж он умел искать. Маленькое расследование не продвинулось ни на йоту. И это нервировало. Сон не шел.
– Девять глупых оборотней пошли на темное озеро купаться, восемь очень глупых оборотней пошли на темное, чертовские темное озеро купаться, семь... – бормотал Стайлз под нос, обдумывая собственное взбудораженное состояние: расширенные зрачки, учащенное сердцебиение, фантомную боль в ногах. – Похоже у вас, мистер Стилински, недостаток здравого смысла в крови, вот и слышится вам всякое, и видится не то.
Было еще кое-что. Когда он начал прислушиваться и присматриваться, не сразу, но он это почувствовал. Это тянулось из леса, как сквозняк, стелилось по земле. Это пахло смертью и талой водой. И, по-хорошему, нужно было бить тревогу, рассказать Моррелл, вызвонить отца и мчаться обратно в Чикаго. Но… лисье любопытство всегда побеждало разум.
– Волки пошли на озеро, озеро в котором отражалась полная красная луна…
Привычку разговаривать с самим собой он приобрел за первые месяцы переездов: отец работал по ночам, а засыпать один Стайлз боялся, никак не мог отделаться от страха закрыть глаза и никогда не проснуться, как мама. Отец сказал, что она уснула навсегда, конечно, это было не так, но в свои пять Стайлз не понимал смерть. Он и не спал, а смотрел в потолок и шепотом рассказывал себе истории. Откуда сегодня в его сказке взялись волки и озеро, он понятия не имел – сами пришли.
– Монстры, живущие в темном озере, плетут свои сети из ила и водорослей. Знаешь почему, Стайлз? Потому что хотят поймать добычу покрупнее, потому что ждут, когда придет он, он особенный, и они ждут его. Манят блуждающие огоньки в тумане. Монстры не бояться открытого пламени. Кто не боится огня, Стайлз?
За окном раздался протяжный вой, пронзительный в глухой тишине леса.
– Кто не боится огня? – повторил вопрос Стайлз, сжимая пальцы в замок. И тут же одернул себя: – Что за ерунда?
Ерунда не хотела идти прочь из головы, как бы он не старался подумать хоть о чем-то приятном. Даже мысль о запланированной покупке балахона настоящего джедая не радовала. Он мог бы шутки ради заказать для Моррелл костюм Красной Шапочки на грядущий Хэллоуин, просто чтобы посмотреть на выражение ее лица. А уж если бы она согласилась его надеть и пройти по улице, выражения физиономий местной волчьей братии окупили бы все затраты.
Дьявол, да будь его ноги при нем, он бы и сам влез в этот костюм!
Бешенство прокатилось внутри и погасло. Сам виноват. Только идиоты не признают ошибки, Стайлз идиотом себя не считал. А ноги у него были ничего такие, ноги жалко. Хотя, возможно, ковылять с костылями научится через пару лет, чувствительность же какая-никакая осталась.
От самоуничижительных мыслей отвлек вой, вторивший первому.
– И все же, – произнес он, неуклюже переворачиваясь лицом к окну, – до полнолуния еще дней семь, почему бы нам всем просто не пойти спать? Или я прав, и это вовсе не вы, мои серые пушистые друзья, терзаете нервы несчастных жителей, нарушая благодать единения человека с природой, а и что-то терзает вас, может быть звезды, может быть луна, может быть....
Стайлз слабо себе представлял, чем вой собаки, отличается от рева медведя, он вырос в городе, где крупным зверем считался откормленный ретривер. Только вот это переливчатое завывание с повторением было ему хорошо знакомо. Характерное. Пусть слышал он зов альфы лишь несколько раз, но отличать умел, не в деталях, конечно, ведь для стаи этот зов мог как знаменовать начало охоты, так и служить предупреждением о надвигающейся смертельной опасности.
Тяжело вздохнув от крутящихся в голове неприятных мыслей, Стайлз прикрыл глаза и, неожиданно для самого себя, провалился в сон. И даже не удивился, что открыв глаза утром, увидел перед собой ту самую проклятую поляну с огромным пнем посередине.

– Эйчлин, Эйч-лин!
Джон сделал несколько шагов назад, ожидая появления хозяина дома: без его разрешения переступать границы широкой поляны было опасно.
– Кричишь-то зачем, человек?
– Тут все и шепот слышат, а ты встал, раскричался…
– Или сам глуховат?
– Медведь на ухо наступил. Ох нет, не так люди говорят…
– А нам-то что?
Спор сменился гаденьким хихиканьем. Голоса прозвучали так близко, что Джон завертел головой в поисках источника, но тщетно, он никого не увидел, точно лес посмеивался над ним.
– Стилински, – окликнул хозяин дома, идя со стороны лесопилки, – не стой, проходи. Что стоишь, как чужой?
Эйчлин поднялся на крыльцо не оглядываясь, Джон последовал за ним. Чужим он себя не чувствовал, но после… после «того случая», как они это называли, его затапливали и злость, и стыдливая обида, и чувство вины.
На кухне его ждал горячий ромашково-клюквенный настой.
– Ты мог прийти раньше, – заметил Эйчлин, – но ты не хотел.
Выглядел он, как заправский лесоруб: в клетчатой рубашке навыпуск, с опилками в волосах и на одежде, и пахло от него – деревом. Уилл Эйчлин был метисом с доминирующей индейской кровью и яркими желтыми глазами на пол-лица. Выглядел он на тридцать с небольшим, но Стайлз говорил, что ему за семьдесят.
– Не мог, видеть тебя не хотелось, – честно ответил Джон. – И сейчас не хочется, но есть разговор.
– Как Стайлз?
– Скажи мне, как снять с него проклятие? Прошел уже почти год. Если нужно искупить вину, я готов…
Эйчлин всегда казался слишком спокойным и рассудительным, вот и сейчас он рассеянно улыбался, будто не замечая, как крепко Джон сжимает кружку с настоем, как сильно болит невысказанное.
– Он и не проклят мной, – Эйчлин покачал головой, волосы его не седые, а точно серые, выбились из хвоста. – Он сам себя проклял.
– Бред! – Джон ударил кулаком по столешнице, но тут же одернул руку, испуганно глядя на оборотня, но то даже не пошевелился, только прикрыл глаза – от усталости. – Алиша думала, всему виной когти оборотня, но он исцелялся раньше, исцелялся от всего, но не в этот раз. Поясни мне.
– Он твое дитя, но он не принадлежит твоему миру, это наш мир, и никогда не станет твоим, зачем тебе его понимать?
– Я уже стал частью вашего мира, я его отец и…
– Настанет время, когда ты не сможешь его защитить, – отрезал Эйчлин, властно и резко. Джон никогда не позволял себе забыть, каким тот может стать. В обращении оборотень-медведь превращается в машину смерти из клыков и когтей, и никто на памяти Стилински еще не решался бросить вызов за право владеть этим лесом. Эйчлин был страшен в состоянии покоя, Стайлз видел его в состоянии гнева. И даже спустя почти год, Джон испытывал страх за своего сына. Когда-то он сам привел мальчика на порог этого дома. Возможно, в случившемся только его вина.
– Стилински, ты забыл все, что я говорил тебе о лисах? – сжалился Эйчлин, присаживаясь на стул, лицом к Джону. – Для лис нет ничего сильнее их собственной магии. Никакое проклятье, никакой укус – все смертельно-опасное для других стечет с их шкуры, как вода. Да, подрал я его знатно, но сейчас он здоров, а не ходит потому, что сам себе не дает.
– Мой сын не может желать себе такой жизни, – упрямо возразил Джон. Иногда вся эта «магия» у него в голове не укладывалась.
– Сознательно? Конечно нет, – Эйчлин усмехнулся, внимательно разглядывая человека перед собой, Стилински был одним из немногих людей, когда-либо входивших в этот дом. – Наше исцеление начинается с боли. Его тело восстановило себя, а разум – нет. Думаю, когда он испытает душевную боль, равную той, что пережила девчонка, он сможет ходить. Если испытает, конечно.
– Но он ногицунэ, он поглощает чужую болью, не испытывая своей, – напомнил Джон.
– Тогда ему нужно постараться, – уклончиво ответил Эйчлин. – Стайлзу нравится в Бейкон-Хиллс? Ты не ответил.
– Это же ты посоветовал нам отправить его домой, подальше от осуждения Совета. И нет, ему не особо нравится, я чувствую.
– Я сказал Алише, что иногда возвращение к истокам, это хорошее новое начало, не более того, – этот такой же уклончивый ответ подвел Джона к мысли, что он что-то упустил в этом разговоре. Эйчлин продолжал наблюдать за ним. – Как твоя жена трактует мои слова, это дело твоей жены. Впрочем, я не беспокоюсь за нее, она родилась с мудростью разума, как ты родился с мудростью сердца. Вы хорошие люди.
– Та девушка, она не… – Джон не нашел в себе сил закончить вопрос, прямо перед глазами вставали воспоминания, в которых в этой самой комнате на полу билась в агонии девчонка, едва ли вышедшая из подросткового возраста. Металась в разорванной одежде в луже собственной крови, на глазах теряя человеческий облик.
– Нет, она нет, – Эйчлин вздохнул, – я пытался. Твой сын, возможно, смог бы забрать ее страх, и мы наладили бы контакт, чтобы начать обратное превращение. Она застряла там, в собственном подсознании-сознании, и там она до сих пор в лесу и убегает от преследующего ее зверя.
– Не уверен, что Стайлз когда-либо захочет даже просто подойти к ней, – Джон все же знал своего сына и принимал, как есть, не испытывая иллюзий на его счет.
На лице Эйчлина мелькнула задумчивость, но тут же исчезла:
– И поэтому я говорю, что ты не поймешь наш мир, как мы устроены.
– Что, «ваш мир» полон всепрощения?
– Помнишь, когда мы только встретились, я говорил тебе, что по легенде от лис произошли все оборотни, но сами лисы оборотнями не являются?
– Да, помню.
Джона в то время мало интересовало чье-то там происхождение и сивые легенды - у него на руках был маленький сын и его сыну нужна была помощь. После смерти Клаудии Стайлз начал угасать следом за ней. И тогда Джон переехал из Бейкон-Хиллс, убегая от прошлого, и бежал пока не нашел Алишу и через нее Эйчлина. Его будущая супруга отправила его к одному из сильнейших оборотней штата за советом, и тот помог, и не важно, что он говорил, важно, что делал.
– Так вот, мои предки говорили, что однажды охотники убили стаю лис в священном лесу, уцелела лишь одна, что уснула в волчьей норе, потому что водилась с волком. И эта лиса поклялась, что выследит всех охотников, и задушит их детей во сне, что она отомстит. Лиса влезла в человеческую шкуру, чтобы входить в дома людей без страха и втираться в доверие, а волк пошел за ней, чтобы охранять, и пусть выглядел он, как человек, но внутри так и остался зверем. Эта пара была первой, первыми оборотнями.
– К чему мне эта легенда?
– Эта наша вера, наши различия, – терпеливо пояснил Эйчлин, – ты же хочешь понимать нас. Стайлз слишком юн и дурно воспитан, чтобы осознавать суть своего происхождения, своих сил. Он чувствует злобу и верит, что она принадлежит ему, он боится себя и через секунду гордится собой. Я хорошо изучил твоего сына: его раздирают противоречия, как, впрочем, и всех мальчиков его возраста. Только он лиса, а не мальчик, и должен действовать исходя из инстинктов. Я боюсь не того, что он снова причинит вред, это неизбежно, меня волнует то, что не понимая суть проблемы, он и дальше продолжит проклинать сам себя и загнется. Я надеюсь лишь на то, что у него хорошая интуиция.
– Почему бы тебе не помочь ему?
Эйчлин покачал головой:
– Я не могу этого сделать. Он бросил мне вызов.
– Это малодушие.
– Это равновесие. Ногицунэ рождаются лишь тогда, когда наш мир находится в опасности, мир не-людей, они своего рода предвестники и, иногда, маяки. Стайлз думает, что боятся его, но все мы боимся того, что последует за ним. Я больше не могу помочь твоему сыну, он должен справится сам.

– Ты можешь стать «спасателем года», – Стайлз улыбнулся Дереку, приветствуя его у проклятого пня.
– Может объяснишь, какого черта ты снова здесь? – Хейл выглядел угрюмо: точь в точь хмурый котик, если у котика могла быть трехдневная щетина и угрожающе выступающий подбородок.
– Не ори, я не выспался, и в голове звенит. Собаки выли так, что уши закладывало. Разве не слышал?
Это камешек в огород Дерека, но пока тот думает, что Стайлз из непосвященных, такие подколки можно использовать совершенно безнаказанно. И в этом особая прелесть. Он застенчиво прикрыл глаза и сделал вид, что рассматривает свои руки. Ему всегда нравилось проверять границы дозволенного, следить за реакциями, растягивать процесс наблюдения так долго, как позволяла ситуация. Это была своеобразная прелюдия перед тем, как по-настоящему «потянуть» эмоции: он не увлечется, нет, только попробует чуть-чуть, Хейл же не щеночек вроде Айзека, он быстро сообразит, что к чему.
– Так как ты здесь оказался? – Дерек присел на корточки рядом с ним, он принюхивался, но очень осторожно, и Стайлз не смог удержаться от соблазна и сунул запястье прямо ему под нос.
– Смотри, меня кажется кто-то укусил. Здесь водятся малярийные комары? – воскликнул он, впитывая всей кожей всколыхнувшееся в Дереке бешенство. За такое оборотни откусывают что-нибудь ценное, но Хейл удержался – прекрасный самоконтроль.
– Не водятся, – огрызнулся он, и поспешил отойти, обошел пень по кругу, делая вид, что осматривается.
– Так ты не лесник, ты детектив, и специалист по редким насекомым, – продолжал потешаться над оборотнем Стайлз, разглядывая его спину, и, нет, только спину. – Уж не хочешь ли ты спросить этот пень, как я сюда попал?
– А он ответит? – поинтересовался Хейл. Он как-то чересчур серьезно относился к этой трухлявой коряге.
– Это, блядь, пень!
– Если бы это объясняло то, как ты оказался на этой поляне, – тихо то ли пожаловался, то ли выругался Дерек.
– Придется приковать себя к кровати, – невозмутимо сообщил Стайлз. Свои стадии гнева и отрицания он уже прошел и больше думал не о том, как он здесь оказался, а почему.
«Вдруг все же инопланетяне», – на секунду предположил он, но тут же отбросил идею: в Бейкон-Хиллс и без инопланетян хватало труднообъяснимой фигни. Вот, к примеру, семья вендиго-вегетарианцев, живущая недалеко от его любимой кофейни. Инопланетяне не могли существовать в одной реальности вендиго-вегетарианцами. И ведь это зима еще не наступила! А как наступит, так такое из леса потянется к теплу человеческого жилья, что даже ему не по себе делается.
– Ты не будешь приковывать себя к кровати, – четко и громко произнес Дерек, словно ставил его в известность и обещал проверить исполнение указаний, он бы еще оскалился для подкрепления эффекта.
– Знаешь, что я делаю в своей кровати - это сугубо мое дело, амиго, – фыркнул Стайлз, чувствуя, что ходит по краю: тот момент, когда Дерек выйдет из себя был уже не за горами.
– Пока ты пропадаешь ночью и я вынужден тебя искать в лесу, оно не такое уж и твое.
В словах Дерека был резон, а Стайлз не любил, когда его так затыкали, но и поделать ничего не мог.
– Я могу тебя понести? – наученный опытом, Дерек не стал поднимать его без спроса. И это было хоть маленькой, но победой.
– Ты можешь меня понести, о мой спаситель! – Стайлз картинно раскинул руки в стороны, – Эй, а я похож на прекрасную принцессу?
– Ты похож на лохматого замерзшего подростка. – В этот раз Дерек справился с задачей «поднять» лучше, определенно он быстро учился.
– Это говорит лишь о том, кто я есть, а не на кого я похож, – заметил Стайлз, потирая переносицу. На самом деле, Дерек угадал, описание соответствовало тому, на кого он стремился быть похожим. Все чувства у парня работали правильно, а вот пользовался ими он с неохотой. Предсказуемо, с такими тараканами в голове и проблемами в прошлом легко превратиться в законченного невротика, а восприятие оборотней острее звериного – настройся неправильно и каждый шорох станет похож на гребаный взрыв гранаты.
– Ты придираешься к словам, – укорил Дерек.
– А ты слишком много хмуришься? Тебе никто не говорил, что это вредно – морщины появятся.
Впрочем, Дереку пошли бы и морщины. Ему, дьявол его дери, все шло. И с этим нужно было смириться.