кот Шрёдингера
Заявка № 28
Название: too much for my happiness
Артер: Стайлз,твою ж мать
Автор: Арх1тектор
Бета: fiery.
Пейринг: Скайзек, упоминается Стерек
Рейтинг: R (PG-15?)
Размер: ≈ 3000 сл
Саммари: Однажды наступает тот момент, когда Скотт понимает, чего действительно хочет
Предупреждение: «летнего отрыва и его последствий» не получилось, за что автор искренне извиняется; вместо него – сопливые метания и лишь намек на последствия =)
читать дальше- Ты трзвй, - с обвинением говорит Айзек. То есть как говорит – бормочет, мямлит себе под нос, упираясь лбом Скотту в плечо и изредка икая. – Пчму т трзвы..? – и снова икает.
Он сопит и дышит тяжело. Глубоко. Словно ему трудно. Или не очень хочется. Лень. И икать уже тоже лень. Потому что с каждым новый иком Айзек чуть приподнимает голову и стукается макушкой о его подбородок, выдыхает досадливо сквозь зубы. Надоело. И, наверное, уже хочется спать или – наоборот – не засыпать никогда.
Скотт помнит это пьяное чувство (как будто из прошлой жизни): держаться на ногах не очень получается, но с каждым глотком растет желание. Сделать что-то. Что-то важное. Безумное и безграничное. И, скорее всего, глупое. Покорить мир? Может быть.
Покорить Айзека. А вот это уже из настоящего. Из сегодняшнего. Волчьего и не пьянеющего. И, безусловно, очень глупого. И очень в духе Скотта. Стайлз бы поржал. И, конечно, помог. Первый бы побежал гуглить что-то типа «как влюбить в себя парня за десять дней» и составлять многоуровневые с подпунктами планы. Вроде того, какой у него был для (сколько там?)годичного покорения Лидии. И в итоге они бы плюнули на все и решили, что нужно просто как-то сблизиться. Ну, общаться. И все такое.
Какое такое?
А он сам-то такой? Вдруг не такой?
Я тоже не такой.
Все мы не такие.
Фу. Иди лучше трахайся с Дереком.
Ну, хорошо, он бы этого не сказал. Вот этого, последнего. Потому что, правда, «фу». Но подумал бы. Потому что правда.
Ему в какой-то момент просто пришлось смириться с тем, что Стайлз, его бро, подставляет свою человеческую задницу обортню. И если от него теперь постоянно несло Дереком, то о’кей, черт с ним, но МакКолл никогда не забудет, как однажды вечером он позвонил Стайлзу и тот приехал, готовый фонтанировать идеями и насиловать гугл. И сам выглядел хорошо потрахавшимся. И провонял, слоняясь из угла в угол, весь дом не столько Хейлом, сколько его волком. Альфой. Животным.
Скотт тогда ничего не сказал. Не смог. И сейчас бы не смог. Но не забыл. Так что он в любом случае не очень доверяет планам Стайлза. Тот, очевидно, как был профаном в отношениях, так им и остался.
А сам он…
Тоже.
И у него нет никакого плана. Вообще. И это дерьмово. Но есть Айзек. Который безбожно пьян и тяжело дышит ему в шею. Это плюс. И минус. Скотт тоже скоро будет тяжело дышать.
Эллисон.
Думай об Эллисон.
Расстройся или разозлись.
Не утыкайся носом в легкомысленные блондинистые кудряшки.
Господи!
- Айзек…
- Т охрнл. Эт шшштука должна бла и на тебя нну поодддст.. чрт срботать.
Дерек обещал, да? Что подействует. Дерек оказался прав. У Скотта кружится голова, и зудят кончики пальцев. И десны. Зудят. Из-за то вылезающих, то убирающихся – не без волевого усилия – клыков.
Они выпили поровну. Примерно. Но на простой бутылке без этикетки нет градусной меры, а если эта хрень должна была свалить оборотня, то Скотт не видит ничего удивительного в состоянии Айзека.
Но в самом Айзеке.
В обычно тихом и забитом Айзеке. Который черт не знает как оказался в стае. Будучи человеком. Как Стайлз. Просто канима – ошибка Дерека – убила его отца, и кто-то должен был взять шевство над несовершеннолетним Лейхи.
В скрыто амбициозном Айзеке.
И (хорошо) в «тихом омуте» Айзеке. Иногда Скотту кажется, что даже проницательная Лидия побаивается возможных тараканов Лейхи. В нем есть надлом. Но если раньше этот надлом виделся МакКоллу больной и жалкой стороной Айзека, из-за которой тот мог выбрать неверный путь, то теперь эта штука в его глазах приобрела особый смысл. Хороший смысл. Как необходимая часть Айзека. Который какой бы «темной лошадкой» ни был, все равно оставался как на ладони. Вроде того, как если хочешь что-то спрятать, то положи на виду. Вот и Айзек был на виду. В него нужно было перестать вглядываться, а просто принять. И тогда надлом становился чем-то, из-за чего Айзек и был вот такой: неуверенный и, возможно, немного трусливый и местами борзый, но готовый бороться за то, что они все постарались ему дать и, наверное, дали, - за семью.
И сейчас Айзек – выше его – опирается, облокачивается на него всем телом. И чуть сгибается в коленях и поясе под весом собственного безучастного уже к чему-либо тела. Пьяный и доверчивый. Непривычный.
И прихватывает губами кожу на шее. Из разряда фантастики.
Этот вечер должен закончиться, а Скотт – проснуться. Чтобы сон оказался вещим.
У Скотта нет плана. Никогда нет. Он в них не особо силен, если вы понимаете. Но это, определенно, неплохое начало. И пока что этого достаточно.
*
Оказалось достаточно. Для того, чтобы Айзек первым его поцеловал. И завис. Они оба зависли. И поцеловались еще раз.
Уже трезвые оба.
Но как бы случайно.
У тебя есть Эллисон.
Нет – ты.
Хорошо. Здорово. Взаимно.
И хоть бы слово сказали. Придурки.
*
Скотт честно предлагает прокатиться на Камаро. (Кто вообще может отказаться?) И без последствий. Если что. Со стороны Альфы. Не убьет. Дерек сам дал ключи. Не спрашивал ничего. Скотт просто пришел и попросил. И этого тоже было достаточно, потому что после всего дерьма в своей жизни Дерек стал, как Лидия: проницательным.
Но Айзек смеется и посылает его в задницу. Взглядом. А потом подходит и демонстративно усаживается на заднее сидение байка. Перекидывает ногу красиво, словно с малолетства только и занимался тем, что каждый божий день садился на байк Скотта. Позади Скотта. И крепко обхватывал того за пояс.
Правда, крепко. По шоссе и за пределы Бикон Хиллз.
Мы катаемся?
Да?
Ты же сам позвал.
Да.
Все по тем же улицам. Ты так хочешь?
Нет.
Хочется нового. Летнего. Ночного. Теплого ветра. И дыхания на затылке. Тоже теплого. Смеха за спиной. Высвеченной единственной фарой разметки на темной дороге. И все – молча.
Говорить с новыми друг другом они еще не научились.
На крутых поворотах Айзек сжимает руки крепче и прижимается краем губ к тому месту на шее. Тому. Со странной пьяной неясной ночи. Будто все это было взаправду. И шея, и трезвые, но все же чуть хмельные поцелуи на рассвете.
Скотт закрывает глаза и позволяет себе немного побыть волком. Без клыков и когтей. Со слухом и реакцией.
Чужое сердце счастливо долбит. И вдруг замирает. А потом взрывается.
И как бы круто было узнать, что в этот момент творится в голове Лейхи. А тот начинает петь. Какой-то новый хит. Попсовую песенку-однодневку. По радио крутят. Розово-сопливое, привязчивое и с приятным уху ритмом. И Скотт подпевает. Все громче. Скорость как-то незаметно снижается, потому что Айзек раскидывает руки и МакКолл не хочет, чтобы тот свалился и размазал себя об асфальт. А голос растет. И проезжающие мимо машины притормаживают, наверное, думают, что они пьяны и надо помочь, пока чего не случилось. А когда Скотт смотрит ясным взглядом, либо фыркают и показывают большой палец, либо крутят у виска.
Вторые - странные люди. Не влюбленные в лето. Никак не влюбленные. Бедные люди.
Дорога заканчивается вместе с бензином. Бикон Хиллз уже позади. Не слишком далеко. Но дом Скотта не в пример дальше. Достичь черты города и докатить байк до гаража – разные вещи. Не в плане усилий, но в плане времени. Пара часов наедине с Айзеком. Пешком. По пустой дороге.
Нужно идти обратно.
Что там делать?
Не знаю. Разговаривать?
Нет. Идем.
Идем – в другую сторону – кивает Лейхи на дорогу, уходящую за поворот. Минут пятнадцать до заправки. Всего-то.
- Что там дальше?
Хороший вопрос. Дальше – выезд на шоссе. Огромное. Широкое. Быстрое. А за ним – все. Все Штаты. Но до шоссе – много отворотов к небольшим деревушкам. МакКолл там никогда не был, но помнит еще с детства, когда они со Стайлзом, несмотря на запреты шерифа и матери Скотта, исколесили все окрестные с Бикон Хиллз дороги.
- Я не знаю, - честно пожимает плечами Скотт. В деревнях он не был, а за магистраль вряд ли выберется и сейчас, разве что после школы, но и тут нельзя сказать наверняка, с его-то оценками.
Айзек смеется.
- По программе, я имею ввиду. Возвращаемся?
- А? – Скотт поднимает взгляд на шагающего с ним в ногу Лейхи.
По какой к черту программе? Вся программа заключалась в том, что Скотт точно знал: провести вечер в компании врывающегося сквозь приоткрытое окно Камаро ветра и Айзека, чьи волосы этот ветер будет трепать, должно быть очень здорово. Но они не на Камаро. И ветер не трепал их скрытые шлемами волосы. Даже этот небольшой пунктик в его плане рухнул за какое-то мгновенье. Чего Айзек может от него ждать?
- Это тоже не знаю, - пожимает плечами Скотт и почти не мучается совестью. Это он выволок Айзека. Для чего? Прокатить, а потом прокатить еще раз, но уже в переносном смысле? Заставить шагать до заправки, чтобы потянуть время? И почему только Скотт сразу не проверил бак? Почему теперь не может ничего предложить, хотя бы чтобы смягчить ситуацию? Он что, серьезно, отвезет Лейхи домой и все?
Мысли по кругу. С нарастающим ужасом и чувством собственной ничтожности. Неудачник.
Пока не хватают за истертый рукав сильные пальцы, стремясь привлечь внимание.
И внимательные светлые глаза. Конечно, он обо всем догадался. Даже о том, о чем не догадывается и не смеет догадываться сам Скотт.
- Тогда у меня есть предложение, - врывается сквозь похоронный гул в ушах. Оборотни тоже могут нервничать до состояния близкого к потере сознания. – После заправки на третьем повороте можно доехать до небольшого озера.
- Откуда ты знаешь?
- Там когда-то жила моя бабушка. То есть там была ее дачка. Так что, искупаемся?
- Давай…
С удовольствием, на самом деле. Но у меня нет плавок с собой.
У меня тоже. Там все равно никого не бывает. Заброшенное озеро.
Мы вдвоем и все?
А тебе нужно кого-то еще?
И сверкнуть глазами в мнимой обиде. Хорошо. Они оба не просто догадываются, но знают. И солгут, если скажут, что готовы озвучить это знание. Потому что если мысли материальны, то слова еще и не обратимы.
Скотт заправляет бак до краев. И послушно сворачивает, когда Айзек начинает ерзать за спиной.
И раздевается. И они оба мнутся. Но даже не пытаются взять друг друга на слабо: оба лезут в воду в трусах. Плевать так-то. И уж конечно они оба бы разделись, если бы один из них был не самим собой, а Стайлзом или Дереком. Но не друг перед другом. Потому что между бро или альфой и бетой – просто альфой и бетой - это не имело бы никакого смысла, а между ними – еще один рубеж.
Но вода ледяная, да?
Нет. Но пусть будет да. И можно мяться вместе у берега.
Оборотни не мерзнут.
Но холодно же.
Точно. Давай случайно задевать друг друга? Сразу горячо.
Плавать на спине и вдруг касаться ногой чужого живота. И бедра. И…
Топить друг друга. Надсадный кашель встречать взволнованным взглядом и быстрыми руками, тут же отводящими густые волосы от мокрого лица. Глаза в глаза.
А дальше – как в том сне. Во всех последних снах.
По нарастающей. По порядку.
Ленивые губы на шее. Хмельные неловкие губы на щеке, на губах. Сладкие от пресной воды губы с другими такими же. О чем ты думаешь? О том, о чем мог бы думать ты.
Так не бывает.
*
Как все могло начаться? Может.
Так, чтобы продолжиться?
Только так.
Музыка и граффити?
Очень… своеобразно…
Хах. Ну давай предположим, что я знаю что-то, чего не знаешь ты.
Граффити и музыка. Граффити – само как музыка. Что можно делать, а что – нельзя. Что умеешь, а что – нет.
Мстительный Айзек. Воодушевленный Айзек. В какой-то момент Скотту кажется, что Айзеку куда как больше подошел бы Стайлз. Именно его идеи, озвученные МакКоллом, встречают такую восхитительную реакцию у Лейхи.
На самом деле, Скотт уверен, что Стайлз бы лучше подошел каждому из них (кроме самого Скотта, конечно, потому что они настоящие бро и больше тут ничего не попишешь (и не надо)) и из… всех вообще. Но он просто не хочет сталкиваться с Дереком, если посмеет высказать эту мысль даже у себя в темной комнате и под теплым плотным одеялом. Без фонарика. Стайлз принадлежит только Дереку. Все. Точка. Они все успели уяснить это не по одному разу.
Но может ли быть так, что Айзек совсем не против принадлежать кому-то вроде него? Он долго смотрит своими проницательными глазами и, уж конечно, если не знает наверняка, то догадывается, от кого исходят все эти безумные идеи вроде катания с полупустым баком (Стайлз слил бензин не только с Камаро, на которой он планировал ехать изначально, но и с его байка, предусмотрительный черт). Но даже если так, он все равно не просто проводит время с МакКоллом, но смеется и шутит, и сам фонтанирует какими-то безумными идеями и теориями. И целует. Если это была не шизофрения.
У Скотта. Ее обострение.
О чем ты думаешь теперь? А я?
Боже, о чем я думаю, пробираясь к Уиттмору на задний двор с баллончиком в зубах?
О тебе. Да черт. О ком же еще?
И Айзек вдруг совершенно неплох. Вот о чем говорил Стайлз. И даже больше, чем просто неплох, - великолепен. Мультяшная угловатая ящерица ложится на стену, как влитая. Она маленькая, но очень яркая. Живая. И очень ехидная. Как Айзек. Который косит на него хитрым в свете карманного фонарика глазом и шепчет заговорчески.
- Должен же я был чем-то себя увлечь, когда со мной не то что никто не стремился общаться, но и последняя собака брезговала гавкнуть в след.
И Скотту вдруг становится очень жаль, что это не вопрос - утверждение. Ну да, правильно. Все уже случилось. И пусть Айзеку не понадобился укус – как это было с Эрикой или Бойдом – чтобы стать нынешним уверенным в себе Лейхи… Годы чужой боли (и не только душевной) напополам с одиночеством и беспомощностью уже прошли. А он ничего не сделал. Не знал? Черта с два. Хотя бы догадывался. Все догадывались. Испуганный взгляд. Нервозность. Синяки. Ссадины на локтях и ладонях…
И пусть прямо сейчас Скотт готов выцеловать каждую клеточку тела Айзека, которая когда-либо подвергалась нападениям мистера Лейхи или особо ретивых школьников, это ничего не изменит. Все уже случилось.
Но ведь есть еще что-то впереди, верно? И это уже в силах Скотта.
- Идем? – улыбается Айзек и тянет его за рукав. – Ты что? – настроженно, когда Скотт отцепляет уютные пальцы.
- Сейчас.
И ставит россыпью краски каракулю рядом с узнаваемой (по другим покрывающим Бикон-Хиллз граффити) подписью Айзека. Две окружности. Кривоватые.
Одна в другой.
Как татуировка на руке.
Айзек фыркает за спиной.
Скотт оборачивается и запоздало интересуется смущенным голосом:
- Ты не против? Я все-таки не рисовал. Да я бы никогда так классно не смог…
- Все окей. Но, поверь мне, Джексон точно поймет, что это ты. И что ты, только чтобы позлить его, связался с тем, кто размалевал весь город, - он хохочет в голос, и Скотт едва успевает зажать ладонью чужой рот, глуша слишком громкий смех. Айзек понятливо опускает ресницы и продолжает шепотом, опаляя дыханием повлажневшую кожу от запястья к холмикам у основания пальцев. Скотт бы ни за что не услышал, если бы не был оборотнем, - А на меня даже не подумает. Разве может бедный забитый Айзек оказаться тем, кто заинтересовал тебя и был с тобой, кто…
В этот раз Скотт первый. Инициатор. А Лейхи только вздрагивает под нежданным прикосновением, закрывает длинными чуть выгоревшими ресницами повлажневшие от накативших эмоций глаза, подается навстречу. Впивается в Скотта.
Это очень глубокий поцелуй. С языками, сорванным дыханием и слюной, пачкающей подбородки и почему-то не вызывающей отвращения – только желание сделать что-то куда как более преступное: вылизать? Везде.
И это точно не шизофрения, потому что стоит им оторваться друг от друга, как Айзек цепляется за него горячечным взглядом, краснеет щеками и шеей (опять же спасибо новоявленным оборотничьим способностям, без которых он бы не увидел ничего) и выпаливает на выдохе:
- Надо выпить. Для храбрости, - и поясняет, видя недоумение Скотта. – Я девственник.
И тут Скотт понимает, что они все еще на заднем дворе Джексона и, кажется, собираются заняться чем-то большим. Большим, чем поцелуи взасос, и, возможно, даже большим, чем вылизывание, которое само собой будет частью этого. И поцелуи – тоже.
Рисовать можно на теле.
Не баллончиком.
Но маркером.
Почему нет?
Да.
У Айзека коже светлая. Преступно светлая. Ощущение такое, что Лейхи не то что не загорает, а вообще не бывает на солнце.
- Ты не вампир, нет?
- А ты уже ничему не удивишься, да? – и смеется.
Нет. Этот момент – самый удивительный в его жизни. С Эллисон так не было. Рвало крышу от первой близости с девушкой – да. Но не кружилась голова при взгляде на чужие ключицы и совершенно определенно мужской кадык, нервно ходящий под кожей. И не дрожали руки не столько от страха облажаться (впервые с парнем, впервые с Айзеком), сколько от нежности, которая, казалось, даже если найдет выход, все равно разорвет его изнутри – так много ее было.
И еще они абсолютно трезвые. В крови – ни ничтожной промилле. Но пьяные – от полуголого и все больше обнажающегося присутствия друг друга.
Они выглядят, как два идиота. И ведут себя так же. Господи, они ведут себя так, словно не просыхали дней пять. По меньшей мере. Затуманенный взгляд и плавная неуклюжесть движений.
Закоротило.
Перемкнуло.
“WOLFY”, - ложится Айзеку на бедро. Странно ровно. Скотт выводит угловатые буквы, а сам бездумно лижет чужие соски. Такие маленькие и твердые. Твердые – как еще одна немаловажная часть тела Айзека. Скотт вот-вот доберется и до нее.
Но Айзек выхватывает маркер из вспотевшей ладони.
- В таком случае я могу тебя укусить?
Вздергивает светлую тонкую бровь – так насмешливо и мило одновременно – и правда кусает. Впивается в бок. Почти больно. А потом обводит стремительно бледнеющий след от зубов маркером. Только как-то неправильно. Оставляет контур клыкастой челюсти.
Волчонок.
Ехидная неуемная зараза.
К этому моменту они уже достаточно размалеваны.
Скотт призывно дергает бедрами, а Айзек резко поднимает голову и смотрит на него чуть испуганно.
Это же не страшно.
Господи.
Они надрали задницу каниме и теперь собираются струсить перед подростковым гейским сексом?
Черта с два, решает Скотт и заваливает Айзека на спину. Оказаться между доверчиво раскинутых бедер – привычно и ново одновременно. Очень приятно.
И, наверное, они слишком возбуждены и раздразнены всеми этими хождениями вокруг да около. Поэтому все получается быстро и чуть неловко. Но совершенно восхитительно для первого раза. Именно так, чтобы захотелось снова.
Утром. Да. Замечательный утренний секс. Сейчас они могут себе это позволить.
А утром, проснувшись, Скотт сразу же встречается взглядом с только вышедшим из душа Айзеком. Свежим. И влажным. Улыбчивым. Словно бы счастливым. Верно. И он решает, что, возможно, они готовы к чему-то еще большему.
Название: too much for my happiness
Артер: Стайлз,твою ж мать
Автор: Арх1тектор
Бета: fiery.
Пейринг: Скайзек, упоминается Стерек
Рейтинг: R (PG-15?)
Размер: ≈ 3000 сл
Саммари: Однажды наступает тот момент, когда Скотт понимает, чего действительно хочет
Предупреждение: «летнего отрыва и его последствий» не получилось, за что автор искренне извиняется; вместо него – сопливые метания и лишь намек на последствия =)
читать дальше- Ты трзвй, - с обвинением говорит Айзек. То есть как говорит – бормочет, мямлит себе под нос, упираясь лбом Скотту в плечо и изредка икая. – Пчму т трзвы..? – и снова икает.
Он сопит и дышит тяжело. Глубоко. Словно ему трудно. Или не очень хочется. Лень. И икать уже тоже лень. Потому что с каждым новый иком Айзек чуть приподнимает голову и стукается макушкой о его подбородок, выдыхает досадливо сквозь зубы. Надоело. И, наверное, уже хочется спать или – наоборот – не засыпать никогда.
Скотт помнит это пьяное чувство (как будто из прошлой жизни): держаться на ногах не очень получается, но с каждым глотком растет желание. Сделать что-то. Что-то важное. Безумное и безграничное. И, скорее всего, глупое. Покорить мир? Может быть.
Покорить Айзека. А вот это уже из настоящего. Из сегодняшнего. Волчьего и не пьянеющего. И, безусловно, очень глупого. И очень в духе Скотта. Стайлз бы поржал. И, конечно, помог. Первый бы побежал гуглить что-то типа «как влюбить в себя парня за десять дней» и составлять многоуровневые с подпунктами планы. Вроде того, какой у него был для (сколько там?)годичного покорения Лидии. И в итоге они бы плюнули на все и решили, что нужно просто как-то сблизиться. Ну, общаться. И все такое.
Какое такое?
А он сам-то такой? Вдруг не такой?
Я тоже не такой.
Все мы не такие.
Фу. Иди лучше трахайся с Дереком.
Ну, хорошо, он бы этого не сказал. Вот этого, последнего. Потому что, правда, «фу». Но подумал бы. Потому что правда.
Ему в какой-то момент просто пришлось смириться с тем, что Стайлз, его бро, подставляет свою человеческую задницу обортню. И если от него теперь постоянно несло Дереком, то о’кей, черт с ним, но МакКолл никогда не забудет, как однажды вечером он позвонил Стайлзу и тот приехал, готовый фонтанировать идеями и насиловать гугл. И сам выглядел хорошо потрахавшимся. И провонял, слоняясь из угла в угол, весь дом не столько Хейлом, сколько его волком. Альфой. Животным.
Скотт тогда ничего не сказал. Не смог. И сейчас бы не смог. Но не забыл. Так что он в любом случае не очень доверяет планам Стайлза. Тот, очевидно, как был профаном в отношениях, так им и остался.
А сам он…
Тоже.
И у него нет никакого плана. Вообще. И это дерьмово. Но есть Айзек. Который безбожно пьян и тяжело дышит ему в шею. Это плюс. И минус. Скотт тоже скоро будет тяжело дышать.
Эллисон.
Думай об Эллисон.
Расстройся или разозлись.
Не утыкайся носом в легкомысленные блондинистые кудряшки.
Господи!
- Айзек…
- Т охрнл. Эт шшштука должна бла и на тебя нну поодддст.. чрт срботать.
Дерек обещал, да? Что подействует. Дерек оказался прав. У Скотта кружится голова, и зудят кончики пальцев. И десны. Зудят. Из-за то вылезающих, то убирающихся – не без волевого усилия – клыков.
Они выпили поровну. Примерно. Но на простой бутылке без этикетки нет градусной меры, а если эта хрень должна была свалить оборотня, то Скотт не видит ничего удивительного в состоянии Айзека.
Но в самом Айзеке.
В обычно тихом и забитом Айзеке. Который черт не знает как оказался в стае. Будучи человеком. Как Стайлз. Просто канима – ошибка Дерека – убила его отца, и кто-то должен был взять шевство над несовершеннолетним Лейхи.
В скрыто амбициозном Айзеке.
И (хорошо) в «тихом омуте» Айзеке. Иногда Скотту кажется, что даже проницательная Лидия побаивается возможных тараканов Лейхи. В нем есть надлом. Но если раньше этот надлом виделся МакКоллу больной и жалкой стороной Айзека, из-за которой тот мог выбрать неверный путь, то теперь эта штука в его глазах приобрела особый смысл. Хороший смысл. Как необходимая часть Айзека. Который какой бы «темной лошадкой» ни был, все равно оставался как на ладони. Вроде того, как если хочешь что-то спрятать, то положи на виду. Вот и Айзек был на виду. В него нужно было перестать вглядываться, а просто принять. И тогда надлом становился чем-то, из-за чего Айзек и был вот такой: неуверенный и, возможно, немного трусливый и местами борзый, но готовый бороться за то, что они все постарались ему дать и, наверное, дали, - за семью.
И сейчас Айзек – выше его – опирается, облокачивается на него всем телом. И чуть сгибается в коленях и поясе под весом собственного безучастного уже к чему-либо тела. Пьяный и доверчивый. Непривычный.
И прихватывает губами кожу на шее. Из разряда фантастики.
Этот вечер должен закончиться, а Скотт – проснуться. Чтобы сон оказался вещим.
У Скотта нет плана. Никогда нет. Он в них не особо силен, если вы понимаете. Но это, определенно, неплохое начало. И пока что этого достаточно.
*
Оказалось достаточно. Для того, чтобы Айзек первым его поцеловал. И завис. Они оба зависли. И поцеловались еще раз.
Уже трезвые оба.
Но как бы случайно.
У тебя есть Эллисон.
Нет – ты.
Хорошо. Здорово. Взаимно.
И хоть бы слово сказали. Придурки.
*
Скотт честно предлагает прокатиться на Камаро. (Кто вообще может отказаться?) И без последствий. Если что. Со стороны Альфы. Не убьет. Дерек сам дал ключи. Не спрашивал ничего. Скотт просто пришел и попросил. И этого тоже было достаточно, потому что после всего дерьма в своей жизни Дерек стал, как Лидия: проницательным.
Но Айзек смеется и посылает его в задницу. Взглядом. А потом подходит и демонстративно усаживается на заднее сидение байка. Перекидывает ногу красиво, словно с малолетства только и занимался тем, что каждый божий день садился на байк Скотта. Позади Скотта. И крепко обхватывал того за пояс.
Правда, крепко. По шоссе и за пределы Бикон Хиллз.
Мы катаемся?
Да?
Ты же сам позвал.
Да.
Все по тем же улицам. Ты так хочешь?
Нет.
Хочется нового. Летнего. Ночного. Теплого ветра. И дыхания на затылке. Тоже теплого. Смеха за спиной. Высвеченной единственной фарой разметки на темной дороге. И все – молча.
Говорить с новыми друг другом они еще не научились.
На крутых поворотах Айзек сжимает руки крепче и прижимается краем губ к тому месту на шее. Тому. Со странной пьяной неясной ночи. Будто все это было взаправду. И шея, и трезвые, но все же чуть хмельные поцелуи на рассвете.
Скотт закрывает глаза и позволяет себе немного побыть волком. Без клыков и когтей. Со слухом и реакцией.
Чужое сердце счастливо долбит. И вдруг замирает. А потом взрывается.
И как бы круто было узнать, что в этот момент творится в голове Лейхи. А тот начинает петь. Какой-то новый хит. Попсовую песенку-однодневку. По радио крутят. Розово-сопливое, привязчивое и с приятным уху ритмом. И Скотт подпевает. Все громче. Скорость как-то незаметно снижается, потому что Айзек раскидывает руки и МакКолл не хочет, чтобы тот свалился и размазал себя об асфальт. А голос растет. И проезжающие мимо машины притормаживают, наверное, думают, что они пьяны и надо помочь, пока чего не случилось. А когда Скотт смотрит ясным взглядом, либо фыркают и показывают большой палец, либо крутят у виска.
Вторые - странные люди. Не влюбленные в лето. Никак не влюбленные. Бедные люди.
Дорога заканчивается вместе с бензином. Бикон Хиллз уже позади. Не слишком далеко. Но дом Скотта не в пример дальше. Достичь черты города и докатить байк до гаража – разные вещи. Не в плане усилий, но в плане времени. Пара часов наедине с Айзеком. Пешком. По пустой дороге.
Нужно идти обратно.
Что там делать?
Не знаю. Разговаривать?
Нет. Идем.
Идем – в другую сторону – кивает Лейхи на дорогу, уходящую за поворот. Минут пятнадцать до заправки. Всего-то.
- Что там дальше?
Хороший вопрос. Дальше – выезд на шоссе. Огромное. Широкое. Быстрое. А за ним – все. Все Штаты. Но до шоссе – много отворотов к небольшим деревушкам. МакКолл там никогда не был, но помнит еще с детства, когда они со Стайлзом, несмотря на запреты шерифа и матери Скотта, исколесили все окрестные с Бикон Хиллз дороги.
- Я не знаю, - честно пожимает плечами Скотт. В деревнях он не был, а за магистраль вряд ли выберется и сейчас, разве что после школы, но и тут нельзя сказать наверняка, с его-то оценками.
Айзек смеется.
- По программе, я имею ввиду. Возвращаемся?
- А? – Скотт поднимает взгляд на шагающего с ним в ногу Лейхи.
По какой к черту программе? Вся программа заключалась в том, что Скотт точно знал: провести вечер в компании врывающегося сквозь приоткрытое окно Камаро ветра и Айзека, чьи волосы этот ветер будет трепать, должно быть очень здорово. Но они не на Камаро. И ветер не трепал их скрытые шлемами волосы. Даже этот небольшой пунктик в его плане рухнул за какое-то мгновенье. Чего Айзек может от него ждать?
- Это тоже не знаю, - пожимает плечами Скотт и почти не мучается совестью. Это он выволок Айзека. Для чего? Прокатить, а потом прокатить еще раз, но уже в переносном смысле? Заставить шагать до заправки, чтобы потянуть время? И почему только Скотт сразу не проверил бак? Почему теперь не может ничего предложить, хотя бы чтобы смягчить ситуацию? Он что, серьезно, отвезет Лейхи домой и все?
Мысли по кругу. С нарастающим ужасом и чувством собственной ничтожности. Неудачник.
Пока не хватают за истертый рукав сильные пальцы, стремясь привлечь внимание.
И внимательные светлые глаза. Конечно, он обо всем догадался. Даже о том, о чем не догадывается и не смеет догадываться сам Скотт.
- Тогда у меня есть предложение, - врывается сквозь похоронный гул в ушах. Оборотни тоже могут нервничать до состояния близкого к потере сознания. – После заправки на третьем повороте можно доехать до небольшого озера.
- Откуда ты знаешь?
- Там когда-то жила моя бабушка. То есть там была ее дачка. Так что, искупаемся?
- Давай…
С удовольствием, на самом деле. Но у меня нет плавок с собой.
У меня тоже. Там все равно никого не бывает. Заброшенное озеро.
Мы вдвоем и все?
А тебе нужно кого-то еще?
И сверкнуть глазами в мнимой обиде. Хорошо. Они оба не просто догадываются, но знают. И солгут, если скажут, что готовы озвучить это знание. Потому что если мысли материальны, то слова еще и не обратимы.
Скотт заправляет бак до краев. И послушно сворачивает, когда Айзек начинает ерзать за спиной.
И раздевается. И они оба мнутся. Но даже не пытаются взять друг друга на слабо: оба лезут в воду в трусах. Плевать так-то. И уж конечно они оба бы разделись, если бы один из них был не самим собой, а Стайлзом или Дереком. Но не друг перед другом. Потому что между бро или альфой и бетой – просто альфой и бетой - это не имело бы никакого смысла, а между ними – еще один рубеж.
Но вода ледяная, да?
Нет. Но пусть будет да. И можно мяться вместе у берега.
Оборотни не мерзнут.
Но холодно же.
Точно. Давай случайно задевать друг друга? Сразу горячо.
Плавать на спине и вдруг касаться ногой чужого живота. И бедра. И…
Топить друг друга. Надсадный кашель встречать взволнованным взглядом и быстрыми руками, тут же отводящими густые волосы от мокрого лица. Глаза в глаза.
А дальше – как в том сне. Во всех последних снах.
По нарастающей. По порядку.
Ленивые губы на шее. Хмельные неловкие губы на щеке, на губах. Сладкие от пресной воды губы с другими такими же. О чем ты думаешь? О том, о чем мог бы думать ты.
Так не бывает.
*
Как все могло начаться? Может.
Так, чтобы продолжиться?
Только так.
Музыка и граффити?
Очень… своеобразно…
Хах. Ну давай предположим, что я знаю что-то, чего не знаешь ты.
Граффити и музыка. Граффити – само как музыка. Что можно делать, а что – нельзя. Что умеешь, а что – нет.
Мстительный Айзек. Воодушевленный Айзек. В какой-то момент Скотту кажется, что Айзеку куда как больше подошел бы Стайлз. Именно его идеи, озвученные МакКоллом, встречают такую восхитительную реакцию у Лейхи.
На самом деле, Скотт уверен, что Стайлз бы лучше подошел каждому из них (кроме самого Скотта, конечно, потому что они настоящие бро и больше тут ничего не попишешь (и не надо)) и из… всех вообще. Но он просто не хочет сталкиваться с Дереком, если посмеет высказать эту мысль даже у себя в темной комнате и под теплым плотным одеялом. Без фонарика. Стайлз принадлежит только Дереку. Все. Точка. Они все успели уяснить это не по одному разу.
Но может ли быть так, что Айзек совсем не против принадлежать кому-то вроде него? Он долго смотрит своими проницательными глазами и, уж конечно, если не знает наверняка, то догадывается, от кого исходят все эти безумные идеи вроде катания с полупустым баком (Стайлз слил бензин не только с Камаро, на которой он планировал ехать изначально, но и с его байка, предусмотрительный черт). Но даже если так, он все равно не просто проводит время с МакКоллом, но смеется и шутит, и сам фонтанирует какими-то безумными идеями и теориями. И целует. Если это была не шизофрения.
У Скотта. Ее обострение.
О чем ты думаешь теперь? А я?
Боже, о чем я думаю, пробираясь к Уиттмору на задний двор с баллончиком в зубах?
О тебе. Да черт. О ком же еще?
И Айзек вдруг совершенно неплох. Вот о чем говорил Стайлз. И даже больше, чем просто неплох, - великолепен. Мультяшная угловатая ящерица ложится на стену, как влитая. Она маленькая, но очень яркая. Живая. И очень ехидная. Как Айзек. Который косит на него хитрым в свете карманного фонарика глазом и шепчет заговорчески.
- Должен же я был чем-то себя увлечь, когда со мной не то что никто не стремился общаться, но и последняя собака брезговала гавкнуть в след.
И Скотту вдруг становится очень жаль, что это не вопрос - утверждение. Ну да, правильно. Все уже случилось. И пусть Айзеку не понадобился укус – как это было с Эрикой или Бойдом – чтобы стать нынешним уверенным в себе Лейхи… Годы чужой боли (и не только душевной) напополам с одиночеством и беспомощностью уже прошли. А он ничего не сделал. Не знал? Черта с два. Хотя бы догадывался. Все догадывались. Испуганный взгляд. Нервозность. Синяки. Ссадины на локтях и ладонях…
И пусть прямо сейчас Скотт готов выцеловать каждую клеточку тела Айзека, которая когда-либо подвергалась нападениям мистера Лейхи или особо ретивых школьников, это ничего не изменит. Все уже случилось.
Но ведь есть еще что-то впереди, верно? И это уже в силах Скотта.
- Идем? – улыбается Айзек и тянет его за рукав. – Ты что? – настроженно, когда Скотт отцепляет уютные пальцы.
- Сейчас.
И ставит россыпью краски каракулю рядом с узнаваемой (по другим покрывающим Бикон-Хиллз граффити) подписью Айзека. Две окружности. Кривоватые.
Одна в другой.
Как татуировка на руке.
Айзек фыркает за спиной.
Скотт оборачивается и запоздало интересуется смущенным голосом:
- Ты не против? Я все-таки не рисовал. Да я бы никогда так классно не смог…
- Все окей. Но, поверь мне, Джексон точно поймет, что это ты. И что ты, только чтобы позлить его, связался с тем, кто размалевал весь город, - он хохочет в голос, и Скотт едва успевает зажать ладонью чужой рот, глуша слишком громкий смех. Айзек понятливо опускает ресницы и продолжает шепотом, опаляя дыханием повлажневшую кожу от запястья к холмикам у основания пальцев. Скотт бы ни за что не услышал, если бы не был оборотнем, - А на меня даже не подумает. Разве может бедный забитый Айзек оказаться тем, кто заинтересовал тебя и был с тобой, кто…
В этот раз Скотт первый. Инициатор. А Лейхи только вздрагивает под нежданным прикосновением, закрывает длинными чуть выгоревшими ресницами повлажневшие от накативших эмоций глаза, подается навстречу. Впивается в Скотта.
Это очень глубокий поцелуй. С языками, сорванным дыханием и слюной, пачкающей подбородки и почему-то не вызывающей отвращения – только желание сделать что-то куда как более преступное: вылизать? Везде.
И это точно не шизофрения, потому что стоит им оторваться друг от друга, как Айзек цепляется за него горячечным взглядом, краснеет щеками и шеей (опять же спасибо новоявленным оборотничьим способностям, без которых он бы не увидел ничего) и выпаливает на выдохе:
- Надо выпить. Для храбрости, - и поясняет, видя недоумение Скотта. – Я девственник.
И тут Скотт понимает, что они все еще на заднем дворе Джексона и, кажется, собираются заняться чем-то большим. Большим, чем поцелуи взасос, и, возможно, даже большим, чем вылизывание, которое само собой будет частью этого. И поцелуи – тоже.
Рисовать можно на теле.
Не баллончиком.
Но маркером.
Почему нет?
Да.
У Айзека коже светлая. Преступно светлая. Ощущение такое, что Лейхи не то что не загорает, а вообще не бывает на солнце.
- Ты не вампир, нет?
- А ты уже ничему не удивишься, да? – и смеется.
Нет. Этот момент – самый удивительный в его жизни. С Эллисон так не было. Рвало крышу от первой близости с девушкой – да. Но не кружилась голова при взгляде на чужие ключицы и совершенно определенно мужской кадык, нервно ходящий под кожей. И не дрожали руки не столько от страха облажаться (впервые с парнем, впервые с Айзеком), сколько от нежности, которая, казалось, даже если найдет выход, все равно разорвет его изнутри – так много ее было.
И еще они абсолютно трезвые. В крови – ни ничтожной промилле. Но пьяные – от полуголого и все больше обнажающегося присутствия друг друга.
Они выглядят, как два идиота. И ведут себя так же. Господи, они ведут себя так, словно не просыхали дней пять. По меньшей мере. Затуманенный взгляд и плавная неуклюжесть движений.
Закоротило.
Перемкнуло.
“WOLFY”, - ложится Айзеку на бедро. Странно ровно. Скотт выводит угловатые буквы, а сам бездумно лижет чужие соски. Такие маленькие и твердые. Твердые – как еще одна немаловажная часть тела Айзека. Скотт вот-вот доберется и до нее.
Но Айзек выхватывает маркер из вспотевшей ладони.
- В таком случае я могу тебя укусить?
Вздергивает светлую тонкую бровь – так насмешливо и мило одновременно – и правда кусает. Впивается в бок. Почти больно. А потом обводит стремительно бледнеющий след от зубов маркером. Только как-то неправильно. Оставляет контур клыкастой челюсти.
Волчонок.
Ехидная неуемная зараза.
К этому моменту они уже достаточно размалеваны.
Скотт призывно дергает бедрами, а Айзек резко поднимает голову и смотрит на него чуть испуганно.
Это же не страшно.
Господи.
Они надрали задницу каниме и теперь собираются струсить перед подростковым гейским сексом?
Черта с два, решает Скотт и заваливает Айзека на спину. Оказаться между доверчиво раскинутых бедер – привычно и ново одновременно. Очень приятно.
И, наверное, они слишком возбуждены и раздразнены всеми этими хождениями вокруг да около. Поэтому все получается быстро и чуть неловко. Но совершенно восхитительно для первого раза. Именно так, чтобы захотелось снова.
Утром. Да. Замечательный утренний секс. Сейчас они могут себе это позволить.
А утром, проснувшись, Скотт сразу же встречается взглядом с только вышедшим из душа Айзеком. Свежим. И влажным. Улыбчивым. Словно бы счастливым. Верно. И он решает, что, возможно, они готовы к чему-то еще большему.
@темы: Фик, Стайлз Стилински, Скотт МакКол, Айзек Лэйхи, Мини, Рисунок, R, Слэш
-
-
27.08.2013 в 11:21-
-
27.08.2013 в 12:22-
-
27.08.2013 в 18:18арт прекрасен как рассвет
особенно в тексте цепануло вот это:
Вторые - странные люди. Не влюбленные в лето.
спасибо большое за такую работу
-
-
28.08.2013 в 04:22непривычный стиль, но классный. Здорово написано.
Спасибо большое артеру, автору и бете за возможность прочитать такой текст
-
-
28.08.2013 в 12:07-
-
28.08.2013 в 16:06-
-
28.08.2013 в 20:47Все еще впереди, все еще может случиться, очень страшно, очень любопытно, и до одури хочется. Они заслужили право быть счастливыми, и это прекрасно!
Сделать что-то. Что-то важное. Безумное и безграничное. И, скорее всего, глупое. Покорить мир? Может быть.
Вот мне просто в настроение попало, просто девиз последней недели, но Скотт счастливие, у него есть Айзек.
А сам он…
Тоже.
это так дивно перекликается с подростковой стеснительностью, нежеланием признаваться и тем самым, когда слова необратимы, что аж дух захватывает!
Думай об Эллисон.
Расстройся или разозлись.
Не утыкайся носом в легкомысленные блондинистые кудряшки.
миссия невыполнимо, садитесь, мистер Маккол, два!
И прихватывает губами кожу на шее. Из разряда фантастики.
во мне в первый раз что-то взорвалось аж до мурашек!
У тебя есть Эллисон.
Нет – ты.
Хорошо. Здорово. Взаимно.
И хоть бы слово сказали. Придурки.
Эти безмолвные, странные, отрывистые разговоры полувзглядами просто прелесть. И, отдельно, содержание. У тебя Эллисон. Нет, у меня ты. Тот момент, когда счастья слишком много, и нечего ответить кроме как "да"
Потому что если мысли материальны, то слова еще и не обратимы.
можно я эту фразу унесу и буду с вашим кооперайтом таскать в зубах? Это же просто идеально, и так красиво, и так правильно!
Топить друг друга. Надсадный кашель встречать взволнованным взглядом и быстрыми руками, тут же отводящими густые волосы от мокрого лица. Глаза в глаза.
А дальше – как в том сне. Во всех последних снах.
По нарастающей. По порядку.
Ленивые губы на шее. Хмельные неловкие губы на щеке, на губах. Сладкие от пресной воды губы с другими такими же. О чем ты думаешь? О том, о чем мог бы думать ты.
Так не бывает.
второй раз, когда филины воспарили к горлу и мурашки и... черт возьми, да я даже вкус этой воды ощущаю, такая картинка объемная!
О тебе. Да черт. О ком же еще?
Вот да. о ком еще, я же на тебе помешался!!
это ничего не изменит. Все уже случилось.
Но ведь есть еще что-то впереди, верно? И это уже в силах Скотта.
и еще вот здесь. Это такой... мудрый и вместе с тем холодно-логично-прагматичный подход, что я даже задохнулась на секунду.
[вообще, текст довольно сложно комментировать, потому что к каждой фразе мжно придти и сказать "да", потому что слова с трудом передают эмоции. Вы понимаете, да?]
- Надо выпить. Для храбрости, - и поясняет, видя недоумение Скотта. – Я девственник.
И тут Скотт понимает, что они все еще на заднем дворе Джексона и, кажется, собираются заняться чем-то большим. Большим, чем поцелуи взасос, и, возможно, даже большим, чем вылизывание, которое само собой будет частью этого. И поцелуи – тоже.
авввррррммррыыыыыуууда!
[эмоциональный диапазон кофемолки]
И не дрожали руки не столько от страха облажаться (впервые с парнем, впервые с Айзеком), сколько от нежности, которая, казалось, даже если найдет выход, все равно разорвет его изнутри – так много ее было.
И еще тут. не убавить, не прибавить.
Коротенькими штрихами, для меня ваш текст это как карандашом сделанный набросок - наспех, второпях, но линии честные, короткие, ровные, и из разрозненных штрихов получается цельная, немного холодная картинка.
Даже, вот сейчас писала. оттиск кислотой на свинцовом листе. Вот. Кислотой вы мне выжгли сердце просто.
Спасибо вам за это.
-
-
29.08.2013 в 01:42Арты бомбезные, в них вложена очаровательно-притягательная беззаботность героев
Спасибо за работу!
-
-
29.08.2013 в 16:40-
-
30.08.2013 в 22:09Это просто потрясающая история, проникает в душу и всё настолько верибильно, что просто нет слов.
Арх1тектор, Спасибо огромное за иполнение, потрясающая работа!
-
-
31.08.2013 в 17:12Хорошие романтозные щенки
В скрыто амбициозном Айзеке.
а ведь Скотт верно чует)))
вот и будет Айзеку поглаживаине амбиций) влюбить в себя тру альфу.
спасибо! атмосферная такая история. Прям вспоминается первая любовь и вся гамма ощущений)
-
-
31.08.2013 в 23:39awwww
Если это была не шизофрения.
Боже, о чем я думаю, пробираясь к Уиттмору на задний двор с баллончиком в зубах?О тебе. Да черт. О ком же еще?
божечки! совершенно, безумно потрясающие мысли, мальчики, отношения!
спасибо огромное за такой текст
-
-
10.11.2013 в 01:31И рисунки прекрасные, от первого с байком столько эмоций)