Артер: Benjiro Fudo
Автор: Небо в глазах ангела
Бета: нет
Канон: Teen Wolf
Рейтинг: NC-17, но за жестокость я бы дотянула до NC-21
Пейринг: Дерек/Стайлз
Размер: 8 500 сл.
Описание: в их мире существует некое подобие "судной ночи", когда месяц в году разрешены любые преступления. Полный текст заявкиВсе это сделано для того, чтобы оборотни могли выпускать всю накопившуюся в себе ярость. Можно сделать Дерека одним из тех, кто отпускает себя в это время и наталкивается на Стайлза, который по какой-то причине не спрятался в убежище, или спрятался, но что-то произошло и он оказался на поверхности. Даб-кон приветствуется, нон-кон приветствуется особенно яро. Остальное на вашу фантазию.
Некоторые важные просьбы от меня: никакой смены раскладки или же намека, никаких посторонних пейрингов со Стайлзом.
Предупреждение:
1. Кинки, очень много кинков (даб-кон, кноттинг, римминг, секс-машины, публичный секс и т.п.)
2. Мат. Не то чтобы очень много, но в некоторых местах присутствует.
3. ХЭ
4. Беты нет. Фик был дописан в ночь перед выкладкой, просить бету отбетить его в течение дня было как-то не очень удобно
От автора: спасибо Benjiro Fudo за заявку, которую оказалось неожиданно интересно исполнять. Прошу прощения, что не объявилась раньше, но до последнего была не уверена, что успею все закончить к сроку.
Високосный, значит, судный
Уйти из убежища оказывается проще, чем туда вернуться. Стайлз искренне считает, что времени до начала тотального комендантского часа достаточно, чтобы успеть добраться до школы, вызволить Мелвина и вернуться как раз к последнему звонку, после которого ворота убежища закроются на последующие двадцать девять дней. И поначалу все идет по плану.
Он без проблем проходит в школу, мысленно благодаря альфу стаи, отвечающей за порядок в их секторе, обнаруживает Мелвина, который даже не догадывается, чьими стараниями избежал незавидной участи – сметь от голода кажется Стайлзу отвратительной, и не только ему, иначе его бы так просто не выпустили за стены убежища.
Ему даже удается без проволочек покинуть здание и забраться в любимый джип, разместив клетку с Мелвином на соседнем сиденье, как перед капотом словно из-под земли вырастает монстр. Стайлз успевает рассмотреть искаженные обращением черты лица и светящиеся кровавым безумием глаза, после чего жмет на газ и… кажется, таранит столб или дерево, так не вовремя оказавшиеся сзади. Впрочем, он не уверен, что именно произошло. Последнее, что остается в памяти, – удар в спину.
Он приходит в себя на металлическом столе. На таких обычно, если верить сериалам про копов, разделывают трупы в морге. Вот только он не лежит на нем, изображая безвольное тело, а зафиксирован в какой-то немыслимой позе, от которой ломит кости. В бока, бедра и руки врезаются ремни и, кажется, цепи. Повернуть голову на странный, механический звук – словно по желобу ходит туда-сюда какой-то поршень, просто не получается. В какой-то момент он в панике осознает, что внутри него движется нечто. Да-да, прямо внутри. Туда-сюда, вперед-назад. Выворачивая внутренности и рождая в нижней части груди желудочные спазмы, отчего в пищевод горячими гейзерами выплескивается желчь, вязнет на языке горечью и, кажется, кровью; стекает по подбородку ниточкой слюны. Стайлз дергается, отчего становится только хуже. Больнее. Стонет, хнычет и даже находит в себе силы на угрожающую матерную тираду. Но тому, кто пялит его в зад, явно пофиг на все его усилия. Движения все такие же размеренные и долбящие. Стайлз хочет только одного – отключиться и проснуться где-нибудь в другом месте. Например, в раю, чем не вариант? Несмотря на это он не прекращает попыток освободиться, которые с каждым разом становятся все слабей. Тело посылает своему хозяину недвусмысленные сигналы. Боль кажется почти нестерпимой. Тот, кто сзади, все еще никак не проявляется себя, и это пугает до усрачки. Когда Стайлз почти сдается, слышится шипение, с которым в сторону отходит металлическая дверь. Он весь вскидывается, насколько позволяют путы, стонет от просто невыносимого давления внутри, и видит альфу. Стайлз уверен, что это тот самый, который напугал его до такого состояния, что любимый джип теперь придется восстанавливать. С губ срывается даже не стон, а предсмертный надсадный и пугающий хрип. Если альфа вот он, стоит, с жадностью втягивает носом воздух и смотрит, то кто тогда там, сзади? Стайлза похитили, чтобы отдать на потеху щенкам? Это просто… в голову не приходит ни одного цензурного слова. Альфу еще можно было бы оправдать. Нет, серьезно, если тому приспичило перепехнуться с таким, как Стайлз… все-таки именно альфы после затяжной войны, объединившись, загнали омег в гетто и достаточно контролируют ситуацию на своей территории, чтобы после високосного февраля на важнейших социальных объектах, как их школа, к примеру, буйство вышедших из гетто, никак не отразилось. Но если этот мудак так просто отдал Стайлза кому-то, как игрушку, как вещь… Стайлз роняет голову и упирается лбом в прохладный металл стола. Ловит себя на мысли, что даже в этой ситуации, нелепой и… злой, он хочет жить. А еще как-то совсем не вовремя вспоминается бедняга Мелвин. Как он там? Если погиб в той аварии, то попал в рай? Вот все псы гарантированно попадают в рай, а как там обстоят дела с хорьками? Они ведь, кажется, тоже из семейства псовых.
– Жив твой хорек, – голос скрипучий, с рычащими нотками. Неузнаваемый, ведь в трансформации альфы больше именно рычать и воют, как дикие звери, редко утруждая себя членораздельной речью.
Смысл слов доходит до Стайлза не сразу.
– Отпустите меня. Ты, мать твою, не имеешь права! Судный февраль еще не начался…
Но его прочувствованная речь дает совсем не тот эффект, на который Стайлз рассчитывает. Его грубо хватают за волосы. Он давиться последними словами и пытается отвернуться, когда вжикает молния и в лицо тычется крупный член. Его мучитель не обрезан. Когда альфа пару раз проводит по стволу когтистой рукой, обнажается крупная ярко-красная головка, на кончике выступает смазка, которую он с проникновенным, густым рычанием размазывает Стайлзу по щекам. Это отвратительно. Вот теперь ему хочется умереть. Просто, чтобы сердце остановилось и все закончилось. Хотя бы так. И этот второй, который все еще…
– Рот открой, – приказывает альфа, дергая за волосы.
Стайлз шипит сквозь стиснутые зубы. Его даже когти уже не пугают. Мысль, что он так и сдохнет здесь, в этом подвале на металлическом столе и с членом в заднице, его больше не волнует. Совсем.
По столешнице чиркают когти, высекают искры и оставляют глубокие борозды. Стайлз сопротивляется. Бессмысленно и отчаянно.
– Если не подчинишься, – сообщает альфа, склонившись к его макушке, Стайлз чувствует, как вдоль позвоночника ползут мурашки и зябнут пальцы ног. – Вырву горло своими зубами.
Угроза пронзает почти отключившийся мозг словно стрелой, рождая причудливые цепочки ассоциаций.
– Пообещай, что отпустишь.
– Ты мой до конца месяца.
– Нет. Я учитель, понимаешь? Там мои дети. То есть не мои, но им всего по шесть, и я должен быть с ними, понимаешь? – Стайлз облизывает губы, чувствует незнакомый привкус и запоздало осознает, что именно только что слизнул. И вдруг понимает, что вкус желчи на языке почти не ощущается. От этого неожиданно становится легче дышать. И говорить тоже легче. – Если я дам слово, что буду приходить к тебе каждую субботу? Двадцать девять недель – это…
– Год.
– Эй! Двадцать девять недель это меньше! Я, конечно, не могу сейчас посчитать точно, трудно, знаешь ли, заниматься точными науками, когда у тебя в заднице орудует какой-то клыкастый маньяк… эй-эй! Ты же не собираешься порезать меня на ленточки? Серьезно, чувак, я считал, то мы с тобой договорились!
– Не собираюсь, – заверяет его альфа, с сосредоточенным видом расстегивая ремни и распутывая цепи. То, что при этом перед носом Стайлза все еще болтается эрегированный член, он словно не замечает.
Почувствовав частичную свободу, Стайлз первым делом пытается проползти вперед, чтобы соскользнуть с чужого члена. И лишь ощутив пустоту внутри, резко садится на пятки, стонет от боли в мышцах и только потом оборачивается. Сзади никого нет. То есть, никого живого. Все это врем его трахала машина. В смысле, какой-то сюрреалистичный агрегат – на кончике гладкого металлического стержня силиконовый вибратор не самых ужасающих размеров, особенно, если сравнивать с настоящим членом альфы.
– Ну ты и извращенец.
– Ты мой на пятьдесят четыре недели. Каждую субботу, – заявляет тот и пытается заправить член в брюки, но Стайлз ловит его запястье.
– С сегодняшнего дня. Что? Ты и без того уже физически и морально надо мной надругался. Не хватало еще, чтобы в холостую! – он сам не понимает, откуда берутся эти слова. Видимо, нормальные люди от пережитого потрясения впадают в ступор, а Стайлз – особенный, и вместо того, чтобы тупо отключиться, пытается нанести ответный удар, начисто забыв о такой местами очень даже полезной штуке как инстинкт самосохранения.
Альфа награждает его жутким взглядом горящих красных глаз, хмыкает, обнажив внушительные клыки, и снова вынимает только-только заправленный в трусы член. Для Стайлза это первый в жизни минет. Вкус странный, то ли кислый, то ли горький. Соленый, наверное, тоже. Но распробовать он банально не успевает. Едва он решает что, наконец-то, приноровился, и можно попробовать заглотить, как молоденький ботом в его любимом порно, как в волосы вцепляется когтистая рука, член вбивается в горло, отчего перекрывает дыхание. Стайлз давиться и глотает. Раз, другой. Рот полон, по подбородку течет, ресницы слиплись от выступивших от натуги слез. Когда снова удается протолкнуть в глотку не только сперму, но и воздух, он закашливается и едва не летит лицом в пол, свесившись со стола. Но разбить лицо в кровь или, еще лучше, – свернуть шею, не дают сильные руки. Стайлза рвет спермой и кровью. Он кашляет, мотает головой и резко затихает, когда, повернув голову, видит черные змейки, текущие под кожей волосатой руки. Альфа его лечит.
– У меня, что, внутреннее кровотечение?
– У тебя истерика, помноженная на дефицит адерала.
– Откуда ты… – Стайлз с трудом сидит прямо, если бы не рука за спиной, он бы уже начал заваливаться. Думать о том, каким жалким он сейчас, наверное, выглядит, у него не получается.
– Нашел в машине. От тебя им пахнет.
– О да, ваше пресловутое обоняние, – Стайлз кивает и тут же мысленно обзывает себя идиотом. Слишком резкое движение. Слишком. Ощущение, что голова вот-вот оторвется. Перед глазами мелькают черные мошки.
– Спи, – последнее, что он слышит. И тут же просыпается от дикого рева.
На то, чтобы сообразить, что это сигнал к закрытию входа в убежище, уходит пара драгоценных минут. Он подхватывает клетку, если бы не зашуршавший в ней Мелвин, он бы ее и не заметил. И едва успевает протиснуться между уже закрывающимися створками ворот. Стайлз понятие не имеет, как оказался полностью одетым и с Мелвином практически у входа в убежище и сколько провалялся без сознания. Он запрещает себе думать о том, как измениться его жизнь после «близкого» знакомства с альфой, он просто живет эти двадцать девять дней – наслаждается свободой и независимостью.
Присматривает за малышами. Он всегда хотел быть учителем младших классов, как мама. Папа-шериф, конечно, повздыхал немного, когда он после окончания школы, отказался пойти в полицейскую академию, но принял выбор сына. Стайлз молодой учитель. И этот класс у него первый. Малышам только шесть. Они были слишком маленькими в предыдущий високосный год, чтобы запомнить свое пребывание в убежище, в этот раз все иначе. До четырех лет ответственность за детей в убежище несут их семьи, после четырех, за ними присматривают учителя, пока родители несут дневные, а порой и ночные вахты. Убежище – это город в городе. Целый подземный мир. Охрану дальних рубежей несут специально обученные охотники. Если за сектор на поверхности отвечает сильный и уважаемый альфа, омеги из гетто редко предпринимают попытки прорваться к людям, поэтому охотникам почти не выпадает случай проявить свои навыки. Но иногда стаи, подконтрольные альфам, пропускают особо коварных омег, некоторые из которых всерьез рассчитывают обратить кого-нибудь из людей и возглавить собственную стаю. Им это редко удается, но случае бывают разные.
Именно тем, что они все чем-то обязаны альфам, Стайлз объясняет свое поведение. Ведь это глупо, договорившись о практически безвозмездном освобождении, отсасывать парню. Ну, глупо же! Мысли роятся в голове, но Стайлз дает им волю только ночью. Днем он на таблетках. Возможно, после выхода из убежища, это плохо на нем скажется, но только с помощью адерала удается сосредоточиться. На двадцатые сутки ему начинает казаться, что все произошедшее, не более чем сон, воспоминания о котором только на первый момент кажутся такими яркими, что просто невыносимо. Ему настолько удается убедить себя в этом, что через тридцать с лишним дней, когда жизнь возвращается в привычное русло и убежище консервируют на ближайшие четыре года, когда на телефон капает сообщение с неизвестного номера, он минут десять тупо пялится на экран, пытаясь сообразить, что это могло значить. Отправитель, видимо, живет по принципу лаконичность – наше все, потому что в смс только время и место. Ни подписи, ни уточнения – что, зачем, почем. Или этот некто уверен, что Стайлз и так знает? А, может, это проверка?
Он не хочет проверять, что будет, если он не придет. Стилински всегда держат обещания. Стайлз знает, что просто не сможет смотреть отцу в глаза, если нарушит слово. К тому же, как он будет говорить своим воспитанникам, что врать, притворяться и предавать нехорошо, если сам поступит именно так? Некрасиво.
– Думал, не приеду? – спрашивает он, понятие не имея, откуда появится его нынешнее персональное наказание. Не объяснять же альфе, в рабство к которому ему не посчастливилось угодить, что Мелвина в школе забыл не он, а Харрис. Который, та еще сволочь, и Стайлза терпеть не может еще с тех пор, когда он, юный стажер, проходил педагогическую практику. Правда, не у Харриса, а у Финстока, но когда это было препятствием для беспричинной ненависти? К тому же, это Стайлз принес в класс хорька и даже договорился с директором Аржент, чтобы та позволила его оставить. Харрис был просто в бешенстве, когда к его доводам не прислушались. И нашел способ отомстить – при эвакуации просто не внес клетку с хорьком в список обязательных к выносу дидактических средств. Сволочь. И плевать ему, что Билли даже заикаться начал, так плакал, когда стало известно, что Мелвина нет в секции с другими домашними питомцами. Другие дети тоже ревели навзрыд, их было нужно как-то успокоить. И тогда Стайлз решил побыть героем. Получилось. Теперь настал час расплаты.
Альфа с перекроенным трансформацией лицом выходит из тени моста, под которым назначил встречу. Стайлз вздрагивает, когда его видит. Очень трудно заставить себя остаться на месте, а не дать стрекоча. Монстр подходит почти вплотную.
– Оставишь свою машину здесь. Поедешь со мной. В багажнике.
– Эй! А если мою детку «разуют», пока я буду с тобой тусоваться?
– Мои беты присмотрят.
Стайлз мнется в нерешительности. Что-то подобное он и ожидал. То, что альфа так ни разу и не показал ему своего настоящего лица, удивления не вызывает. Альфы живут среди людей, как и входящие в стаи беты. Но их инкогнито тщательно оберегается не только ими самими, но и соответствующими официальными службами. Это один из социальных механизмов, призванный не допустить разгула радикалов, все еще мечтающих о тотальном геноциде оборотней. Один раз в мировой истории им позволили поднять голову, и все закончилось грустно для обеих сторон. Чтобы защитить свой вид, альфы были вынуждены обращать все новых и новых солдат для своих армий. Омег стало так много, что альф на всех перестало хватать. Без стайных уз оборотни начинали быстро дичать. И сами альфы были вынуждены проводить в своих рядах зачистки. Людям тоже приходилось несладко. Наконец, нашлись энтузиасты и с той и с другой стороны, кому удалось переломить эту патовую ситуацию. Так в каждом городе появилось гетто для не нашедших себе стаю оборотней, которым разрешалось покидать его и отправляться на поиски своего альфы только на один месяц раз в четыре года. Это время получило название судный февраль – самый трудный и суровый месяц зимы. Чтобы не стать случайными жертвами, люди уходят в убежища. Альфы и их стаи остаются снаружи и присматривают за тем, чтобы омеги не разгромили жизненно важные городские объекты. Таким образом, мир на эти двадцать девять дней полностью принадлежит оборотням. И это хрупкое равновесие сохраняется более полувека.
Стайлз сам не замечает, как попадает в зависимость. Раньше, он никогда не задумывался, насколько люди закомплексованы в сексе. Не все, конечно, но в его окружении большинство именно такие. Если кто и пытается попробовать что-нибудь этакое, выйти за рамки, то быстро возвращается к привычной линии поведения. Его альфа совсем другое дело. Стайлзу долго не удается полноценно возбудиться, виной чему жгучий стыд. Но оборотень методичен в желании по максимуму испытать свою новую игрушку на разрыв. Стайлз еще в первый раз после судного месячника стребовал обещание, что тот не будет его калечить, и альфа держит слово, но кто бы мог представить, что у человека может быть такой запас прочности. Диаметр дильдо, который тот в него запихивает, увеличивается от случая к случаю. Однажды, вместо механического поршня с вибратором, в Стайлзе оказывается шланг. Пока альфа закачивает в его кишечник воду, Стайлз может думать лишь о том, как ему хочется сдохнуть. Он извивается, скулит, даже умоляет прекратить, но… альфа остается глух к мольбам. Когда Стайлзу начинает казаться, что внутри него плещется уже несколько галлонов воды, каучуковую трубку из него выдергивают и заменяют анальной пробкой. После чего стаскивают со стола и понукают, заставляя ходить, придерживая раздутый живот.
– Какого хрена тебе надо?! – истерично вскрикивает Стайлз, не замечая, что плачет, униженный и раздавленный.
– Так и вижу, как ты носишь моего щенка, – альфа, развалившийся на диване и дрочащий на его слезы и весь нелепый облик, впервые после дня их первого знакомства произносит не короткий приказ, а более ли менее осмысленную фразу. И Стайлз сам не понимает, почему как завороженный приближается и без понукания опускается на колени между широко расставленных ног.
Альфа придерживает его за волосы и толкается членом ему в рот, рычит и даже слегка царапает затылок. Стайлз скулит и всхлипывает, внутри так распирает, что пробка вываливается, и на полу под ним расплывается дурно пахнущая лужа, которую его же потом заставляют убирать. Но даже после всех этих унижений и… боли, Стайлз не звонит отцу, не переезжает в другой город, вообще не делает попыток прекратить эти встречи.
В том, что зависимость обоюдна, Стайлз убеждается на излете лета. Он перестает считать недели своего сексуального рабства еще весной. Когда впервые чувствует отзвуки возбуждения. Правда, виной ему становятся вовсе не те малоприятные манипуляции, что производит с его телом альфа, а новый сосед, о чьих руках он как-то совершенно не вовремя вспоминает, пока искусственный член таранит его зад, а в глотку упирается головка члена настоящего. Стайлз уже привык и к унизительной позе, в которой неизменно оказывается на располосованном когтями металлическом столе. И отсасывать у него получается с каждым разом все лучше. Он даже почти научился абстрагироваться от того, что проделывают с его телом, когда большая теплая ладонь альфа вдруг ложиться не на макушку, а между лопаток. Он вспоминает руки Дерека, который под Рождество переехал в квартиру на одной с ним лестничной площадке – большие и сильные. Руки, в которых хочется оказаться. Стайлз протестующе мычит, тщетно пытаясь прогнать наваждение, и чувствует, как начинает сладко ныть в паху. В горло уже привычно выстреливает мощная струя спермы. Стайлз все проглатывает, неосознанно вращая языком и выдавливая последние капли. Но расслабиться ему не дают. Альфа сдергивает его с «продвинутого вибратора», как Стайлз мысленно называет это адское устройство, и вдруг переворачивает на спину, нависнув сверху. Клыкастая, перекошенная, почти звериная морда – это точно не то, чтобы вам хотелось бы увидеть в непосредственной близости от самого дорогого.
– Нет! – вскидывается Стайлз, неосознанно пытаясь прикрыть ладонями пах.
Ему вдруг кажется, что на морде альфы мелькает почти обида за такое отношение. Но ему плевать. Он не хочет остаться импотентом на всю жизнь, поэтому не убирает руки, даже когда тот сердито рычит. И тогда эта клыкомордая сволочь наносит ответный удар – принимается вылизывать пупок. И почему Стайлз не свел руки вместе? Правда, этот вопрос не просто остается без ответа, но и обнажает всю свою нелепость, когда Стайлз обнаруживает, что сам не просто убрал руки, но и вцепился в жесткие, черные волосы на голове альфы, который закончил с пупком и переключился на пах. Клыки и яйца. Клыки, яйца, член и, мать их, когти, впивающиеся в бедра. Ох, блядь! Это просто охуенно!
Стайлз осознает, что простонал это вслух, когда обнаруживает над собой криво, но однозначно самодовольно ухмыляющуюся морду.
– Придержи, – командует альфа и резко складывает его пополам, заставляя придерживать ноги под коленями.
Стайлз думает, что окончательно запутался, потому что уважающие себя насильники, мучители и рабовладельцы так себя не ведут. Кто из всех вышеперечисленных стал бы отсасывать у полностью зависимого от него человека? Еще оказывается, что в трансформации у оборотней не просто до ужаса подвижный язык, он еще и длиннее, чем в человеческой форме. И Стайлз готов поклясться на конституции, что риминг – это нереально круто. Потому что это так и есть. Серьезно. Особенно, если тебя вылизывают там длинным-предлинным языком, который к тому же еще и шершавый, как у кошки.
– Ты блин, волк или кот? – бормочет он, испытав самый фееричный в своей жизни оргазм.
– Март давно закончился, – парирует альфа, чей нос подозрительно трется о его скулу. Стайлз даже не сразу понимает, что сам притянул его к себе за волосы. Зачем? С насильниками ведь не целуются, да? Особенно, если у него такие острые зубы.
– У тебя обалденный язык, чувак!
– Мы договорились: ты не называешь меня «чувак», я не вырываю тебе горло зубами.
– Ой, да ладно тебе… – начинает Стайлз почти шутливо и резко осекается. Клыки на кадыке не дают говорить. Альфа медленно разжимает зубы и поднимает голову.
Стайлз с трудом сглатывает. Он все это время не дышал и кислорода явно не хватает, но он боится жадничать. Дышит осторожно, едва-едва втягивает в себя воздух. Вдруг, даже шум дыхания будет воспринят оборотнем как личное оскорбление.
– У тебя талант все портить, – заявляет тот и оставляет его одного.
Стайлз поспешно натягивает на себя аккуратно сложенные у дальней стены вещи. Он пробовал узнать по каналам отца, имя и человеческий облик альфы их сектора, но это слишком важный секрет, даже родному сыну шериф не может его открыть без серьезной на то причины. Но Стайлз скорее умрет, чем станет объяснять отцу, с чего вдруг решил подбить его раскрыть государственную тайну. Поэтому Стайлз все еще не знает ничего о том, кто прихватизировал все его субботние вечера, но это не значит, что не хочет узнать. Ему хотелось бы понять, почему засовывая в него вибраторы разных диаметров, альфа ни разу не попытался трахнуть его по-настоящему? Почему сегодня повел себя так неожиданно? Почему вообще притащил к себе, когда судный февраль еще не начался? У него так много вопросов, что еще через месяц и четыре субботы подряд ему начинает казаться, если они останутся без ответов, он просто сойдет с ума.
И тогда восстановившееся было равновесие нарушает Дерек. Они с соседом продвинулись за это время. То есть, Стайлз об этом как-то не задумывается, пока в какой-то из воскресных вечеров, которые они все чаще проводят друг у друга, не обнаруживает чужой язык у себя во рту. Он в полном недоумении, как вообще так получилось? Они просто сидели на диване, смотрели бейсбол, пили пиво. Кто потянулся первым? Почему они оказались лицом к лицу, когда еще секунду назад просто соприкасались коленями?
– Нет. Хватит! Прекрати!
– Не хочешь? – Дерек хмурится. И это так… так заводит. Стайлз чувствует себя мудаком, но он должен это сказать. Должен.
– Хочу. Очень. Правда, – частит он, вцепившись в руку Дерека до синяков, – Просто я не могу сейчас.
– У тебя кто-то есть?
– Нет. То есть, я связан кое-какими обязательствами и…
– Ты замужем?
– Чего? – вопрос настолько нелеп, что Стайлз теряется, а когда он теряется, то воспринимает это как пропущенный удар и спешит ударить в ответ. – Ну ты даешь! Считаешь, я стал бы с тобой зависать, чтобы, типа, – он обозначает пальцами кавычки, – позлить мужа? Хорошего же ты обо мне мнения!
– Тогда что? – Дерек выглядит таким злым и серьезным, что Стайлз, не понимая зачем это делает, проводит пальцами по его лбу и бровям.
Дерек хмурится еще больше. Отводит его руку в сторону. Стайлз закусывает губу и смотрит на свои пальцы, крепко стиснутые в широкой ладони. Как можно о таком рассказать? Да и поймет ли его Дерек? А если он просто уйдет, и они больше никогда уже не смогут вот так зависнуть перед телеком с пивом и пиццей?
Стайлз вздрагивает, приходя в себя, когда лицо оказывается в чужих ладонях.
– Дыши, Стайлз. Просто дыши, – у Дерека восхитительный голос – глубокий и убаюкивающий. Стайлз понимает, что тот помогает ему пережить паническую атаку и старательно выполняет указания.
Дерек устраивает его голову у себя на плече и не произносит ни слова, пока Стайлз говорит. Остановиться невозможно. Стайлз уверен, если его альфа узнает, что он открылся кому-то, им с Дереком обоим не поздоровиться. Он спешит предупредить соседа об этом, но тот не выглядит испуганным или хоть сколько-нибудь впечатленным открывшимися перспективами.
– Ты вообще догадываешься, что этот твой альфа хочет запихнуть в тебя узел?
Стайлзу кажется, что он как-то не так расслышал, что-то не понял.
– Чего? – он приподнимается и заглядывает Дереку в лицо.
– Ты сам сказал, он все время увеличивает диаметр дильдо, – Дерек смотрит только прямо перед собой. Это заставляет Стайлза нервничать еще больше.
– Ну… при такой подготовке, наверное, меня это не убьет.
И вот тогда Дерек все-таки смотрит. Стайлз не может понять, что в этом взгляде больше – искреннего беспокойства или лютой ревности.
– Стилински всегда держат слово, – Стайлзу стыдно, когда он говорит это, поэтому он отводит глаза.
– У тебя уже было с мужчиной? – вопрос звучит так обыденно, по сравнению с предыдущим предметом разговора, что Стайлз поднимает взгляд.
– Нет.
– А с оборотнем
– Шутишь, что ли?
– И ты готов отдать ему свой первый раз?
– Ну, технически, я уже не девственник, – протестует Стайлз.
– Пока в тебя не кончили, даже хуй величиной с кулак не считается.
– Черт! Ну, вот зачем ты мне это все говоришь?
– Просто предлагаю, – Дерек гладит его по щеке и от этого жеста внутри все переворачивается.
Стайлз пытается убедить себя согласиться. Ведь Дерек прав. Разве он обязан блюсти верность или что-то типа того? У них с альфой вполне конкретное соглашение, никаких дополнительных обязательств. Тот разве говорил что-нибудь о том, что в течение этого года Стайлз должен быть моногамен? Нет. Значит, можно. Ведь можно, правда? Дерек снова его целует. Но Стайлз не может заставить себя ответить. Дерек принимает это за отказ. Что ж, он все правильно понимает.
– Он оборотень, а они помешаны на запахах, ты же знаешь. Сучка альфы должна пахнуть альфой, – говорит Стайлз очень тихо и прикусывает язык раньше, чем с него срывается унизительное для них обоих «прости».
Дерек молча встает и уходит. Стайлз утыкается лицом в обивку дивана и глотает злые слезы. Он зол на себя. Так зол, что позволяет себе пофантазировать о том, как идет в ванну, набирает в меру горячую воду, достает из шкафчика за зеркалом опасную бритву и… Он идет в ванну, умывается, отливает, моет руки и чистит зубы. Забирается в постель и пьет на ночь свои таблетки. Остается только надеяться, что к субботе боль утихнет. Он только-только начал любить воскресенья, которые благодаря Дереку стали глотком чистого воздуха. Кажется, пора снова приучать себя к мысли, что субботние встречи с альфой – это вся доступная ему личная жизнь еще на двадцать с лишним недель. Идиот. И это не лечится.
В течение рабочей недели наперекор всему Стайлз наслаждается жизнью. У них в школе проходит смотр детских проектов, и его шестилетки с очень серьезным видом выступают перед высоким начальством и родительской общественностью. Харрис скрипит зубами, Стайлз почти счастлив. Достичь дзен не позволяет известие, что в гетто начались неясные пока волнения. Стайлзу звонит отец. Новости плохие. В гетто поймали пришлого омегу и обнаружили у него астральных паразитов, которые представляют собой крайне заразную штуку, последыша той давней войны. Сейчас полиция, совместно с добровольческими дружинами охотников и стаями оборотней ищут всех, кто контактировал с этим гастролером. Заразиться может любой оборотень, даже альфа. А вот вывести заразу почти невозможно. Во-первых, к зараженному может приблизиться только оборотень, человека берсерк тут же уничтожит. Если же кто-то, например, альфа, все же решит сделать это, то почти со стопроцентной гарантией сам заразится, чем сделает только хуже, потому что из альф выходят особенно «удачные» берсерки – сильные, беспощадные, способные укусить, даже если оторвать такому голову. И во-вторых, уничтожить заразу можно только с помощью свежей вытяжки из цветков особого сорта аконита. Как выяснилось после ревизии, четыре года назад, когда вышедшие из гетто знатно порезвились на территории ботанического сада, делянка золотого аконита была полностью уничтожена укурившимся молодняком, из которого откачали только двоих. Восемь молоденьких омег так и отправились к праотцам вместе со стратегическим запасом такого нужного сейчас растения. Пока паники среди мирного населения удается избежать, потому что ни строчки о реальном положении дел в гетто не просочилось в прессу. Иначе, его обитатели ломанулись бы в город, чтобы избежать заражения в потенциально опасном районе, а люди окончательно утратили бы человеческий облик, если бы до них дошло, что в городе могут появиться берсерки.
Все эти подробности Стайлз узнает от отца вечером в пятницу. И едва может уснуть ночью, дожидаясь субботы. Ему даже в голову не приходит, что его альфа может сделать перерыв в их уже привычном графике. Просыпается разбитым и изможденным, но с абсолютной уверенностью, что они сегодня встретятся. Стайлзу нужно поговорить с ним, предупредить, хотя тот скорей всего уже в курсе событий, но даже в этом случае Стайлзу есть что предложить. Только до того, как на телефон капает смс от альфы, в его квартире объявляется Дерек. Вот уж кого Стайлз никак не ожидал увидеть.
Он возится на кухне, готовит себе мега-сэндвич с латуком, оливками и беконом. Входит с ним в гостиную и шарахается в сторону, роняя на пол многострадальный бутер, который ожидаемо падает на ковер самой аппетитной своей стороной.
– Дерек! Что ты тут делаешь?
Пару месяцев назад Стайлз сам же и предложил обменяться ключами на всякий пожарный случай. Он привел целую тонну аргументов о том, как это удобно и предусмотрительно, кто же мог предположить, что все они обернуться против него.
– Снова идешь к нему, – спрашивает Дерек, угрожающе надвигаясь.
Стайлз забывает про разлетевшийся по ковру сэндвич и медленно пятится, пока не упирается спиной в стену. Дерек вроде бы ничего не делает, никаких резких движений или что-то в этом роде. Но все равно становится жутко от одного его хмурого вида.
– Чувак, ты ведь не какой-нибудь сталкер? Окей-окей, верю, что ты не такой. Оу-оу! Личное пространство, чувак! – Стайлз упирается раскрытой ладонью в широкую грудь и с трудом сглатывает вязкую слюну. Черт! Дерек хорош. Просто охрененен. Под простой белой майкой скрывается пресс, от одного вида которого можно сойти с ума. У Стайлза буйная фантазия, но зациклиться на ней Дерек ему не позволяет.
– В городе неспокойно.
– Ага. Я в курсе. У кого из нас папа коп?
– Не ходи к нему.
– Знаешь, я уверен, что это не твое дело.
– Я твой друг, Стайлз.
– Друзьям, если ты не в курсе, как-то непринято заталкивать в глотку язык.
– Заткнись, – в голосе Дерека на мгновение появляются рычащие нотки, и Стайлз вдруг понимает, что плывет. У его альфы почти такой же голос. Лишь на пару децибел грубее. Зато у Дерека та внешность, которую Стайлзу хотелось бы увидеть совершенно у другого человека. То есть, оборотня. Совмести их и будет идеальный мужчина Стайлза Стилински. Как же не вовремя он это понимает.
Стайлз сглатывает снова, видя каким голодным взглядом Дерек смотрит на его горло. Тот наклоняется, и ему ничего не остается, как отвернуться.
– Ты не он. Прости.
Дерек несколько секунд осмысливает ответ. Потом резко отстраняется.
– Это похоже на стокгольмский синдром, ты в курсе? Тебе нужен мозгоправ, Стайлз.
– Не думаю, что мой красноглазый персональный кошмар с тобой согласится. А мне не хотелось бы его провоцировать, знаешь ли.
Дерек качает головой и молча покидает квартиру. Стайлз обнаруживает на подлокотнике кушетки запасные ключи и понимает, что завтра придется вернуть тот комплект, который он сам позаимствовал у Дерека. Вот и кончилась дружба. А была ли она вообще? Наверное, сосед изначально рассчитывал на углубление отношений. Сам виноват, что не подкатил к Стайлзу до февраля. Уж тогда бы Стайлз не подсел на эти встречи с альфой, которые иначе, как извращением, не назовешь. Но все вышло, как вышло.
Получасом позднее Стайлз получает долгожданную смс. Быстро собирается и сбегает вниз по лестнице, смутно подозревая, что Дерек наблюдает за ним из окна. Но размышлять об этом ему некогда, потому что на этот раз альфа-засранец почти не оставил ему времени. Еще и приписку сделал – «У меня на тебя не больше часа». Прочитав, Стайлз вдруг понял, что сейчас он мог бы послать этого мудака далеко и надолго, но он сам хочет его увидеть, ему важно знать, что его альфа не подхватил никакую заразу за то время, что они не виделись. И что не исчезнет из его жизни так же внезапно, как вошел в нее.
Дальше все происходит по обкатанному сценарию. В багажнике его доставляют в подземный гараж, откуда на лифте он попадает в специальное помещение. Стайлз тут же начинает раздеваться под взглядом красных глаз на лице, перекошенном трансформацией.
– Слышал, в гетто проблемы, – заговаривает Стайлз, отчаянно нервничая, хотя еще неделю назад в серьез думал о том, что привык и разучился стесняться.
– Тебя это не коснется, – рычание в голосе не пугает, а успокаивает. Дает возможность вдохнуть полной грудью. Видимо, Дерек прав, Стайлз не просто извращенец, он еще и болен на голову. Пора лечиться. Но разве такое лечится? Стайлз улыбается собственным мыслям и забирается на металлический стол.
– Тут один знакомый предположил, что ты собираешься запихнуть в меня узел.
– Обсуждаешь меня со своим соседом?
– Что? – Стайлз весь застывает. В голосе альфы слышится самодовольство, но вымораживает не оно, а сам факт, что тот знает о них с Дереком. – Ты ведь ничего ему не сделаешь?
– Я похож на берсерка?
– Читал, что вы не переносите, когда кто-то затмевает ваш запах на ваших бетах.
– Ты не моя бета, Стайлз, – когтистая ладонь охаживает спину.
– Спасибо, что напомнил. Я в курсе.
Стайлз роняет голову на скрещенные руки. Ждет, когда его зад смажут специальным гелем с легким обезболивающим эффектом и натянут на вибратор. Но альфа на этот раз явно собирается продлить удовольствие. Поглаживает вдоль позвоночника, задевая когтями выступающие косточки и ребра. Стайлз ерзает, это непривычно, отчего он начинает нервничать. Раньше было проще абстрагироваться от происходящего, потому что альфа сам отгораживался от него, предпочитая опосредованный контакт. Но теперь он полностью сосредоточен на Стайлзе. Это даже немного пугает, хотя, наверное, любой в такой ситуации был бы напуган до ужаса, но Стайлз уже давно понял, что когда где-то там, до рождения, раздавали инстинкт самосохранения, он по ошибки встал в какую-то не ту очередь.
– Фантазировал? – от одного только слова, сказанного этим голосом, внутри все сжимается. Стайлз с трудом сглатывает и поворачивает голову в противоположную от альфы сторону. Ему совсем не хочется демонстрировать отчаянно покрасневшее лицо. Но альфа слишком долго молчит и совершенно ничего не предпринимает – наглядно демонстрирует, что все еще ждет ответа.
– О чем? – выдавливает из себя Стайлз.
– Об узле.
Блядь! Он так это говорит, почти мурлычет над самым ухом. Снова склонился и принюхивается, зараза! А, значит, уже не соврать.
– Фантазировал.
– Хороший мальчик, – о, эти вибрирующие нотки! Зачем им вибратор, если Стайлз уже готов растечься в лужицу чего-то розового и блестящего только от этих звуков. – Или тебе больше нравится, когда тебя называют сучкой?
– Ты установил в моем доме камеры, что ли? Имей в виду, – Стайлза так неприятна сама мысль об этом, что он решительно разворачивается и возмущенно смотрит на альфу. – Если это так, я тебя…
– Нет. У меня просто очень хороший слух.
– То есть ты в свободное от охраны сектора время занимаешься сталкерством? – Стайлз с намеком двигает бровями и запоздало понимает, что флиртует, фактические откровенно предлагая себя. Господи, откуда это в нем? Вот ведь верно говорят, из засидевшихся в девственниках мальчиков из интеллигентных семей в последствие вырастают самые отвязные сучки.
– Присматриваю.
В этот момент они так удачно оказываются лицом к лицу, потому что Стайлз поменял позу, свесив ноги со стола, а альфа придвинулся к нему и неотрывно смотрит на губы. Он все еще одет в тонкую светло-серую кофту и кожаную куртку, а Стайлз полностью обнажен. И это словно вынуждает тянуться друг к другу, чтобы заполучить недостающую деталь. Соединиться, сплестись, впаять себя в другого человека. Или не совсем человека. Стайлз судорожно проводит кончиком языка по пересохшим губам. Альфа издает приглушенный возглас и… вязкую тишину между ними разрывает пронзительные звонок телефона, оставляя ощущения, словно в вену вместо лекарства ввели воздух.
Альфа рычит, но отходит от Стайлза и принимает вызов. Он почти не говорит в трубку, только слушает. Стайлз нервничает. Видимо, это очень важный звонок, иначе, ему хочется в это верить, его бы вот так не бросили. Ему становится неуютно в своей наготе. Впрочем, предпринять что-либо он не успевает.
– Собирайся, – командует альфа, сбрасывая вызов. – Тебя отвезет домой одна из моих бет.
– Что случилось? – Стайлз слезает со стола и выполняет приказ. Он не дурак и не собирается спорить, но у него, совершенно определенно есть предложение, от которого, как он полагает, альфа не сможет отказаться.
– Возможно, один из волчат заразился.
– Сколько ему?
– Четырнадцать. Мать обратили против ее воли, когда она уже была беременна. Жить с обратившим ее оборотнем она отказалась. В итоге у пацана отчим-человек – один из тех, кто постоянно живет в гетто. Волчий доктор, но они не очень ладят.
– Вау! Впервые слышу от тебя столько слов подряд, – восхищается Стайлз и вскрикивает, налетев спиной на стену. Альфа рычит ему в лицо, приподняв над полом за грудки.
– Тебе смешно?
Стайлз болтает в воздухе ногами и смотрит на разъяренного оборотня блестящими глазами. По венам течет чистый адреналин.
– Убьешь меня, и твой волчонок гарантированно отправится на тот свет. О, не смотри на меня так. Я знаю, что всегда можно найти более гуманный способ самоубийства, но ты зря думаешь, что я настолько тебя ненавижу, что стал бы наказывать ценой собственной жизни.
Альфа расслабляется и едва ли не аккуратно ставит на пол и отступает на шаг.
– Не представляешь, как ты меня порой бесишь, – говорит он прочувствованно.
– Догадываюсь, – хмыкает Стайлз, он, что называется, поймал волну. Адреналин в купе с таблетками, принятыми перед поездкой на встречу с альфой, превращают его в кого-то, очень похожего по боевым свойствам на берсерка. Только впадает Стайлза не в перманентное бешенство, а в сомнамбулическое бесстрашие. – Моя мама тоже была учительницей, а еще… – он делает драматическую паузу, – изучала травы.
– Ты знаешь, где достать золотой аконит?
– Отец звонил вчера, по его просьбе я уже подготовил пару пузырьков чистейшей вытяжки.
– Отчима он к себе не подпустит, а его матери и мне нельзя к нему приближаться.
– Да уж. Ты меня точно на кусочки разорвешь, если я попытаюсь напоить тебя ядом, пусть и в профилактических целях. А вот он может и подпустить. Потому что я весь провонял тобой, скажешь не так? Или ты не его альфа?
– Это все равно риск.
– Это все равно ребенок. Пусть и лохматый.
– Откуда ты столько знаешь о повадках оборотней?
– Загуглил. Ладно-ладно! Только не рычи!
– Подоил отца?
– Предположим, мама была еще и друидом?
– И как тебя такого пропустили?
– Слушай, мы едем или нет? Кажется, одному волчонку сейчас очень плохо?
– Тебя отвезут.
Стайлз теряется, когда слышит это.
– То есть ты не хочешь помочь малышу?
– То есть я не собираюсь раскрывать перед тобой свое инкогнито.
– Я вообще-то собираюсь жизнью рисковать ради твоей стаи!
– Я тебя об этом не просил.
– Ну, супер! Тогда, слушай сюда, волчара, – теперь Стайлз сам вторгается в чужое личное пространство и тычет пальцем в грудь альфы, – За благородный риск, ты скостишь мне десять дней!
– Почему не сразу все оставшиеся?
– Супер! Вот и договорились.
– Нет.
– Ты сам предложил, а я согласился.
Альфа рычит, но Стайлз делает ручкой и… поворачивается спиной, чтобы уйти к лифту. Осознание того, что он только что совершил непоправимую ошибку, накрывает с головой, когда со спины прижимается горячее тело. Он, конечно, знает, что у оборотней температура тела выше, чем у людей, но подтверждение этому застает врасплох. Когтистые пальцы сцепляются в замок у него на животе. Мысль, что клыки легко могут прорвать кожу на шее и вырвать горло, заставляет замереть в какой-то совершенно неудобной позе. Но, похоже, альфа не собирается кусаться.
– Ты ведь хочешь узнать, поместится ли в тебя мой узел, Стайлз.
– Ненавижу тебя, – бормочет тот, сам не осознавая, что уже откинулся ему на грудь.
Альфа проводит носом у него за ухом, дыханием щекочет кожу на шеи и… разжимает объятья.
– Если справишься, это будет значить…
– Что твоя стая признает во мне твою пару, – Стайлз и сам не понимает, что он чувствует по этому поводу. То, что их с альфой выбор обоюден, он догадался вчера, когда окончательно послал Дерека.
– Докажи, что ты достоин меня.
– И что мне за это будет?
– Кажется, я простил тебе твой долг.
– Кажется, я все равно согласился на узел.
Пикировку обрывает еще один звонок. Альфа снимает трубку, вслушивается в то, что ему говорят, хмурится, хотя мимические возможности трансформированного лица весьма ограниченны, и коротко сообщает уже Стайлзу.
– Подозрение подтвердилось.
Тот кивает и спешит к лифту. Его никто не останавливает, а в гараже, рядом с одной из машин – черной камарро, его уже ждет долговязый кудрявый парень. Стайлз его узнает. Тот уже попадался ему на глаза, то в супермаркете, то на парковке рядом с домом. Он еще решил, что тот, как и Дерек, недавно переехал в какой-нибудь дом неподалеку. Парень называется Айзеком и почти не говорит пока Стайлз болтает без умолку. Замолкает он только в тот момент, когда машина въезжает на мост, отделяющий город от гетто. Стайлз никогда тут не был, он жадно приникает к стеклу. Но дома почти не отличаются от тех, что можно встретить в их секторе. На улицах не валяется мусор, не горят мусорные контейнеры, не бродят полу обратившиеся монстры. Все благопристойно до дурноты, только на круговых развилках в центре вместо какого-нибудь памятника или клумбы бетонный столб с закрепленным на нем бумажным красным фонарем. Стайлз успевает насчитать три таких, прежде чем они добираются до нужного им дома. Аккуратный палисадник, крыльцо в четыре ступеньки с коваными периллами, трехэтажное строение похоже на пряничный домик. Стайлз ощущает себя ребенком, добровольно идущим на обед к ведьме.
Внутри их встречает чернокожий мужчина. Называется Дитоном и говорит, что альфа с ним уже связался и предупредил об их приезде. В его глазах недоверие, но он воздерживается от лишних расспросов. Стайлз ему благодарен. Он и сам уже пожалел, что во все это ввязался. Держится на глупом упрямстве и убежденности в том, что подростка-оборотня просто необходимо спасти. Тот ведь ни в чем не виноват – ни в том, что из-за одного мудка-омеги родился оборотнем, ни в том, что из-за другого подхватил астральных паразитов и в самое ближайшее время превратится в берсерка, после чего альфе только и останется, что его уничтожить.
Дитон провожает Стайлза в подвал, где к кирпичной кладке прикован мальчик.
– Его зовут Лиам.
– Развяжите его, – требует Стайлз. – Кстати, где его мать?
Айзек и Дитон переглядываются.
– Она еще не знает. Они с Эрикой в рейде.
Тут мальчик поднимает лицо и демонстрирует свою звериную сущность: скалится и сверкает пожелтевшими глазами.
– Все еще хочешь его развязать? – уточняет Айзек не без ехидства.
– Да, – заверяет его Стайлз и достает из сумки, за которой им пришлось заехать к нему домой, стеклянную бутылку, доверху набитую чем-то дисперсным и черно-серым, – Рябиновый пепел.
– Ты друид? – напряженно интересуется Дитон.
– Нет. Но давно хотел попробовать.
– Так ты что же… – сердито начинает тот, но Айзек уже ослабил ремень на руке Лиама, и тот вдруг вырывается. Располосовывает лицо старшей беты когтями, вырывает из стены крепления и бросается на Дитона. Но Стайлз кидает себе под ноги банку с пеплом. Слышится звон разбившегося стекла. И они с Лиамом оказываются запертыми в рябиновом круге.
– Получилось! – Стайлз победно вскидывает вверх кулак и тут же осекается, обнаружив напротив оскаленную морду молоденькой беты, готовой порвать его на куски.
Ужас пробирает до костей. Это он думал, что бесстрашен и всесилен? Стайлз делает неосознанный шаг назад и… замирает. Мама говорила когда-то, что, если не верить, то ничего и никогда не получится. Раз пепел сложился в круг, значит, Стайлз все же на что-то способен. Надо только убедить Лиама не перекидываться в берсерка прямо сейчас.
– Спокойно, – он вытягивает вперед руку, – Хороший песик.
Такое обращение приходится оборотню не по вкусу, он скалиться и рычит и делает резкое движение в его сторону, но как только его клыки почти смыкаются на Стайлзовой ладони, Лиам замирает с глупо раззявленной пастью и все еще дикими, первобытными глазами.
Стайлз облегченно выдыхает. Несмотря на заражение Лиам помнит запах своего альфы, поэтому… коротко взрыкивает и отступает.
– Повторяй за мной, – командует Стайлз. Еще в детстве, беспорядочно роясь в материалах отца, он вычитал несколько словестных формул или, как их называют сами оборотни – мантр, с помощью которых разные стаи учат своих щенков контролю над волком. Он не знает, какую формулу использует его альфа, но ему самому пришлась по душе такая: – Лиам, – зовет он, – Лиам, какие три вещи не могут быть скрыты?
Оборотень мечется внутри круга, к Стайлзу не подходит, но смотрит недобро. Дышит шумно, рычит и как-то подозрительно чешется. Кажется, он уже близок к обращению. Нервное напряжение ускоряет процесс приживления паразитов. А мать-оборотень где-то бродит. Будь она здесь, смогла бы одним своим присутствием замедлить процесс. Стайлз все это понимает, но ждать помощи уже не приходится. Времени у мальчишки почти не остается. Он сжимает в кармане ампулу с вытяжкой аконита, и повторяет как заклинание:
– Лиам! Посмотри на меня. Посмотри. Какие три вещи не могут быть скрыты? Какие три вещи?
– Я не знаю! Не знаю! – рычит бета в беспомощности.
– Повторяй за мной. Просто повторяй. Солнце, луна, правда. Повторяй! Солнце, луна, правда.
– Солнце, – с трудом выдавливает оборотень сквозь прорывающие десны клыки, и Стайлз раздавливает в кармане ампулу. Лиам выдыхает с надсадным рыком: – Луна, – и Стайлз вынимает из кармана руку, перепачканную прозрачно-желтой жидкостью и кровью. Последнее слово: – Правда, – и ладонь Стайлза прижимается к перекошенному клыками рту. Оборотень жадно слизывает аконитовый яд, привлеченный запахом крови. После чего оседает на пол. Стайлз падает на колени рядом с ним, притягивает Лиама к себе и крепко-крепко прижимает его голову к своей груди. Он справился. Нет, они справились. Они вместе.
Айзек везет его обратно. Роли поменялись, теперь оборотень говорит беспрерывно, в то время как Стайлз молчит, прижавшись разгоряченным лбом к стеклу. Вот зачем он все это ему рассказывает? О том, что их альфе по жизни не везет с пассиями. Правда с парнями тот до Стайлза ничего серьезного никогда не мутил, только с бабами и каждая, если верить Айзеку, абсолютно каждая, чем-то ему насолила. Одна оказалась чокнутой охотницей, другую наняли за деньги, чтобы привязать его к конкретному городу. А самая первая, когда альфа и альфой-то еще стать не успел, попросила об обращении другого оборотня. Тот как-то неудачно все проделала, и девушка умерла у будущего альфы на руках. В общем, мрак да и только. И ни одна из них не была готова принять не только самого альфу, но и его стаю. Но он у них хороший, нет, даже лучший. И всю жизнь чем-то жертвовал для стаи, города и просто отдельных личностей. Только с появлением в его жизни Стайлза, альфа решил пожить для себя. Разве это плохо? После этого повисшего между ними риторического вопроса Айзек, наконец, затыкается. И Стайлзу удается задремать. В голове лениво ворочаются мысли о том, что первым делом надо вернуть Дереку ключ, теперь-то альфа точно не потерпит конкурента. Не хочется, чтобы Дереку досталось из-за Стайлза.
Айзек высаживает его на парковке рядом с домом. Стайлз медленно поднимается на свой этаж и замирает перед дверью. В кармане звякают ключи. Те, что от соседней квартиры, Стайлз когда-то повесил на одну связку со своими. Он поворачивается в сторону двери в квартиру Дерека, поднимает руку, чтобы постучать, но передумывает. Тот, кажется, не счел нужным предупредить о своем приходе, так почему это Стайлз должен проявлять вежливость?
Он открывает дверь запасным комплектом ключей, осторожно прокрадывается в квартиру и замирает памятником самому себе на пороге гостиной. Дерек в светло-серой кофте, которую Стайлз, кажется, уже где-то видел, а на нем, обхватив длинными ногами бедра, весит блондинка и целует его. Стайлз завистливо вздыхает и решает не мешать им. Это он не вовремя зашел. Он уже собирается вернуться в прихожую и пристроить ключи где-нибудь там, как Дерек отшвыривает от себя девчонку. Раздраженно утирает прокушенную губу и коротко бросает.
– Больше никогда, – и это звучит как приказ. Но только не это заставляет Стайлза остаться.
Ранка на губе Дерека заживает, словно по волшебству. У людей просто не бывает такой регенерации. Пока смысл увиденного доходит до него, девушка вдруг снова бросается в атаку, но добраться до вожделенных губ ей не удается. Слышен хруст ломаемых костей и тихий скулеж. Стайлз переводит взгляд с отлетевшей к стене блондинки на Дерека и видит вместо лица морду, с которой встречается на регулярной основе начиная с февраля. Сердце застывает в груди куском сухого льда.
– Ты бы поаккуратнее. У девушки, похоже, та же проблема, а что у нашего друга Лиама. Заразная, оказывается, штука эти ваши паразиты.
Дерек резко вскидывается. Он, действительно, все это время не замечал, что они с бетой в комнате не одни. Они со Стайлзом одновременно понимают, что это значит. Дерек возвращает себе нормальное человеческое лицо, а Стайлз снова растекается лужицей, ощущая, как лед в сердце плавится от мысли, что подкрасться незамеченным к альфе может только тот, кого волк считает своей парой. Кому доверяет.
– «Нашего», Стайлз, ты уверен?
– Посмотрим на твое поведение
После чего Стайлзу приходится идти домой за еще одной партией аконитовой выжимки. Дерек держит Эрику в суровом захвате и даже ломает руку, когда та слишком резко дергается в сторону Стайлза. Аконит действует на бету мгновенно, та расслабляется, снова становится похожа на человека и даже находит в себе силы улыбнуться и слабым голосом сказать Стайлзу:
– Ты мой герой.
После чего болезненно вскрикивает, потому что Дерек ломает ей вторую руку.
Они пробуют с узлом уже через месяц после этих событий. Дерек рассказывает, что на самом деле Крис Аржент, который возглавляет охотников и отвечает за то, чтобы все обитатели их сектора вовремя спустились в убежище, связался с ним, когда Стайлз отправился в школу за забытым там Мелвином. Он попросил присмотреть за молоденьким учителем. И Дерек так и собирался сделать, но Стайлз врезался в столб, потерял сознание и… альфа не удержался. Он переселился в соседнюю квартиру, потому что, однажды столкнувшись со Стайлзом в полицейском участке (Стайлз не помнит этого), уже не смог забыть его запах.
– Волк словно взбесился.
– Это значит, что ты сразу на меня запал?
Дерек не отвечает, но Стайлз и не нуждается в ответе. А дальше он узнает, что желание сделать обладателя соблазнительного запаха своим быстро превратилось в навязчивую идею. Признаться и завязать отношения напрямую Дерек все никак не решался, потому что знал, как предвзято люди могут относиться к оборотням, особенно к альфам, от которых зависят. И, чтобы хоть как-то примирить волка с мыслью, что надо потерпеть, пусть даже объект желания постоянно маячит перед носом, Дерек взялся мастерить агрегат, с помощью которого можно было бы подготовить человека к узлу. Идея в самый первый раз устроить полноценную вязку тоже стала для Дерека своеобразным фетишем. И тут вдруг накануне судного февраля, когда все без исключения оборотни пребывают в особо «приподнятом» настроении, Стайлз сам пришел к нему в руки. И Дерек не удержался. Он не планировал похищать Стайлза на все двадцать девять дней, ведь Крис Аржент обязательно поинтересовался бы, почему альфа не смог выполнить его пустячную просьбу. Но хотя бы частично утихомирить волка было просто необходимо. Дерек боялся, что в своем одержимом состоянии не сможет его контролировать, что может плохо сказать не только на стае, но и на всем секторе, за который они отвечали. Но Стайлз сам предложил сделать их встречи регулярными, такой шанс Дерек упустить не мог.
Стайлз почти сутки не вынимает довольно крупную пробу, когда Дерек все-таки решается заметить ее членом. Кайф неописуемый. Настоящий член ощущается внутри совсем не так, как механический. Дерек долго разогревает, особо не двигается, зато мнет и щиплет, даже шлепает пару раз, вырывая из горла Стайлза все более неожиданные звуки. Потом начинается бешеная гонка. Член у альфы не только толстый, но еще и длинный, достающий до самой печенки, как шипит сквозь зубы Стайлз, отчаянно подмахивая. По подбородку текут слюни, ноги разъезжаются, кеды скользят по мокрому после дождя асфальту. Ощущения зашкаливают. Дерек расписывает его шею и плечи засосами, царапает кожу клыками. Все это собирается в какой-то жуткий снежный ком, который летит по наклонной, норовя подмять и впечатать в себя все больше и больше. Стайлз воет на одной ноте, вскидывая бедра, чтобы получить Дерека в себя глубже и сильнее. Ему уже все равно, что вокруг них, за границей светового пятна от красного фонаря на одном из перекрестков гетто, спариваются другие оборотни. Стайлза не смущает прилюдный секс. Больше нет. Потому что, как объяснил ему Дерек, именно так альфа знакомит стаю и все гетто со своей сучкой. Оборотни вне стай практически не размножаются, чтобы дать им такой шанс альфа, нашедший свою пару, обязан провести спаривание в особом месте, которое по старой традиции в гетто отмечают красными фонарями. Ферромоны трахающегося альфы влияют даже на безстайных омег, и тем удается зачать вожделенного волчонка.
Узел почти рвет его на части, как кажется Стайлзу, но Дерек, крепко прижимающий его к себе, шепчет, что это неправда. А потом, когда узел спадает, предлагает повторить, но под другим фонарем. Стайлз сам не знает, почему соглашается. На этот раз Дерек не заставляет его стоять на ногах и судорожно хвататься за столб, к которому этот чертов фонарь привешен. Он укладывает его на траву и трахает лицом к лицу, закинув ноги Стайлза себе на плечи. Это чертовски смущает. Где-то вокруг них, в темноте воют и точно так же ебутся другие оборотни, люди – неважно. Но в мире, где светит луна, и смотрят с неба бесстрастные звезды, только здесь и сейчас существуют лишь они двое. Глаза у Дерека красные и такие любимые, что Стайлз захлебывается криком, кончая только от стимуляции простаты, ни разу не прикоснувшись к себе. Надо ли удивляться, что он соглашается и на третий фонарь, только с условием, что Дерек отнесет его на руках? Мысль о том, что побыть настоящей сучкой порой не только выгодно, но и приятно, смывается из памяти первым в его жизни сухим оргазмом.
После таких приключений на следующее утро Стайлз просыпается с температурой и не может сам встать с кровати. Дерек относит его в ванную, придерживает, пока он пытается стоять ровно, чтобы не промазать и нормально отлить. Стайлзу должно быть стыдно, но Дереку за эти почти сорок с лишним недель удается практически полностью вытравить из его души такой рудимент, как стыд и смущение. Может это и правильно, решает Стайлз и предлагает Дереку вставить, пока он отливает.
– У тебя же температура, – замечает оборотень, но Стайлз слышит, как вжикает молния. Улыбается, расставляет ноги шире и упирается ладонями в сливной бачок.
– Я просто твоя сучка, Дерек, и мне это нравится.