

Автор: Шифт
Артер: Ториа Гриа
Бета: sablefluffy
Пейринг: стерек
Жанр: романс, юмор
Рейтинг: NC-17
Размер: 17,5 т.с.
Саммари: "Кeep calm and hoооооооооооwl to the moon!"
Предупреждения: школьная!AU, секс между несовершеннолетними, разные варианты раскладки
Дисклеймер: герои не наши, Англия не наша, все не наше
Ссылка на скачивание: doc с картинками, doc без картинок
- В Лондоне.
- В Лондоне?
- Да. В Лондоне. Ну это там, где рыба, чипсы, чай, паршивая погода, Мэри-ебать-её-в-сраку-Поппинс… Лондон! (с) Большой Куш

— Стайлз.
Стайлз только натянул тонкое одеяло на голову, закрываясь от внешнего мира, требующего чего-то серым невыразительным голосом. Неизбежного.
— Стайлз.
Он подтянул прохладные колени к груди, съежился. Наверное, он все равно проснулся бы сам, через десять минут или полчаса, просто от холода.
— Стайлз, — не унимался внешний мир.
Открыв глаза, Стайлз откинул одеяло и сел, уставившись на соседа по комнате.
— Твой будильник звонит уже второй раз, — сообщил сосед. Мобильник на тумбочке и правда попискивал. Пора было поменять мелодию – эту мозг научился игнорировать через неделю использования.
Стайлз поглубже зарылся лицом в подушку.
Колин – крошечный, полупрозрачный, вечно простуженный мальчик, рядом с которым даже Стайлз чувствовал себя силачом, обычно не доставлял проблем. Единственное, о чем он просил (не требовал, что характерно, а именно просил, чему было трудно что-то возразить) – это не шуметь. Не шуметь с утра, пока Стайлз собирался, не шуметь днем, делая уроки, не шуметь вечером… да Стайлз как ниндзя уже был!
Но спорить с Колином действительно было трудно. Для начала необходимо было оказаться в одной реальности (а не в параллельных), не говоря уже о том, что возмущаться и орать Стайлзу стало как-то неловко.
Примерно на десятой минуте знакомства – после рассказа Стайлза о любимом лакроссе – Колин оказал ответную любезность, поведав, что мечтает он о двух вещах: гениально писать стихи и красиво умереть. Стайлз подавился и запомнил, и примерно неделю косился на соседа с легким ужасом. Но почему-то Колин не торопился резать вены в общей ванной комнате, не раскидывал по углам коробочки от снотворного и не встречал Стайлза, свисая с люстры.
Не звучи рассуждения Колина настолько эфемерно, и не выгляди он уже наполовину уморенным, Стайлз непременно рассказал бы кому-нибудь… Но сперва он не знал, что с этим делать, затем просто удивлялся, а потом и вовсе привык.
И, вуаля, у него уже не один, а два будильника.
— Да, да, — пробормотал Стайлз. Колин постоял над ним, тяжело посопел заложенным носом и принялся ходить по комнате, неодобрительно покашливая.
Стайлз глубоко вздохнул, вылез из-под одеяла и, обхватив себя обеими руками за плечи, побежал в ванную. Там было уже не просто зябко, нет. В ванной комнате стоял могильный холод, от которого все волоски на теле встали дыбом. Он не знал, было ли там холодно по-настоящему — в смысле, что любой нормальный человек (не англичанин), помещенный в такие условия, остался бы недоволен — или же лично ему, выросшему в Калифорнии, хотелось ныть, жаловаться и стучать зубами.
Стайлз выкрутил кран с горячей водой до упора, наблюдая, как течет вялая струйка теплой водички. Второй кран он даже трогать не стал, мощный поток ледяной воды оказался бы совсем не кстати. Стайлз ждал, пока вода протечет, пританцовывая на кафельном полу. Дома он бы подремал еще минут десять-пятнадцать, но узкий край чугунной ванны даже выглядел негостеприимно, а прислониться к каменной стене, покрытой кафелем… Да от такого Стайлз сдохнет от пневмонии, на зависть Колину. Или просто начнет надсадно дохать. А Колин будет тихо осуждать.
— Сегодня я устраиваю смену постельного белья, — заметил Колин, тщательно заправляя кровать. И подушку положил поверх, выставив угол – но покраснел Стайлз даже не потому, что его незаправленная постель выглядела основательно пожеванной. Просто… Ну, да, простыня верно служила ему уже три недели, и, по какой-то причине, Колин обращал внимание и на этот факт, и теперь выдавал намеки, которые Стайлз даже научился понимать. Иногда.
Просто он никак не мог найти неуловимую кастеляншу! Стайлз честно старался подкараулить ее до уроков, после, вечером, один раз даже героически вместо завтрака – и все впустую. Поэтому он временно сдался. Да и не так страшно все было, мылся-то Стайлз каждый день, и не пахло от постели ничем…
Вроде.
Да нет, точно не пахло. В этой холодине у него по утрам даже не стояло, не говоря о том, чтобы потеть во сне. А уж отсутствие стояков точно было показательным.
Стайлз невнятно помычал, торопливо одеваясь и стараясь не измять школьную форму – дорогую, элегантную, с нашивкой, просто сшитые понты, а не форма… И неимоверно колючую при этом. Только чудеса и божий промысел удерживали его от того, чтобы не почесать зад прилюдно.

Закинув сумку с учебниками на плечо, Стайлз быстро всунул ноги в сникерсы, сминая задники, направился к двери и притормозил, только осознав, что Колин совсем даже и не торопится. А ведь обычно они ходили вместе – потому что, каким бы Колин ни был, завтракать Стайлз предпочитал не в одиночестве.
— Эй, — нетерпеливо позвал Стайлз, — ты потом пойдешь, да?
— Сегодня приезжает мой папа, — с достоинством покачал головой Колин, засовывая тетрадь в сумку. – В полдень. Мы поедем на день рождения моего прадедушки. Ему исполняется девяносто лет.
— А зачем ты сейчас-то вскочил? – не удержался от вопроса Стайлз и тут же пожалел – Колин ответил взглядом левретки и промолчал. Молча осудил, значит.
— Окей. Значит, на ланче тебя не будет, так?
Колин подумал и заторможенно покивал. Видимо, годы кровосмешения сделали свое черное дело – Колин почти на все реагировал замедленно.
Зато он был чистокровным (как левретка) и получал уважение окружающих исключительно из-за того, что его предки размножались настолько же вдумчиво, насколько селекционеры выводят новый сорт репы. И если бы дома, в Америке, парня в лучшем случае считали бы нелепым доходягой, тут… черт, да статус Колина был выше, чем у Стайлза.
Даже у швабры в подсобке статус был выше, чем у Стайлза. Ладно, это преувеличение, но Стайлз искренне полагал, что переезд окажется полезен не только в отдаленной перспективе, но и в сиюминутной.
Где еще строить себя заново, как ни на другом континенте?
Нет, в Калифорнии все было не так уж плохо. Просто и понятно, и даже если лично он не укладывался в эту простоту, то, по крайней мере, было ясно почему. И неудачи с девчонками, опять же… На крутого качка-спортсмена Стайлз не тянул, несмотря на тренировки, отличная учеба делала его привлекательным только на время контрольных, а заболтать девушку не получалось. Он стеснялся, хорошо подвешенный язык немел во рту, отмирая только рядом с пацанами или Хизер, подругой с первого дня детского сада. С ней-то было легко и весело. Настолько, что когда они попытались встречаться, то сразу прекратили это нелепое занятие. Слишком неловко было целовать друг друга, попахивало каким-то инцестуальным извращением в духе Ланнистеров. Их единственный секс, оказавшийся первым для обоих, и вовсе теперь было запрещено упоминать. Более нелепо лично Стайлз, например, себя в жизни не ощущал.
Поэтому Стайлз не особо упирался, когда отец начал разговоры о другой школе, попрестижней. В общеобразовательной он, если откровенно, половину времени бездельничал. Стайлз не воспринимал это всерьез, хорошо понимая, что денег на частную школу у них нет, но разговоры поддерживал – мол, было бы круто, пап, реальная путевка в хорошую жизнь, все дела…
Он тогда захохотал над удачной шуткой — когда отец торжествующе сообщил, что если Стайлз хорошо сдаст экзамены, ему может перепасть грант на обучение в престижной частной школе Лондона.
В юности, когда папа еще не знал маму, он поколесил по Европе, куда отправился в путешествие после школы. Тогда многие так делали, и Стайлз слышал рассказ об этом сотню раз. Другое дело, что факт поездки в Англию папа как-то не озвучивал. Теперь стало ясно, почему – рассказывать о «хорошей, кхе-кхе, знакомой» отцу явно было бы не с руки…
— У вас была любовь? – подвигал Стайлз бровями.
— Скорее, общие интересы.
— Это какие же? Секс, наркотики, рок-н-ролл? – Стайлз не унимался. Он уже давно предлагал отцу начать хотя бы теоретически думать о свиданиях, глядишь, тот лет за пять созрел бы… А тут, поглядите-ка, папа оказался совсем не таким стоиком. Еще и бурчать начал, что нечего ржать, он в юности тоже зажигал ого-го…
Зажигал – не то слово, согласился про себя Стайлз. Вот и знакомые какие-то нарисовались. Которые с папой раньше занимались не пойми чем, а теперь сидят в попечительском совете.
— И даже без взяток? – задумчиво уточнил Стайлз, когда понял, что папа не прикалывается. Ему как-то не верилось в возможность элитного образования, не оставляющего тебя в долгах по самую макушку.
Папа обиделся и постучал ему по лбу пальцем:
— Грант, Стайлз. Г-р-а-н-т. Возможно, сынок, тебе действительно не стоит учиться с умными людьми…
— Эй! – тут же возмутился Стайлз.

Было страшно, конечно. Он не говорил об этом вслух, но уехать от папы и жить в другой стране? Стайлз переживал и за него, и за себя — и не смог бы сказать, за кого больше. Опять же, Хизер. По ней он точно будет скучать. Она, конечно, сама же и начала его утешать, говорить о звонках по скайпу, про то, что он обязательно должен свалить и начать рассказывать ей, наконец, что-то поинтереснее, чем отвратительные истории про мужское обрезание, серьезно, Стайлз, гадость какая… И все равно, вечер, когда он сообщил знаменательную новость, кончился тем, что они сидели, как два старикана, смотрели детские фотографии и вытирали сопли.
На этом причины не ехать заканчивались. Причин ехать было больше, и кобенился Стайлз недолго, в основном, только ради того, чтобы подумать, как следует. Даром, что об Англии он не знал ровным счетом ничего.
Впрочем, довольно быстро Стайлз понял главное: в Калифорнии он был просто никем, а, приехав сюда, стал всем тем, чем становиться не стоило.
«Школа Святого Павла», школа-интернат для мальчиков от 14 до 18 лет – господи, да только от одного названия хотелось ржать. Разве настоящие люди посещают такие места? Учатся там, живут? Каким боком это вообще относится к реальной жизни?
Оказалось, учатся, хотят учиться, впадают в отчаяние, если не поступают, судя по отзывам в сети, даже мечтают… Это тоже сыграло свою роль: если люди туда хотели, то, должно быть, и ему не стоило оставаться в провинциальной государственной школе, влезая затем в кредиты ради не самого лучшего колледжа. Стоимость чего-то по-настоящему крутого ни он сам, ни даже они с папой не потянули бы — какого бы высокого мнения об уме сына не был папа. Стайлзу, хотя он и старался не говорить об этом, все-таки нелегко было подготовиться к GCSE за такое короткое время (почти без материалов, к сетевому экзамену, все сам), пройти интервью по скайпу, а затем, ни разу не побывав в школе, выбрать предметы для A-levels.
И текущая учеба не должна была пострадать, наоборот. И подготовить все документы, информацию о которых тоже надо было рыть ему, не папе же. И сделать собственную банковскую карточку, которая не подвела бы в Великобритании. И спать — ну хотя бы по пять часов…
К моменту отъезда Стайлз едва соображал, половину времени проводя, словно в тумане. Оно и к лучшему – расставание вышло и вполовину не таким печальным, как могло бы. Минут десять Стайлз пялился в иллюминатор, думая о том, как же он теперь будет, что ждет в будущем, размышляя сразу о куче вещей, от первого полета на самолете до необходимого количества карманных денег.
На одиннадцатой минуте он уснул и проспал весь полет, проснувшись только один раз – чтобы отказаться от ланча и вывернуться в кресле поудобнее, приняв странную, но вполне приемлемую позу. Он слишком вымотался, чтобы переживать еще и из-за полета.
Стайлз спал вплоть до осторожного похлопывания по плечу. Стюардесса, удостоверившись, что он открыл глаза, убрала руку и выпрямилась.
— Сэр? Пожалуйста, приведите спинку кресла в вертикальное положение и пристегните ремни, — попросила она, видимо, не в первый раз, и пояснила. — Мы вот-вот приземлимся в Лондоне.

— Школа основана в 1881 году, — с гордостью рассказывал его временный куратор, он же помощник главы дома, Бенджамин Оутс, блекло-рыжий чувак с изумительно непонятным акцентом. Стайлз тащил чемодан, пыхтел под тяжестью рюкзака и совсем не был готов к рассказу о школе, но благоразумно решил пока отмалчиваться. – Не из самых старых, конечно, но зато мы не зависим от государства. Кто-то даже считает нас новаторами и либералами… А, это? Это церковь. Не беспокойся, обязательные службы всего два раза в неделю.
Стайлз едва сдержал стон, кое-как превратив его в не самый искренний возглас восхищения – он как раз увидел здание школы полностью, не скрываемое больше кронами деревьев. Впрочем, если откинуть усталость, то гордо возвышающийся особняк Стайлза и впрямь впечатлил. Сразу захотелось выпрямить спину (рюкзак тут же согнул ее обратно) и дождаться, пока навстречу выкатит Профессор Икс, поприветствовать своего нового одаренного ученика.
Профессора, увы, не было. Только Оутс, соловьем заливавшийся о том, насколько круты основатели школы Святого Павла, учащиеся школы Святого Павла, дома школы Святого Павла, и, наверняка, сам святой Павел тоже был круче всех. Может, ездил на боевом единороге — тот как раз красовался на эмблеме.
Хорошо еще, что в этой школе хотя бы система обучения отдаленно напоминала американскую, иначе у Стайлза крыша бы поехала. А так… он точно так же выбрал себе предметы и посещал их в соответствии с расписанием. Другое дело, что обязательные ежедневные собрания в 8.30 утра, совмещенные с завтраком, были действительно обязательными. Для всех. Независимо от тщательно составленного расписания. Как и спорт: хочешь-не хочешь, а на трех видах вкалывай. Стайлз с грехом пополам определился, взяв конную езду (вроде несложно), футбол (наугад) и теннис, решив, что уж с ракеткой-то он точно справится (ошибочно).
Новаторы! Либералы! Вон, даже иностранцев принимают без проблем! И если это было отсутствием проблем… о-о-о… Стайлз скрипел зубами и тихонько ругался уже через неделю такой жизни. Хорошо еще, что посещения церковных служб были чистой формальностью, и он, как и все прочие, на них беззастенчиво читал, учил или просто копался в телефоне. Плохо, что все остальное формальностью не было.
Стайлз знал, что придется привыкать, предполагал, что новичку придется трудно, не дурак же он. Господи, да его в документах официально записали, буквально, как «заморского студента». Удивительно честное для вежливых англичан обозначение. Все здесь было загадочным, непонятным, во всем нужно было разбираться и ко всему привыкать, начиная от одних только пацанов вокруг и заканчивая невозможностью прийти в пижаме на первый урок. Хотя кампус совсем близко, и никому бы, блин, его теплая пижама и носочки не помешали бы!
Встать посреди урока, выйти в библиотеку или вообще куда-либо, кроме туалета? Какое там. Когда Стайлз поднялся, чтобы потянуться, громко хрустнув шеей, на него посмотрел весь класс поголовно, и учитель, конечно, тоже. Они, само собой, сделали вид, будто ничего такого не произошло, но только идиот не понял бы, что так делать не стоит. Всего пятнадцать человек в классе – а осуждения как от небольшой толпы.
К тому, что их так мало, тоже надо было привыкать. И, казалось бы, все должны друг друга знать при таких условиях – но нет, к нему никто не подошел познакомиться в первый день, и никто особенно не стремился поддержать смоллтоки в дальнейшем. Даже о погоде (возможно, Стайлзу не стоило жаловаться на холод).
И машин у них не было… Не из-за недостатка средств, не из-за жизни в интернате – добрая половина парней как раз-таки разъезжалась после школы по домам. Просто не было и все. Таким образом, первая же тема для беседы, казавшаяся Стайлзу идеальной и универсальной, автоматически заглохла, не начавшись. Оставалось лишь сосредоточиться на учебе.
При этом учителя… вежливые, спокойные, к каждому нужно было обращаться «сэр», в его адрес звучало безукоризненное «мистер Стилински», и это напрягало. Ну как с ними поспорить или обсудить что-то? Никак. Приходилось следовать чужим правилам, и от этого Стайлз уставал отдельно.
Когда он всего лишь один раз попытался придремать на уроке – выполнив задание, между прочим, просто скоротать остаток часа – тут же схлопотал наказание, и не какое-нибудь, а совершенно бесчеловечное. Теперь он был обязан несколько дней подряд до ежеутреннего собрания отмечаться в журнале у дежурного учителя, словно доказывая, что сон – не самое главное.
Домашнюю работу нужно было делать не онлайн, а писать от руки, и поначалу у Стайлза отваливалась кисть, а почерк…. Его почерк прокомментировал даже Колин, обычно не позволявший себе замечаний. Увидел раскрытую тетрадку на кровати и принялся восхищаться: первый раз вижу человека, который умеет стенографировать, надо же, ты ходил на курсы, наверное, это так необычно, Стайлз…
Стайлз еле смолчал, разминая ноющую ладонь. Что-то в ней щелкало и похрустывало.

— Напоминаю всем болельщикам про хоккейный матч с королевской школой, который состоится в субботу.Общий сбор в вестибюле в полдень. Большая просьба не опаздывать. Следующая важная новость — в воскресенье служба продлится на час дольше, в честь дня апостола и евангелиста Матфея, — монотонно рассказывал учитель, чьего имени Стайлз не знал, поскольку никаких предметов у него не посещал.
Он исподтишка огляделся – кажется, никого эта новость не расстроила. Или, что более вероятно, никто не позволил себе нахмуриться, скорчить рожу или вздохнуть. Стайлз уткнулся в свою тарелку.
Не то что ему было чем заняться в воскресенье.
Стайлз ткнул вилкой в ломтики черной колбасы и глубоко вдохнул, давя рвотный позыв. Кровяная колбаса и гребешки: сразу видно, что в этой школе учатся богатые мальчики. И ебанутые. Никого вокруг эта хрень не смущала, более того, все ели с аппетитом. Может, все в этой школе вампиры? Древние, сложные, лопают пусть и обработанную, но кровь. А он — человек, и его придерживают живым, чтобы не портился. А потом подадут к рождественскому столу.
Стайлз потряс головой. Стоило ему привыкнуть к странному, но съедобному месиву в тарелке и не пугаться, узнав, что сегодня на завтрак будет «жаба в колодце», а по-простому – сосиски в тесте, как повара находили новые способы проверить его выдержку.
Позавчера их кормили пирогом с почками, вчера — жареной печенкой. Стайлз вообще сомневался, что внутренние органы нужно есть, а не закапывать в яме двадцати фунтов глубиной. А студенты наворачивали, кто-то даже хвалил – Стайлз покосился, и верно, за соседним столом полузнакомые парни сдержанно одобряли черную хрень и собирались пойти за добавкой. С кем-то из этих извращенцев у него даже были одни предметы! И один биологический вид. И одна планета, что было еще более парадоксальным.
Как сказала бы ему Хизер — хватит ныть, чувак, надоел уже, доставай конспекты. Стайлз так и поступил.
Учеба, при всех различиях, Стайлза не угнетала. Ему даже начало нравиться, что с ним тут не дружат, а учат, да еще и за идиота не держат. Думай, старайся, а если не выходит – старайся усерднее. Если дома Стайлз успевал лучше всех без особого напряга, то здесь ему приходилось трудиться, и трудиться всерьез. У него даже проблем с концентрацией почти не было – их он просто не мог себе позволить.
Да и не хотел. Стайлзу нравилось разбираться в том, чего не понимают другие, узнавать новые факты и самостоятельно находить связи между ними. И он не сказал бы такого вслух, но особенно ему нравилось быть умнее всех. Раньше это было неоспоримым достоинством, которое не могли победить любые недостатки.
Именно поэтому сегодня Стайлз собирался предоставить всему классу свое эссе – уж такую-то инициативу должны были оценить? Как он понял, кого-то вызывали к доске только при горячем и настойчивом желании самого ученика, а просто так – ни-ни. И, раз уж Стайлз тяготел к журналистике и хотел заниматься именно этим (надеялся, по крайней мере), ему нужно было практиковаться в том, о чем другие не думали или же не хотели думать.
Он еле дождался истории. По счастью, она в расписании стояла первой.
Папа, наверное, дал бы ему по шее за такие провокации: только поступил и уже выкаблучивается. Что ж, один плюс – папы тут не было. И ничто не помешало Стайлзу договориться с мистером Торндайком, учителем истории, который сам выглядел, как ожившая история и вот-вот готов был кануть в Лету.
Стайлз вышел к доске, встал перед классом. Прокашлялся. Вот теперь он действительно занервничал – все в самом себе казалось ему нескладным, начиная с дурацкого пиджака и заканчивая слишком длинными конечностями. Возникло ощущение, словно он вспотел вообще везде.
— Привет, — начал он. – Меня зовут Стайлз, я хочу представить вам свое эссе о менталитете жителей Великобритании и его влиянии на ее развитие.
Начало офигенно удачное, что уж там, но… но, по крайней мере, мало кто его ожидал. От него вообще никто пока ничего что не ждал.
— Мы все знаем, что я рассуждаю с точки зрения иностранца, верно? И, с одной стороны, я не могу полностью понять историю и наследие… у меня нет за плечами такого культурного багажа, какой есть у каждого, сидящего сейчас передо мной. Тем не менее, у меня есть всего одно, но неоспоримое преимущество: свежий взгляд. Взгляд со стороны. И я хотел бы рассказать о том, что я вижу. Я вижу спокойствие. Я вижу не просто соблюдение традиций, а настоящую любовь к ним. Классовое общество, которое не терпит бунта.
Мистер Торндайк неодобрительно жевал губами, да и ребята в классе то ли напряглись, то ли поскучнели.
Стайлз глубоко вздохнул.
— И, тем не менее, у англичан есть героический архетип, всегда поражавший меня — начал он. — Архетип авантюриста-одиночки, поворачивающего историю. Лоуренс Аравийский, белые раджи Саравака (Джеймс Брук с потомством). Безбашенные сорвиголовы и, в то же время, патриоты своей родины, которые с превеликой радостью вернутся в старости домой, разобьют сад и, попивая чай, будут рассказывать о своей бурной молодости. Шерлок Холмс? Это, пожалуй, Бэтмен, первый супергерой, о котором узнал весь мир. Если, конечно, не считать Иисуса, — он позволил себе улыбнуться.
… пока Стайлз не приехал сюда, он, как и многие, имел об Англии смутные и романтические представления. Герои-одиночки? Джентльмены в безукоризненных костюмах, с манерами, выгодно отличающими их от всего остального мира, боже-храни-королеву? Джеймс Бонд со смертельным оружием в зонтике и восхитительный английский юмор.
Наивно, но заочно он относился к Англии куда лучше, чем после близкого знакомства с ней, и искать хорошие стороны Стайлзу пришлось заново. Он сравнивал Англию, о которой слышал раньше с той, которую он знал теперь, сам.
В учебниках писали, что Америку основали переселенцы, которым нечего было терять. Если не преследуемые по религиозным причинам, то ребята с криминальными наклонностями, бежавшие на другой континент от справедливого возмездия, в поисках лучшей жизни. Возможно, среди них были те, кто чувствовал в себе стремление к новому, к неизведанным землям, рискующие больше никогда не увидеть родных, но готовые пожертвовать всем ради высадки на новые берега.
— Может быть, такие же люди полетят колонизировать Марс. Слышали об этом проекте? Я не знаю, настоящий он или нет. Может быть, это просто грандиозный фейк. И не знаю, когда это произойдет в действительности — при моей жизни или после. Но я точно знаю, что я бы — полетел. И многие крутые психи-англичане – тоже.
Стайлз замолчал, облизывая пересохшие губы. Он подозревал, что тема вызовет вопросы, может, даже неудовольствие… Вернее, рассчитывал на это. Если бы все остались равнодушны, Стайлз огорчился бы.
Но он никак не ожидал сдержанных улыбок и аплодисментов. Он даже не был уверен, что его правильно поняли – Стайлз-то старался не похвалить их, не спеть оду своей влюбленности в Туманный Альбион, а показать важность следования примеру своих великих предков. Дерзать, а не сидеть на одном месте занудными снулыми рыбами, ни на что не реагируя!
Стайлз никак не мог вписаться, со всем, начиная с акцента, манеры говорить и писать, менталитета, само собой (и ничего из этого он исправлять не собирался). Но сегодня он чувствовал, что задел нечто глубинное. В англичанах сидел дух первооткрывателей – может быть, не во всех, может быть, не до конца ими осознан, может, он даже не раскроется в них до конца жизни. Но эти ребята соблюдали свои странные традиции не только по велению души, но и по необходимости, выработанной веками истории.
— Неплохо, мистер Стилински, — мистер Торндайк поднялся с кряхтением. – Больше литературно, чем исторически, но ваши примеры имеют… мн-н-н… право быть выслушанными. А мы, таким образом, перейдем к концу девятнадцатого века и ознаменовавшим его бунтам, н-да…
Стайлз сел, чувствуя, как горят уши – от полученного внимания, из-за того, каким странным образом все обернулось — и просидел так до конца урока. Опять же, он ожидал чего угодно, но только не сомнительного комплимента от проходившего мимо одноклассника:
— Было интересно узнать точку зрения иностранца, — сообщил этот парень, задержавшись возле его парты. Стайлз поднял голову. – Практически без перечисления стереотипов о файв-о-клоках и столовом этикете.
И пошел дальше, Стайлз только и успел, что моргнуть. Этого чувака он знал, парень, по фамилии Хейл: у них была объединенная история, а еще он блистал в футболе и встречался на конюшне. Если бы не форма, Стайлз решил бы, что это школьный рабочий-латинос, вторая волна эмиграции, все дела.
Можете считать это позитивной дискриминацией, но на англичан у него не вставало. А вот на симпатичных мексиканцев – вполне.
Ну так. Привставало. Чуть-чуть.
Хейл так же был единственным свидетелем того, как позорно Стайлз пообщался с конем впервые в жизни — через пять минут после знакомства норовистая зверюга цапнула его за плечо, оставив громадный синяк, сошедший только через три недели. Стайлз тогда заорал матом и заслужил неодобрительное покачивание головой. Еще он успел на тренировке толкнуть Хейла на скользком от дождя футбольном поле, ну врезался просто, с кем не бывает, причем от этого сам же куда больше и пострадал, даже ободрал коленку.
Стайлз так его и запомнил – по своему чувству стыда, очень странной для англичанина и крутой внешности, и такому лицу, словно Хейлу всунули Биг-Бен в его красивую задницу. Да еще и сказали, будто это дело рук Стайлза.
А ведь скажи он Дереку об этом, тот непременно скорчил бы рожу, поджал губы и выдал бы что-то вроде: «Ректальные шутки? Как изысканно».

Нельзя сказать, что единственное эссе изменило его жизнь, но постепенно, день за днем, дело пошло на лад.
Сперва оказалось, что Стайлз жует свои бобы с грибами не один, а бок о бок с другими чуваками. Затем он падал на футболе мордой в грязь не просто так, а со смыслом и под чужие одобрительные комментарии, и вообще молодец, в этот раз попал по мячу, лошара. Потом – что ему вроде как показывают город. Что он вообще умудрился наконец-то выбраться за территорию школы!
Всё это Стайлза радовало, слегка льстило и не слегка сбивало с толку. Компания подобралась разношерстная, и по какому принципу она сформировалась, Стайлз так и не понял. Помимо него самого там были:
— Похожий на холёного слизня Джексон;
— Уильям, не расстававшийся с киндлом и собиравшийся написать роман столетия (он, кажется, считался среди них маргиналом);
— Норман, Оливер и Кристофер, удивительно похожие чуточку вытянутыми лицами, внушительным ростом и глазами навыкате. Стайлз поначалу был уверен в том, что они братья, но нет, просто распространенный типаж;
— Колин. Просто Колин;
— А так же репрезентация красавчиков-футболистов в виде Хейла, которого звали, как оказалось, Дереком. И мексиканцев у него в роду не было, а были сто тысяч лет назад какие-то португальские пираты;
Все они, разумеется, были из богатых и древних семей. Куда же без этого. Это как бы само собой подразумевалось, особенно, когда они страдали какой-нибудь херней. Учителя непременно каждый раз напоминали им не позорить честь семей. Что бы сказал твой прапрарапрапрадедушка, Вильгельм-Гигантонос?
Вот Стайлз мог портить честь своей семьи преспокойно, его неизвестные предки не ворочались в фамильных склепах, а мирно тлели — когда он кидал записку на уроке, пихался во время ланча локтями или развязывал душащий галстук и засовывал его в карман.
Как это часто бывает, то, что донимало тебя долгое время, почти сразу теряет свою ценность, стоит только получить искомое. Обычно это является признаком того, что ты парился о какой-нибудь хрени.
Вот и Стайлз, заполучив какой-никакой круг знакомых, мгновенно забил на старания и переживания по этому поводу, найдя себе другой.
Ему бы встретить какую-нибудь симпатичную девушку, раз уж он американец и бодрая экзотика. Онлайн или даже на улице, почему бы и нет. Ничего не мешает ему попробовать.
Ну, кроме того, что Стайлз был бы не прочь попробовать не с симпатичной девушкой (или не очень симпатичной, потому что, если честно, англичанки оставляли его равнодушным), а с Дереком. Даром, что они теперь виделись едва ли не каждый день.
Поначалу эта мысль показалась Стайлзу смешной, потом обидной – какого черта он думает об этом, как о какой-нибудь недостижимой мечте, какой-то поганый Дерек, ну! – и он не успел и глазом моргнуть, как начал думать об этом почти все свободное время. Если бы ничего не подкрепляло эти желания, если бы было, на что отвлечься – кто знает.
Что-то с Дереком было не так. Остальные ребята могли быть клевыми, а могли — говнюками, могли не смеяться над шутками Стайлза, игнорировать его, что угодно, всё это было в норме вещей. Но ни один из них не старался специально и не делал этого постоянно. Все пришло в удивляющую норму.
А вот Дерек будто бы заставлял себя. Когда Стайлз обращался к нему – вообще каменел лицом и неловко шевелился, будто кожа становилась ему мала. Стилински самонадеянно отказывался думать, что вызывал такой ужас и отвращение, и отчаянно жаждал узнать, в чем проблема.
Хотя кто его разберет. Стайлз терялся рядом с красивыми людьми, его аналитический аппарат барахлил, выдавая какую-то хрень. Хейл определенно был красивым, хотя и в своем роде, а уж здесь считался вообще кем-то вроде супермодели (Стайлз не мог над этим не ржать, прошлись бы эти ребята по пляжу в ЭлЭй, сразу бы поняли, что к чему и кто тут ближе к Голливуду). А у Дерека даже смешные зубы считались эталоном и великолепием. Круче были только у Стайлза, который брекеты носил-то всего год, в детстве, они на дантиста почти не потратились.
Еще Дерек никогда не присоединялся к обсуждению девчонок, да и парней тоже (Джексон как-то высказался, и никто не возразил, так что Стайлз подрасслабился), и в этом было что-то глубоко неправильное. Слишком отстранённо для того, кто так выглядит. Не бестелесной очкастой тенью из костей и кожи, вроде Колина (ага, он еще и очки начал носить — и они делали его похожим на стрекозу-умертвие), а живым человеком. С мышцами. И половыми органами. С половыми органами, с которыми Стайлз не без удовольствия ознакомился бы.
На уроках секс-просвета в Штатах упоминали, конечно, про асексуалов, но если так, природа-мать была той еще дрянью, а Стайлз – редкостным неудачником, умудрившимся запасть на человека, которому такое вообще не нужно.
Он поймал себя на том, что вот уже несколько минут кряду раздумывает об упущенных возможностях, природных аномалиях и упругой заднице Дерека Хейла (последняя занимала порядка двух третей его мыслей), и с хрустом потянулся. Нужно было делать уроки или, по крайней мере, не валяться на кровати в форме, сминая ее, и вообще, «Стайлз, прости пожалуйста, но это немножко свинство».

Стайлз согласился, что свинство, быстро разделся и, поежившись, опять улегся в постель, накрываясь с головой. Сплюнул в ладонь, просунул руку под живот, стискивая уже полутвердый член, сам им ткнулся, двинув бедрами и разводя ноги, смутно представляя, что это не его рука, да и не рука вовсе.
Крепко зажмурился, призывая на помощь фантазию – доставать планшет и лезть на порносайты времени не было, да ему сейчас и не требовалось. Стайлз давно не дрочил, давно не оставался в полном одиночестве и, судя по всему, продержится сейчас даже меньше, чем хотелось бы. Он дергал себя за член, быстро двигал запястьем, так, что оно почти ныло, а воздуха уже почти не хватало.
Стайлзу стало так жарко, что он откинул одеяло. Было бы круто, если бы сейчас в комнату вошел Дерек, увидел его и повел бы себя… Ну, не как Дерек. А решил бы присоединиться. Он бы тоже разделся, они трогали бы друг друга, черт, да ладно, он хотя бы просто смотрел… Может, смотрел бы и ласкал себя, потому что ему тоже хотелось бы, так охренительно хотелось, что встало бы так же сильно, как у Стайлза сейчас…
Ох, блядь, ох, блядь, блядь… Стайлз задержал дыхание, стиснул зубы, бешено задвигал рукой и кончил.
Ладно, вот теперь простыни точно придется менять.
Собирая постельное белье в один большой ком, Стайлз вернулся мыслями к Дереку, благо, сейчас он уже мог думать спокойно. Что-то здесь было не так, может, что-то, оставляющее простор для действий. А если он все же ошибается… Ну, он извинится. Он умеет извиняться, что бы ни говорили учителя, извинений просто не заслуживавших.
Стайлз знал, что его невыносимой личной сексуальностью кого-то завлечь будет не так уж просто. Только и оставалось подружиться, втереться в доверие, а потом уже начать… Втираться в прочие места. Комплексы Стайлза пасовали перед его же настойчивостью, любопытством и членом. У других людей не было шансов.

Оставалось только понять, как именно дружить с Дереком. Стайлз решил поочередно попробовать все.
Футбол их не особенно объединил, даже когда Стайлз выучил правила и перестал хвататься за мяч руками.
Помощь в учебе Дереку тоже не требовалось. Более того, Стайлз смутно подозревал, что читал Дерек больше, и при случае мог блеснуть цитатой из Шекспира. Стайлз, конечно, с энтузиазмом поддержал, рассказав, что, вероятнее всего, Шекспир был геем. И тому можно найти массу доказательств не где-нибудь, а в его произведениях, и речь не о шаловливой Двенадцатой ночи, а о сонетах… Но горячего отклика, а также отношения лично Дерека к этому вопросу, почему-то не получил.
— Надо же, — вежливо и невыразительно кивнул Хейл в ответ и опять заткнулся.
Само собой, что обсуждать херню, найденную в сети, как он делал с Хизер, например, Стайлз и вовсе стеснялся.
Дерек дружить не хотел и, хотя ошивался вечно где-то неподалеку, все равно временами косил диким взглядом.
В эти моменты он напоминал Стайлзу Лютика, лошадь в собственности школы — для тех, у кого не было фамильной конюшни и личных скакунов. Для него, в общем. Подумать только, у них не было своих машин, но были лошади. Порой Стайлзу казалось, что это все шутка какая-то.
Как бы там ни было, Лютик был рыжий, приземистый, жадный и ленивый. Это не он укусил Стайлза в первый раз, но так же закатывал лиловые глаза и осуждал одно его существование. Совершенно точно родословная Лютика была ценнее родословной Стайлза, хотя разобраться в сложных и неинтересных конских породах тот и не пытался. Ему бы просто поладить с животинкой. Уже остался бы доволен.
Засранец-Лютик с Дереком были похожи не только созвучием имен, но и отношением к Стайлзу. Но, еще раз: Стайлз сдался бы, он же не сталкер, просто настойчивый. Он непременно сдался бы, взял другой спорт, если бы Лютик не брал нежными губами краюху хлеба с его ладони. Если бы не чудил, слюняво и по-свойски фыркая Стайлзу в волосы, стоило тому только отчаяться и решить, что он не то, что ездить сегодня не будет, но и забраться-то на этого упрямца не сумеет, и вообще все плохо, животные его ненавидят, люди тоже (Стайлз был оптимистом, но заряд оказался не бесконечен).
Так и с Дереком: стоило Стайлзу перестать посыпать голову пеплом из-за своего шекспировского идиотизма и практически забить, как Дерека приставили к нему в качестве напарника по конной езде.
Стайлз шел на занятие со смесью раздражения и смутного удовольствия. Чувствовать себя лохом и неумехой не хотелось, как и показывать это. Потусоваться вместе с Дереком – да. Но приходилось совмещать, потому что, видите ли, Хейл умеет, а он — нет, и Стайлзу только этого не хватало.
И того, что Дерек мало того, что не отказался, так еще и учудил: вместо того, чтобы подержать лошадь, пока Стайлз кое-как вскарабкивался на нее, пытаясь не перебросить себя, как мешок с песком, а элегантно перекинуть ногу и вообще, практически запрыгнуть в седло, Дерек решил его подтолкнуть.
Подталкивать товарища, взяв его за задницу – так ведь все делают, верно? Это такая английская традиция. Если бы Стайлз знал о ней, он бы, конечно, не вздрогнул, ощутив чужую ладонь на своих ягодицах. Он бы среагировал достойно, ответив какой-нибудь изысканной остротой. Он бы мог придумать изысканную остроту про задницу! Что-нибудь про дружескую помощь и Дереково джентльменство...
По крайней мере, он не перелетел бы через коня, свалившись с другой стороны. Не смотрел бы снизу на этих двух придурков, двуногого и четвероногого. Не лежал бы в пыльном манеже.
Спасибо, что в опилках, а не в чем-то другом.
Кое-как забравшись на Лютика, Стайлз еще не очухался от пережитого унижения пополам с изумлением, и то глядел куда угодно, кроме как на Дерека, то пялился ему в спину так, словно пытался прожечь дыру, когда тот вдруг заявил, посылая свою лошадь вперед:
— Думаю, тебе не стоит ходить по кругу. Это и обучением нельзя назвать.
— Что?... погоди, ты о чем? В смысле, выехать отсюда? Э, нет, стой! — Стайлз уцепился уже не за поводья, а за седло, против всяких правил. Манеж сохранял хотя бы иллюзию того, что ситуацию контролировал именно он..!
Лютик на удивление смирно поплелся следом, и не успел Стайлз опомниться, как Дерек выпустил их из манежа, не слезая с лошади.
— Лютик – смирный конь, — сказал скотина-Дерек. – Не переживай так.
— Тебе легко говорить, — буркнул Стайлз в ответ, еле-еле прекратив цепляться за седло и выпрямившись. Дерек ехал на красивой темно-гнедой кобыле.
Элегантная и спокойная, легко поднимающаяся в галоп (Стайлз пришел позднее и видел, как тот носится на ней, очевидно, не умирая от ужаса, а получая удовольствие), она преспокойно выполняла вообще все команды. Блин, да парень даже ничего не говорил, только двигался и чуть трогал поводья.
— Работай корпусом, — принялся поучать его Дерек. — Дело не в шенкелях, и не в том, чтобы пнуть животное посильнее. А в том, чтобы направлять лошадь всем телом, собой. Давать ей ясный и четкий сигнал, что ты хочешь и что ей нужно сделать. Ты же не жмешь одновременно и на газ, и на тормоз?
Стайлз позавидовал бы спокойному тону, не будь он так занят попытками не навернуться с притормозившего было конька.
— Вот именно, что с машинами куда проще, — пропыхтел он, елозя на Лютике. Нужно было послать его вперед, но, по ходу, Стайлз скорее трахал седло, чем «отдавал команду корпусом».
— Видишь ли, они просто хорошо чувствуют людей, — снисходительно заявил Дерек, не меняясь в лице даже тогда, когда Стайлз закатил глаза и скорчил рожу.
— Ы-ы-ы, — красноречиво выразился Стайлз, когда сполз по Лютику вниз. Дерек сжалился над ним и остановил-таки лошадей на берегу пруда, находившегося за школой. По мнению Стайлза, это нужно было сделать гораздо раньше и точно до того момента, когда Дерек пустил лошадь рысью. Лютик затрясся следом, а Стайлз отбил себе все самое ценное. – Я булок не чувствую.
Ляпнул – и пожалел. Господи, он же не совсем дебил, он знает сложные и длинные слова, а не только «ы-ы-ы» и «жопа», так почему он так разговаривает при Дереке? Впрочем, Дерек, чудное дело, вроде как улыбнулся, если не показалось, конечно.
— Поначалу может быть неудобно. Это пройдет, если ездить часто и работать бедрами, а не сидеть всем весом на лошади, — объяснил он.
Стайлз упал на еще зеленую траву, застонав от облегчения. День был солнечный и прохладный, но не настолько, чтобы это по-настоящему мешало насладиться твердой, не качающейся и не подпрыгивающей под ним землей.
— Насколько часто?
— Я езжу с шести лет, — ответил Дерек, тоже сев рядом. – Сначала, само собой, на пони.
— Отлично, — согласился Стайлз, чудом не хрюкнув, — продолжай, Торин Дубощит. Как звали твоего боевого пони?
— Фердинанд. И, веришь или нет, но он как-то затоптал собаку, когда та на нас бросилась, — невозмутимо ответил Дерек.
Тут уже Стайлз не выдержал, расхохотался.
Поначалу Стайлз был слишком занят, кайфуя. Но потом до него вдруг дошло, что они сидят рядом и разговаривают, и Дерек кое-что ему рассказал о себе… В мире Стайлза это вполне котировалось как свидание.
От этой мысли смех наконец-то перестал его душить, снова уступив место волнению. Стайлз посмотрел искоса, глядя, как Дерек улыбается – сжимая губы, почти застенчиво, пытаясь опустить уголки вниз и не справляясь, не в пример его обычному поведению в компании. Если бы кто-то в Америке предрек Стайлзу, что он будет таять от такой улыбки, он бы едва ли поверил.
Стайлз выдохнул и решительно взял Дерека за коленку. Однозначнее этого шага было трудно что-либо придумать, по крайней мере, из того, на что у него хватало духу. Еще в арсенале были взгляды, тупые неприличные намеки и получасовой таинственный монолог, в котором было бы завуалировано признание, что Дерек «ничо такой чувак». Коленка явно лидировала.
Теплая и твердая, она вздрогнула у Стайлза под пальцами – а потом вдруг пронзительно громко заржал Лютик, следом подала голос кобыла Дерека, и тщательно выверенный шаг Стайлза остался без ответа – Дерек вскочил, ловя поводья обеих лошадей, пытаясь их успокоить.
— Тихо, тихо! – лошади волновались и задирали головы, пятясь объемными задницами прочь от пруда. Испугать их, как знал Стайлз, могло что угодно – от тени птицы до плеснувшей рыбы. Кажется, в пруду расходились круги… должно быть, и впрямь рыба. Или лягушка прыгнула.
Инструктор рассказывал, что лошадь – просто огромный заяц, который может не испугаться машины, но увидеть ужасную опасность в фантике. У них бывает, особенно если они по одиночке или вдвоем, а не в табуне, в котором они чувствую себя куда более уверенно.
— Спокойно, девочка, спокойно…
Круп, вспомнил Стайлз, глядя, как Дерек их успокаивает. Правильно говорить не лошадиная задница, а круп.
Вот почему его романтические поползновения вечно оказываются в крупе?
Подул по-осеннему прохладный ветер. По поверхности пруда прошла рябь, затем вода успокоилась.

— У этих британцев, наверное, не красная кровь, а рыбья водица, — пожаловался Стайлз как-то Хизер во время разговора в скайпе. Колин был на занятиях, а у него оказалось окно между литературой и спортом, и Стайлз живописал поведение Дерека, и это вместо того, чтобы делать домашку, настоящий труженик и молодец. — Ладно бы хоть сказал что. Осудил меня, например. «Мистер Стилински, вы омерзительны, это недопустимо, не трогайте меня больше своими омерзительными руками». А я бы ответил, что он зануда и придурок, а говорить однокласснику «мистер» — тупо, и все. Но нет, молчит, типа как ничего и не было.
— Так и ты считай, что ничего не было, — резонно заметила Хизер. У нее что-то шумело, кто-то орал: Стайлз уже закончил учебу, а у нее только-только кончился первый урок. Разница во времени изрядно мешала, с папой он вообще созванивался, может, раз в неделю. Зато папа научился писать сообщения, тоже плюс. – И исходи из этого.
— Отличный совет, — хмыкнул Стайлз. – От создателей «скажи, что он тебе нравится», «а теперь целуйтесь», а также «просто сделай ей предложение».
— Заткнись. Не знаю… Вроде этот твой Дерек не похож на застенчивую леди. Уж, наверное, сказал бы, если что не понравилось.
— Ты просто их не знаешь. Тут можно у человека стоять на ноге, и он тебе только через полчаса намекнет, что ему неудобно. Их не смущает, разве что, чужие страны завоевывать, а все остальное, видите ли, против этикета.
— Колонизировать же, не?
— … неважно.
— И что, вся страна такая? – с любопытством спросила Хизер. Должно быть, представляла себе всех британскими актерами, с тросточками и в котелках.
— Не, — Стайлз вздрогнул, — просто я же, как ты помнишь, очень элитный теперь. В элитной школе. Тут все такие элитные. Элитно элитные.
Потом они добрых десять минут ржали над словом «элитно» и еще почему-то «куртуазно», у Стайлза немного отлегло, а когда Хизер побежала на урок – пришел Колин с новостью.
Главное, он еще не сразу обратился. Походил по комнате и только минут через десять церемонно уточнил:
— Стайлз, у тебя нет планов на сегодня?
— У меня нет планов на сегодня, — терпеливо ответил Стайлз.
— В таком случае, не хочешь ли ты присоединиться к нам? – Колин подбирался к теме постепенно. Как будто Стайлз мог выпрыгнуть в окно, если спросить его о чем-нибудь в лоб.
— К обществу мертвых поэтов? – решил порадовать его Стайлз, а когда не вышло – вздохнул и смиренно уточнил. – А поконкретнее? Не мог бы ты. Пожалуйста.
— Мы с парнями собираемся в паб, — не без гордости заявил Колин, когда закончил дуться. Сказал – и сделал паузу, наслаждаясь выпученными глазами Стайлза. – И ты приглашен.
Настоящий паб, как в фильмах? Да он и подумать о таком не мог. Не украдкой попробовать пиво или глотнуть у отца из бутылки виски, а по-настоящему так…
Стайлз, ясное дело, недоумевал, кто их пустит в настоящий паб и не прогонит пинками, заставив благодарить, что не стали вызывать копов (или констеблей?). Хоть в чем-то они были нормальными чуваками – у них были поддельные удостоверения личности, как у каждого порядочного подростка дома, в Штатах. Колин сказал, что конкретно в том месте всем пофиг до тех пор, пока ты платишь сразу и наличными. Все в норме, потому что они так уже два раза ездили – а обратно их впустит Оутс, уже после комендантского часа.
— Но ты понимаешь, — многозначительно сказал Колин. – Это признак доверия. Смотри, не проболтайся.
И, хотя именно от Колина такое звучало по-дурацки, Стайлз был впечатлен. У него, конечно, тоже было такое ID (хотя он и дико боялся везти его через границу, засунул в пять слоев одежды на всякий случай), но взял он его скорее потому, что выбрасывать было жалко, а оставлять дома — палевно.
Ехать им пришлось не просто в Лондон, а в пригород, едва ли не противоположный тому, в котором находилась школа Святого Павла. Стайлз только и успел, что причесаться, посмотреть в зеркало, огорчиться, решить, что его стиль – это естественная небрежность и забить.
Он будет по-американски свободный и, может, слегка по-подростковому нелепый.

Стайлз и сам не сам не знал, чего ожидал; какого-нибудь древнего полуподвального паба, непременно с фонарем снаружи. И скрипучую вывеску на цепи. И называться он должен как-нибудь заковыристо, какая-нибудь «Роза, Жаба и Осел», и из него обязаны валиться пьяные ирландцы. И лепреконы.
На деле оказалось, что названия у паба вообще не было, идти к нему надо было чертовски долго, а внутри обнаружились как минимум две хипстерские компашки. Стайлз даже ощутил легкое разочарование.
— Модное место, — довольно сказал кто-то, он не разобрал, кто. Кажется, Олли.
Стайлз смутно представлял, как они выглядят со стороны. Джексон, Крис и Уильям были постарше, но едва ли тянули на взрослых мужиков. Тем не менее, никто на них не пялился, а флегматичный, бородатый настолько, что видны были одни только глаза, бармен молча подставлял стаканы под краны и разливал шумно пенившиеся эль и пиво.
Должно быть, это очередная традиция – тебе не доставляют проблем до тех пор, пока ты сам не доставляешь их окружающим. И против таких традиций Стайлз, пожалуй, не имел ничего против.
Он попытался максимально незаметно сесть рядом с Дереком, не сумел, устроился напротив и принялся осматриваться, стараясь не отставать от прочих – даже Колин без проблем пил какой-то слабенький, но алкогольный сидр. Сам Стайлз взял эль, понятия не имея, чем тот отличается от пива, и пил, почти не чувствуя вкуса – его потряхивало от нервного радостного возбуждения, от того, что они делают, вместе… И, охренеть, настоящий паб. Ужасно круто.
Было бы ужасно круто. Если бы Дерек так не зыркал. Он даже сделал замечание, когда Стайлз совсем было развеселился и изобразил, что прямо сейчас сидя станцует с Колином танго. У того аж сидр носом пошел, между прочим, явно не от негодования.
— Стайлз, поспокойнее, будь добр, — приструнила его эта задница, и почему-то это ужасно раздражало. Как будто Дерек считал, что имеет право комментировать его поведение.
Стайлз, правда, в первый раз смолчал – но Дерек хмурился, закатывал глаза, когда он рассказал по-настоящему смешной и неприличный анекдот про колодец и жабу, подслушанный у одного из физруков, да еще и пялился неодобрительно.
Главное, всем все было окей, все ржали, как будто и не отпрыски аристократов, а такие же парни, как Стайлз – а этому что-то не нравилось.
Стайлз честно терпел, но примерно через час его все достало. Свою роль, впрочем, сыграла еще одна пинта эля, но главным оказалось то, что Дерек был реально не прав.
— Да в чем твоя проблема? — возмутился он, наконец. Наверняка Стайлз вел себя сейчас невообразимо грубо, просто скандально, но его реально достало уже. – Я причин не вижу, может, носом меня ткнешь?
— Видит тот, кто хочет увидеть, — сухо парировал Дерек, и Стайлз чуть не запустил в него стаканом – так противно это прозвучало.
— Если решили разбираться – извольте выйти на улицу, — тут же сказал Джексон. Он был явно недоволен, опасливо поглядывая на бармена. Стайлз уже заметил, что Джексон, хотя и играл в хоккей с яростью быка, был трусоват.
— И выйду, — угрюмо буркнул Стайлз и отодвинул стул, поднимаясь. – Пойдем? Разберемся?
— Стайлз, в самом деле, — пискнул Колин.
— А че я? Если он? – возмутился Стайлз. Ему было обидно. – Я нормально, а он…
Он уже готов был сесть обратно, но тут стул Дерека заскрежетал по полу. Он молча встал и пошел на выход.
Делать было нечего – Стайлз под растерянными взглядами притихшей компании пошел следом. У него медленно, но верно крепло ощущение, что он испортил всем вечер. Не стерпел чужого выпендрежа. Главное, выпендривался-то Дерек, а виноват теперь будет он. Заебись!
— Доволен? – к вечеру похолодало, но Стайлз не мог понять, от чего вздрагивает – от сырого воздуха или от злости.
— Ты, кажется, планировал со мной разобраться, — напомнил Дерек. Корчил из себя хладнокровного джентльмена. А то, что сам весь вечер вел себя, как сучка – это неважно, значит.
— Ага, — Стайлз закивал. — Скажи, для начала, дорогой Дерек, просвети меня – что за нахуй? Тебе не нравится что-то?
— Разве я что-нибудь сказал? – уточнил тот после паузы.
— О, нет. Ты-то не сказал. Это я развел не пойми что, верно? А ты весь в белом, стоишь и терпишь претензии и разборки.
— Я просто хорошо воспитан, — решил напомнить Дерек, и, ей-Богу, из-за этого Стайлз просто взорвался:
— А я, значит, нет. Я, значит, чмо пустынное, все делаю не так и неправильно. Ты в курсе, что не все ведут себя, словно у них палка в жопе, да? Что не всегда это нужно?
Он почти кричал и, осознав это, поспешил заткнуться. В возникшей паузе стало неловко. Дерек смотрел пристально, не отрываясь, и Стайлз, прокашлявшись, продолжил.
— Я просто… Что такого в том, чтобы вести себя с другими людьми дружелюбно? – Стайлз почти отчаялся. Он и впрямь не понимал, и это ощущение было отвратительным – словно он не в другой стране, а на другой планете. И, кто знает, вдруг он и правда делал какие-то совсем недопустимые вещи, и только Дерек не сдержался.
Объяснение лучше не сделало:
— С твоей стороны было бы очень любезно не хватать людей, если они тебя об этом не просят. Может быть, это у вас национальное, но имей в виду – это, как минимум, просто невежливо…
— О-о-о-о! – Стайлз даже руки к небу протянул. Он, наверное, сейчас переигрывал, но это и впрямь было настолько тупо, что даже смешно. Выходит, все совсем плохо, так? И даже не из-за манер, это Дерек его персонально терпеть не может. – То есть, прямым текстом снова не дано, да? Ты не можешь без намеков? Окей, я даже сам скажу. Прости! Прости, что я потрогал тебя за сраную коленку. Я перепутал сигналы, замкнуло меня, окей? Прости, что теперь тебе приходится меня терпеть, страдалец. Все, твоя гетеросексуальная душенька довольна? Мы можем просто забыть об этом, пойти пить и, сделать вид, что вечер еще не окончательно пошел по пизде?
Дерек вдруг схватил его за плечо и потащил за угол.
Стайлз решил, что в Дереке пробудилась кровь предков-пиратов, и сейчас его будут бить. Он приготовился пинаться в ответ, вырываясь, когда Дерек прижал его к стене и поцеловал – быстро и неловко, почти сразу остановившись.
Стайлз уставился на него.
— Не мог бы ты, — раздельно сказал Дерек, тяжело дыша. – Не трогать. Других. Людей?
— …ладно, — тупо кивнул Стайлз. Выдать осознанную мысль, хоть как-то проанализировать происходящее его мозг отказывался.
Ничего, кроме «охуетьдаонжеменяпоцеловалохуетьдаонжеменяпоцеловал».
Он вдруг понял, что больше Дерек ничего не делает, целовать его не пытается и, кажется, вообще старается отойти. Осознав это, Стайлз ожил и почти отчаянно уцепился за его руки, дернув на себя:
— Могу! Не буду! – пообещал он, и, должно быть, хотя бы в этом Стайлз не накосячил.
Раз уж они снова начали целоваться.
Сперва было ужасно неловко, Стайлз понимал это даже со своим крошечным опытом – они сталкивались зубами, то и дело царапая ими друг друга. Но потом Дерек словно расслабился, Стайлз как-то очень удачно наклонил голову, открыл рот для чужого языка… И просто уплыл. Он шарил по Дереку ладонями, целовал его, прихватывал за губы губами, и уже чувствовал, как упирается в узкие сдавливающие джинсы вставший член. Дерек тоже сопел, вжимался бедрами, и Стайлз готов был поспорить, что это не мобильник у него там в штанах.
Стоило подумать об этом, как он чуть не задохнулся. Должно быть, именно поэтому, храбрый от возбуждения и выпитого пива, совершенно не чувствуя границ, Стайлз торопливо опустился землю, встав на одно колено.
Как будто он делает предложение члену Дерека. Он захихикал бы от этой мысли, если бы не был так занят, воображая, как сделает сейчас минет, офигенно развратно. И плевать, что он не умеет, главное – энтузиазм, и припомнить то, что видел в порно…
— Погоди, — Дерек снова цепко взял его за плечо, не давая познакомиться поближе со своими брюками и, главное, с тем, что под ними. Потянул вверх.
Стайлз, опомнившись, поднялся – ему, несмотря на охвативший жар, стало неудобно. За себя, за то, что только что собирался так сразу…
Ну да, отсосать.
— Да. Прости... – он глубоко вздохнул. – Я как-то…
— Я понимаю, — прервал Дерек. И хорошо, потому что Стайлз понятия не имел, как именно объяснить то, что его так понесло.
Все закончилось так же быстро, как и началось, и теперь после каждой фразы повисала пауза – тяжелая, длинная.
— Так нам что. Вернуться? – Стайлз кивнул куда-то назад, чуть было не стукнувшись головой о стену.
Снова молчание. Наконец, Дерек проговорил:
— Вообще-то, я хотел вызвать такси.
Стайлз остро ощущал, что его когнитивные способности прямо сейчас упали до нуля, а все необходимое мозгу кровоснабжение пульсирует гораздо южнее. Дерек, впрочем, сжалился и пояснил:
— Чтобы поехать домой. Раз там есть свободная комната.
Стайлз бешено закивал, не найдя подходящих слов.

@темы: Макси, Фик, Клип, Коллаж, Стайлз Стилински, Дерек Хейл, Реверс 2014-2015, NC-17, Слэш
— Ты видел лицо таксиста? – спросил Стайлз, не в силах молчать. Он ковырялся с ключом от комнаты, никак не мог попасть в замочную скважину, вынужден был говорить шепотом, но заткнуться все равно не мог. – Бедный мужик!
— Он всеми силами старался не смотреть в зеркало заднего вида, — согласился Дерек.
Это было правдой. Они не стали возвращаться в паб, приложение на смартфоне вызвало такси за считанные минуты, но вести себя цивилизованно, потерпеть полчаса и не облапать друг друга на заднем сиденье они не смогли.
Начал, что самое странное, Дерек. Стайлз в жизни не заподозрил бы в нем склонности к эксгибиоционизму, и даже теперь, когда он практически чувствовал ладонь Дерека, щупавшую его промежность через джинсы, верилось с трудом. Как и в то, что сам он тоже держался за член Дерека.
И за коленку. Закрыл, можно сказать, гештальт с этой коленкой.
— Прошу, — Стайлз наконец-то распахнул дверь в комнату, пропустил Дерека, захлопнул за собой – и вдруг оробел. Несмотря ни на что, кинуться с разбегу в постель, разрывая на себе трусы, почему-то не вышло, и приступ идиотической смелости, одолевшей его в переулке, тоже испарился.
Хорошо еще, что Дерек, в отличии от Стайлза, тупить не стал и поцеловал его сам. Коротко, но это уже не имело значения: один поцелуй, другой, третий, и вот они уже сидели на кровати.
Точнее, это Дерек сидел на кровати, а Стайлз сидел на коленях у Дерека. Само собой как-то вышло. Он терся об него, хватал за плечи, руки, бедра – за все, по-дурацки и офигенно.
— Стайлз, — остановил его Дерек, придержал за талию, не давая толкаться бедрами. Стайлз осоловело смотрел в ответ: трение даже в одежде возбуждало так, что он был готов уже спустить, прямо так. Странное дело, его это вообще не волновало. В трусы — так в трусы, подумаешь. Лишь бы не останавливаться…
— Я сейчас… — и тут Стайлз не поверил своим глазам. Видеть смущенного Дерека было едва ли не настолько же клево, как целоваться с ним, — … если ты не остановишься.
— Ну и зашибись, — хрипло отозвался Стайлз. Сама мысль о том, что он может довести кого-то до оргазма, едва не доводила его самого. Он опустил руку, потрогал пах Дерека, будто проверяя — хотя и так все было отлично понятно. И то, как Дерек стиснул зубы, когда Стайлз сжал его напряженный член, доставляло острое, труднообъяснимое удовольствие.
— Снимай штаны, — потребовал он, слезая с Дерека. Тот и не подумал возражать, и не стал долго возиться, просто скинул брюки. Вот белье почему-то не стал снимать.
Стоило Стайлзу потянуть вниз пижонские боксеры, как член Дерека встал, тяжело шлепнувшись об живот. Чувак и правда еле-еле держался, если Стайлз хоть что-то понимал в пенисах – у Дерека он был темный от прилившей крови, супер твердый, а яйца в мошонке подтянулись к самому основанию и явно были полными.
Стайлз невольно сглотнул набежавшую слюну.
— Хватит рассматривать, — недовольно потребовал Дерек.
— Это в смысле «давай-ка поскорее бери в рот»? – уточнил Стайлз, облизнувшись.
— Что?.. черт, Стайлз, нет!
— Да ладно. Скажи.
— … возьми.
— Что?
— Возьми мой член в свой рот. Пожалуйста. Говнюк.
— Где твои манеры, Дерек? — Стайлз цокнул языком. — Как грубо называть человека, который хочет тебе отсосать, говнюком… — напомнить Дереку о манерах – это был отдельный кайф. Но дальше он придуриваться не стал. Стайлз еле-еле не трогал себя сейчас, ему сводило яйца от одной лишь мысли о том, что он хочет сделать, что сделает. От возбуждения его колотило.
Когда он взял нежную, скользкую от смазки головку в рот, Дерек застонал – тихо и изумленно. Стайлз, осмелев, вылизывал член, дурея от возбуждения, а Дерек стонал. И, даже если эта мысль была хуже всех розовых соплей мира, Стайлз все равно решил, что эти звуки – персональная награда ему лично.
Продержался он совсем недолго, Стайлз не успел ничего толком сделать, а Дерек уже выгибался на кровати, часто и мелко двигая бедрами, словно его скрутило самой приятной судорогой на свете.
Стайлз поднял голову, вытер губы ладонью. Ему даже не верилось, что все случилось само собой и так быстро.
— Прости, — лишенным раскаяния тоном извинился Дерек. Он лежал на спине, глаза были закрыты и, судя по всему, Стайлз теперь мог спокойно считать себя крутым секс-мастером.
Но он только отмахнулся и побежал сплевывать.
Стайлз торопливо прополоскал рот. Стараясь не давать себе времени на раздумья, он поколебался секунду и прихватил из шкафчика в ванной лосьон для рук. Никто им, разумеется, руки не мазал, никогда, да и коробка с салфетками тоже не на случай простуды стояла.
Привычный, убивающий все живое холод ванной комнаты освежил, но совсем немного – вернувшись и увидев на своей кровати голого Дерека, Стайлз повертел в руках бутылочку, а потом решительно выключил свет, прежде чем скинуть одежду и залезть в постель.
Дерек тут же вжался в него, избавив от мучительных раздумий, что же делать дальше.
— … ты как думаешь? – спросил Стайлз вслух, почему-то забыв, что в реальной жизни телепатия не работает.
— А? – невнятно отозвался Дерек. Он лизал Стайлзу шею, гладил по груди, и до этого момента тот даже понятия не имел, что соски имеют какое-то значение. Хотя сейчас его, кажется, возбуждало вообще все.
— Парням обязательно… ну. В презервативах? – задыхаясь, спросил Стайлз. Он старался не обращать внимание на свой стояк, которым можно было алмазы колоть, но теперь, когда Дерек трогал его, это становилось делать все сложнее.
— Обязательно, — сразу же среагировал Дерек. Само собой, чего еще ожидать от парня, который… Который ест рыбу исключительно специальной вилочкой (пару недель назад этот эпизод поразил его до глубины души).
— Точно? Потому что. Ну. Со мной все в порядке, — мучительно выдавил Стайлз. Сказать это было проще, чем «я ничем не болею, и вообще, мой сексуальный опыт таков, что ты можешь вообще не переживать».
Дерек замер. Только продолжал трогать его кожу, будто не мог остановиться.
— Нытье, шантаж и жалость – вот три кита, на которых стоит моя личная жизнь, — сообщил Стайлз, когда бесконечный диалог шепотом в темноте «а ты уверен? – давай, правда – точно? – да точно все окей, я тебе говорю» был закончен.
— Это называется искусством переговоров, — внезапно похвалил его Дерек. Он держал Стайлза за задницу, а тот все равно удивлялся чему-то другому, неожиданным комплиментам вот. — Подумай о карьере дипломата.
— Да, вот так, гладь мое эго, чувствуешь, какое оно?
— Или риелтора.
— Эй, осторожнее с ним, оно чувствительное, — засмеялся Стайлз, а Дерек завалил его на спину, снова целуя.
Он правда думал, что должно быть сложнее, дискомфортнее, менее приятно. Что секс – одна из тех переоцененных штук, пиар-кампания которых куда мощнее самого продукта.
Должно быть, Стайлзу мешал прошлый опыт, воспоминания давили и нервировали. Но когда он сравнивал, то понимал, что дело вовсе не в опыте. Дерек трогал его там, где надо, и так, как надо, вкусно пах собой и прижимался сверху, тяжело и кайфово.
У Стайлза не было ощущения, что они делают что-то неправильно – а это дорогого стоит, когда речь идет о чужих пальцах в твоей заднице.
«Так тоже не больно», — нетерпеливо бормотал он, сгорая и от смущения, и от желания поскорее заняться настоящим сексом. Тот факт, что Стайлз уже попробовал это сам, и что сейчас ему было пофиг на завтрашние неприятные ощущения, он опускал.
— Ого, — глупо сказал Стайлз, когда Дерек привалился, вжался так, что лобок касался задницы. Жаркое, тянущее, почти болезненное ощущение. Почти, но не совсем. Стайлз не понимал, почему ему не больно — когда он опустил руку, чтобы потрогать, вздрогнул от того, как, оказывается, был растянут вокруг члена Дерека.
Охренеть. В нем член. Чужой. Твердый.
Только от этой мысли можно было кончить.
Дерек трахал его мучительно долго. Было непривычно, и, несмотря на охренительную ситуацию и собственный восторг, кончить не получалось, даже несмотря на то, что раза три Стайлз точно был на грани. А Дерек всё не останавливался и не останавливался. Он двигался, то медленно, на всю длину, глубоко целуя задыхавшегося Стайлза, то быстро, когда попросил его встать на колени.
Под конец Стайлз даже начал поскуливать. Стоял на четвереньках с задранной задницей, пока его трахали, и скулил под скрип пружин — так хорошо и так невыносимо это было. Настолько, что никак не получалось хоть как-то привыкнуть к этому. Но откуда Стайлз мог знать, что Дерек действительно так умеет, что захочет с ним, что будет трахать его, дрочить, прихватывать сзади шею зубами и шептать на ухо, как ему хорошо…
Он наконец-то кончил в чужую ладонь, сжимаясь на члене, кончил так, как ни разу до этого. Сполз вниз, да так и остался лежать. Только завел руку за спину и вяло огладил Дерека по бедру, пока тот быстро доводил себя до оргазма (и опять на него).
— Тебе понравилось? – спросил этот английский джентльмен. Не сразу, значительно позже, когда они оба отдышались. Стайлзу захотелось ему врезать за настолько идиотский вопрос. Да, чувак, понравилось. Полежи, пока я найду свой мозг, он тут где-то из меня вытек?
— Ага, — Стайлз глубоко вздохнул.
– Хочешь еще раз?
Странно было сознавать, что он с кем-то встречается. И не просто так, а всерьез — потому что спустя неделю поцелуев украдкой Дерек взял и прислал грамотное вежливое сообщение, в котором после перечисления доводов «за» предложил Стайлзу встречаться.
Не в шутку. Рассказал, что Стайлз ему нравится, привлекает физически и психологически. Надеялся, что это взаимно.
Так и написал – «предлагаю тебе встречаться».
Стайлз не знал, ржать ему или восторгаться, и на всякий случай делал и то, и то. Попеременно.
Например, письма Дерека и его манера ставить знаки препинания даже в смсках? Точно смешно.
Осанка, внешность, шуточки и улыбка? Восторг.
То, как Дерек неловко, но явно ревновал, когда Стайлз трогал кого-нибудь другого — просто похлопывал по плечу. Пусть и не взрывался, но совершенно точно негодовал про себя… Нет, это трудно было отнести в одну категорию.
А то, что они ходили на свидания? Совершенно точно восторг.
И, хотя Стайлз остался равнодушен к футболу, видеть Дерека, трясущего кулаками и орущего вместе со всеми на судью, чуть ли не рычащего от ярости – вот это оказалось ценно. В первый раз он чуть с трибуны не свалился, так активно пытался снять Дерека исподтишка на видео. Ради такого зрелища можно было и футбол потерпеть.
То, что Дерек тоже остался в школе, когда Стайлз не сумел уехать домой на Рождество из-за отсутствия билетов? Тогда Стайлз всерьез задумался, что стоит признаться Дереку в любви. Он, правда, не стал этого пока делать, но ощущения были именно такие.
Еще с Дереком было интересно разговаривать, и вот этого Стайлз как-то не ожидал, если откровенно. Его не всегда слушали внимательно, так уж сложилось по жизни. В основном потому, что говорил Стайлз слишком много. И он привык, но, кажется, Дерек считал, что нужно как-то иначе. Задавал вопросы и, главное, отвечал сам — развернуто и подробно.
Стайлз не знал, искренне ли это, или потому, что Дерек думает, что если вы встречаетесь, то так и надо. Но его это почему-то не особенно волновало. Стайлз уже знал, что Дерек продемонстрирует, если ему что-то не понравится. Даже если придется приглядеться.
Иногда, конечно, было нелегко, по непонятной Стайлзу причине. Как-то раз они оба застряли в библиотеке. Никого не было рядом, библиотекарша дремала на другом конце огромного зала – и конечно они разговорились.
— Что читаешь? – спросил Дерек. Стайлз видел, что тот сидит над одной страницей уже минут пятнадцать, а потому отвлекся с чистой совестью.
— Английские сказки. По литературе надо, у меня там обсуждение архетипов… — Стайлз махнул рукой. — Тут есть и авторские, и народные… Кстати, ты никогда не обращал внимание на удивительную смесь язычества и христианства? Как будто христианство пыталось перечеркнуть все, что было до него, но не то, что не сумело – не особенно и старалось. До чего дотянулось — уничтожило, до чего нет — переименовало и присвоило. Вообще, позитивное влияние христианства оказалось не настолько мощным, как принято считать. Негативное – да.
— У вас не так? – Дерек выглядел заинтересованным.
— У нас почти нет древних поверий, что, в общем-то логично. В основном, относительно мелкие суеверия вроде несуществующего тринадцатого этажа. Или городские легенды, которым всего-то лет по пятьдесят, — Стайлз сполз в кресле, пока говорил. Потом опомнился и сел нормально. Дерек не делал замечаний, но сидеть расплющенной жабой под его взглядом Стайлзу как-то не хотелось.
— Значит, тебя такое интересует? – осторожно спросил Дерек. Вопрос, который можно было бы счесть данью вежливости – если бы не внимательный, неулыбчивый и неуютный взгляд. Он исчез через секунду, и Стайлз забыл об этом до поры-до времени. Но вот пронизывающее ощущение запомнил.
— Меня многое интересует. Мне вообще нравится исследовать, не с научной точки зрения, а… Ну, журналистика. Только не про диваны писать, если что, — Стайлз заторопился. – Не про сто способов обновить гардероб и увеличить пенис, а… Актуальные темы. Журналистские расследования. Может, даже поеду в горячие точки. Понимаешь, говорить правду людям? Раз уж я все равно регулярно что-нибудь изрекаю, можно попробовать зарабатывать этим.
Болтая, он расслабился, отложив сказки в сторону, и только чудом не повышал голос – за это его из библиотеки уже выгоняли. Стайлз был научен горьким опытом.
— Так что да. Журналистика, — подытожил он и уставился на Дерека. Тот только ухмыльнулся, не поддержав игру в гляделки.
— Ну, обо мне ты помнишь, наверное, — снова склонился тот над книгой. Верно, Стайлз помнил, Дерек как-то давал почитать свое эссе, и тогда же обмолвился, что будет заниматься торговлей. Присоединится к семейному бизнесу, вероятнее всего.
И, хотя этого говорить не следовало, Стайлз не стерпел:
— А ты точно этого хочешь? Ретейлинг? Банковское дело? В смысле, мне всегда казалось, что ты скорее интроверт. Сервис, работа с клиентами…
И вот тут-то, Стайлз не был уверен точно, но Дерек, кажется, напрягся. Почему – непонятно. В конце концов, Дерек уж точно не был ревностным христианином, рассуждения о религии слушал спокойно. Должно быть, не до конца определился с будущей профессией. Но тогда возникал другой вопрос – в чем проблема это признать?
Дерек тогда отшутился, сказал, что мало кто наслаждается работой с клиентами, но Стайлзу показалось, что все-таки он ляпнул что-то не то.
Попробуй разберись, что именно пришлось Дереку не по сердцу. После того случая Стайлз старался контролировать себя, но выходило не всегда.
И понятно, что им приходилось не выпячиваться. Стайлз думал, что Дерека многие тишком осуждают, и, как оказалось, был недалек от истины. Втихую – потому что осуждать громко было не принято. Только вот, странное дело, парни порицали не то, что Дерек предпочел… кхм… сочную колбаску йоркширскому пудингу (вот, Стайлз тоже научился подбирать стремные эпитеты с британским привкусом). Как выяснилось, проблема была в выборе не самой чистокровной партии.
Стайлз себе все лицо фейспалмами избил, пока пересказывал все Хизер. Заодно и фото Дерека показал, заслужив горячее одобрение и каплю зависти.
Впрочем, по закону мужских сообществ – Стайлз заметил это еще в песочнице – кто-то решил, что раз у Дерека есть такая штука (то бишь, Стайлз), то нечто эдакое в этой штуке (то бишь, в Стайлзе) есть. Все равно что завидовать абсолютно ненужному тебе танку у другого пацана на детской площадке, хотя ты вообще-то фанат ВВС. На четырнадцатое февраля Стайлзу впервые в жизни (и, наверное, в последний раз, ну и что с того) под дверь подсунули валентинку. Анонимную.
Если все это было не лучшими моментами жизни Стайлза, то, по крайней мере, одними из лучших. Кто бы мог подумать, что ему повезет на другом континенте? Стайлз бы соврал, если бы сказал, что дело только в суховатом юморе Дерека или в его заботе, или в забавных межкультурных различиях, или даже в том, сколько нового он узнал.
Не-а, ничуть не менее важным был и физический уровень (при мысли о котором Стайлз невольно лыбился, глупо и широко, даже если был не один). Они не трахались, как кролики, для этого просто не было подходящих условий, но целоваться за конюшней?
Да. Держаться за руки во время обеда, как придурки? Да. Щупать за интересные места на церковной службе? Определенно да (даже если за это Стайлз попадет в ад).
Они как-то валялись на кровати в комнате Стайлза, когда вошел Колин.
— Дерек, — кивнул он Хейлу с кислым видом.
— Колин, — ответил тот. Стайлз только закатил глаза.
— Порой у меня складывается ощущение, — заявил вдруг Колин, — что здесь живут три человека вместо двух!
— А мы мешаем? – нагло поинтересовался Стайлз, выслушав сказанное не без удовольствия. С одной стороны он, конечно, козлил и, как видно, довел беднягу Колина аж до того, что тот Взял и Высказался. С другой – черт, у него был парень. Стайлз пока не успел привыкнуть к этой мысли, а потому считал, что можно и покозлить. В счет того, насколько печальна была его сексуальная жизнь раньше.
— Нет, — Колин посмотрел хмуро, но, как видно, взял себя в руки. – Поправь меня, если я ошибаюсь, но мне казалось, мы обсудили лимит посещений комнаты гостями. Достаточно четко была обговорена необходимость предоставлять личное пространство соседу…
— Не завидуй, — ляпнул Стайлз. Колин смутился так, что вечно зеленоватые щеки даже порозовели. Стайлз попал в точку.
Ему даже стыдно стало – и не только из-за того, что обидел безответного Колина, но и потому, что тот посмотрел на них несколько секунд, а потом четким движением развернулся на месте и вышел прочь, закрыв за собой дверь. Возможно, в эту секунду Колин их ненавидел. Его. Ненавидеть Дерека Колину было неловко — Стайлз был уверен, что какая-нибудь его прабабка точно трахала какого-нибудь прадеда Дерека. Они тут все были замешаны в сдержанной чистокровной оргии, длившейся веками.
Стайлз пообещал себе как-нибудь загладить вину. Но не воспользоваться представившейся возможностью – нет, на это стыда явно не хватило бы. Знай Стайлз, к чему это приведет, может, он подумал бы дважды. Но сейчас он знал только одно: у них есть пустая комната и протупить это будет просто непростительно.
— Животное, — прокомментировал Дерек, внимательно наблюдая, как Стайлз расстегивает штаны. И тоже начал раздеваться.
— Даже не буду спорить. К слову, животный мир устроен мудрее нашего – вот, например, вступить в конфронтацию с более сильным самцом никто и не попытается. Особенно если он уже доказал… Какой он альфа, — пропыхтел Стайлз, стягивая брюки.
— Рассказом про альфа-самца ты, как я понимаю, подразумеваешь ваше с Колином противостояние? – уточнил Дерек, выгибая бровь.
Если бы Хейл к этому моменту не был голым, Стайлз обиделся бы. А так, на это просто не было времени: нужно было присосаться к шее, куснуть Дерека за сосок, застав врасплох. Да и самому тоже раздеться, и поскорее.
Пока он стягивал джинсы, путаясь в узких штанинах, Дерек улегся на живот и молча замер. Стайлз помялся, погладил мускулистую спину, а потом улегся сверху.
— Ты чего? – спросил он шепотом, прикусывая край уха. Дерек был горячий, и Стайлзу невыносимо хотелось об него потереться. Член прижимался к заднице, но Стайлз почему-то робел. До такой степени, что горло сжималось — даже несмотря на то, что они уже сделали это.
Пиздец, он так и думал: «сделали это». Стайлз пнул бы себя сейчас, если б мог.
Он до сих пор боялся сделать что-то не так. До сих пор хотел услышать, проверить, убедиться в том, что понял всё правильно. После их первого раза Дерек сказал — сильно позже, через месяц почти — что у него это было вообще в первый раз. И, хотя Стайлз был горд до такой степени, что мог лопнуть от резко выросшего самомнения, напортачить он все-таки побаивался.
— Сколько его не будет? – вместо ответа спросил Дерек.
— Час, — быстро прикинул Стайлз. – Или даже больше, сам знаешь, он понимающий. Ну и всеми силами старается не столкнуться с моей голой жопой.
И полез через Дерека к своей тумбочке. Все необходимое теперь у него было, у них обоих. Тем более, что они уже выяснили опытным путем преимущества аптечной смазки перед лосьоном, кремом и – в один особенно отчаянный момент – слюной.
Странно было понимать, что Дерек смущается – больше, чем Стайлз в тех же условиях. Но так и было. Он не смотрел на Стайлза и молча лежал, уткнувшись в подушку, весь напряженный. Даже его задница сжимала пальцы Стайлза так сильно, что он вообще не был уверен, что у них что-то получится.
Расслабился и начал двигаться Дерек не сразу. Только когда Стайлз разобрался, что к чему и нашел правильное место. Вот тогда-то Дерек прогнулся в пояснице, задышал, а Стайлзу ухмыльнулся – ему-то это чувство было знакомо. И он точно знал, что сейчас будет еще лучше.
А еще ему не терпелось побыть с другой стороны. Стайлз залез сверху, нажал на поясницу, чтобы Дерек выгнулся еще сильнее и подставился. Больно закусил губу, когда входил в Дерека — так это было кайфово, так узко и жарко было в нем. И так ему хотелось не медлить и вставить, с силой, сразу. А нельзя было.
Стайлз погладил Дерека по спине, уперся ладонями в лопатки и принялся толкаться бедрами, по чуть-чуть, постепенно ускоряясь.
Дерек начал подаваться в ответ очень скоро, шумно дышать, и Стайлз знал, что ему нравилось. А еще он знал, что можно круче, намного круче.
— Дерек, — Стайлз вынул член, взял Дерека за плечо, потянул. – Перевернись, давай, пожалуйста, я хочу смотреть на тебя. Черт, нет, если говорить такое вслух, то это звучит совсем тупо… Но я реально хочу. Нормально?
Дерек открыл рот, закрыл – наверняка хотел вставить какую-нибудь саркастическую ремарку, он постоянно так делал, когда был смущен или сбит с толку — но не смог. Послушно лег на спину, раздвинув бедра, а когда Стайлз придвинулся, осторожно проталкивая член в растянутую дырку, положил ноги ему на плечи.
Стайлз обхватил его за щиколотку, потерся щекой, куснул выступающую косточку, глядя Дереку в глаза, и двинул бедрами. Они так и кончили, сперва Стайлз, не сумевший продержаться дольше (хотя и старался, даже пытался думать о какой-то хрени, но быстро перестал, это казалось неправильным, когда перед ним было такое), потом Дерек. Стайлз сам ему додрочил, и только потом отодвинулся, вытащив обмякший член.
— Ну как? – самодовольно поинтересовался он, уткнувшись Дереку в плечо. Тот промычал что-то довольное, слабо похожее на человеческую речь.
Стайлз все-таки сходил выключить свет. Вернулся, щурясь, чтобы глаза поскорее привыкли к темноте, улегся рядом с Дереком, всмотрелся в его лицо – и застыл.
Это было дурацкое и, одновременно, страшное ощущение, часто приходящее во сне. Тебе кажется, что все в порядке, но потом взгляд цепляется за какую-то деталь, и реальность начинает распадаться, рушиться прямо у тебя на глазах. Ты понимаешь, что это сон, а потом просыпаешься.
Стайлз ждал пробуждения и не понимал, почему оно не приходит. Почему он продолжает смотреть на расслабленного, отдыхающего после оргазма Дерека, но видит уже не привычное лицо, а искаженные черты, будто смятые чьей-то рукой. Потяжелевший лоб, сплющенный нос… Темные полосы на щеках.
Дерек вздохнул, и под приоткрытыми губами показались острые зубы. По-настоящему острые. Нечеловеческие клыки.
Сердце Стайлза пропустило удар. В горле что-то булькнуло.
Дерек открыл глаза, блеснувшие в темноте, Стайлз готов был поклясться, расплавленным золотом. Посмотрел — и быстро отвернулся.
И на этом все. Он не зарычал, ничего не сказал. Просто отвернулся, демонстрируя широкую спину, оставив Стайлза гадать и сомневаться. Было ли этой самой правдоподобной в мире галлюцинацией на грани сна, если сном и не пахло?
Стайлз лежал до самого утра. Слышал, как вернулся Колин через пару часов, прикрыл глаза, чтобы не встречаться взглядами даже в темноте, а потом снова уставился в потолок.
Он то мерз, то страдал от жары. Простыня на его половине промокла от пота. И по дыханию Дерека, лежавшего рядом, Стайлз понимал, что тот не спит тоже.
Люди знали, что так не бывает. Люди учили этому своих детей. Что в шкафу нет никакого чудовища, что в темноте никто не прячется, что страшнее человека монстра нет. Да и тот будет не бесноватый, а психически больной. Люди верили, что молитва поможет, в лучшем случае, личному спокойствию.
Скорее всего, будь Стайлз постарше, он не справился бы с этим знанием. Но пока что жизненный опыт не нашептывал ему ничего панического — ни о шизофрении, ни о галлюцинациях.
Он не стал обсуждать это даже с Хизер. Вместо того, чтобы разговаривать, Стайлз поступил, как современный человек – яростно атаковал гугл и выжал оттуда все, что тот мог дать. О клыках, о людях, которые выглядят странно, о психических заболеваниях. О последнем совсем немного — Стайлз знал о своих проблемах, что они невелики и ограничиваются удачно скомпенсированным СДВГ. Шизофрению его врач вряд ли проглядел бы.
Если страх равен неизвестности, то после грандиозного количества проглоченной информации Стайлз должен был не бояться вообще ничего.
Он боялся. За себя, само собой. Но еще и за Дерека.
Именно поэтому на четвертый день Стайлз зашел в комнату к Дереку без стука, осторожно прикрыв за собой дверь.
Дерек был один. Он сидел за письменным столом, смотрел в одну точку и почему-то Стайлз догадывался, что тот в курсе, кто пришел.
На какую-то секунду Стайлзу стало не столько страшно, сколько грустно. Душераздирающе неправильно – сгорбленный неподвижный Дерек.
Стайлз сел на его кровать, не зная, куда деть руки. Ладони вспотели, а сердце бухало в горле, гулко и тяжело. Он не знал, что сказать. Вывалить свои догадки на Дерека? Спросить, что, черт возьми, это было? Сделать вид, что не было ничего? Уже не вариант. Не было вариантом с самого начала.
Стайлз молчал. Дерек тоже – но он не выдержал первым. Развернулся на стуле, посмотрел в упор. Стайлз не стал отводить взгляда, хотя, признаться, очень хотелось.
Он знал, что выглядит не ахти как: плохо спал, плохо ел и так нервничал, что пару раз не пошел на уроки, соврав про раскалывающуюся голову. Но его помятый видок не шел ни в какое сравнение с тем, как выглядел Хейл сейчас. Лицо Дерека осунулось, под запавшими глазами появились синяки, придававшие ему больной вид. Казалось, все это время он вовсе не спал.
Долгое, почти бесконечное время прошло, прежде чем Дерек сказал — тяжело, с усилием, словно выталкивая не желавшие идти слова:
— Я — оборотень.
— Я знаю, — отозвался Стайлз пересохшим ртом.
Стайлз очень ясно все себе представлял. Монотонный голос Дерека не мешал вообразить картинку, да и сам рассказ был недолгим. Оно и понятно, ведь Дерек тоже знал обо всем только с чужих слов.
Так что Стайлз видел все очень четко.
Родители приходят утром в детскую, склоняются над колыбелькой – и мать кричит в ужасе, а отец потрясенно застывает на месте. Может быть, шепчет ругательства или молитвы.
Это еще хорошая реакция — никто не падает в обморок и не делает ничего непоправимого. Только ребенок кричит, недовольно, требовательно. Ему не нравится, что его разбудили так резко, так пугающе. Всю ночь он молчал, а теперь вот плачет. Он не в состоянии понять, что именно напугало родителей. Ребенку нет дела до того, что его щечки измазаны бурой засохшей кровью, а в изножье лежит мягкое мертвое тельце черного щенка. Единственные, кто вызывают неудовольствие – мама и папа. Они ведь должны поскорее его успокоить, прекратить причитать и бегать вокруг. Мама хватает малыша на руки, папа с отвращением вытряхивает трупик из колыбели, и обоих передергивает от звука, с которым он шлепается на пол.
Уже потом они тормошат сына, осматривают его, чуть ли не вырывая друг у друга из рук. И только после этого начинают успокаивать.
— Значит, никаких укусов?
— Никаких укусов, — подтвердил Дерек. Он уже выпрямился (будто в позвоночник палку вбили), явно справившись с собой. Должно быть, радовался, что Стайлз пришел, сам — и все еще не выпрыгнул в окно, крича «Волк, волк!».
Стайлз потер лоб, стараясь справиться с тошнотворными мыслями о розыгрыше, устроенном специально для него. Именно это он подумал бы о ком угодно – только не о Дереке.
— А как это вообще?.. – он покрутил руками в воздухе. – Тебе плохо? Это зависит от луны? Тебе хочется убегать и выть?
— Необязательно в полнолуние. Бывает по-разному. Если я… Расслабляюсь. Теряю контроль, — не без смущения пояснил Дерек. В конце концов, они оба помнили, после чего все произошло. – Не плохо, и не больно. Нормально.
— Как-то не похоже на проклятие, — пробормотал Стайлз.
— А должно? – Дерек выгнул бровь. Боже, Стайлз соскучился по Брови Осуждения.
— Может, тебя поили водой из волчьего следа. Это по поверьям так.
Дерека ощутимо передернуло.
— Может. Но я не думаю, что...
— Или есть еще особые травы, я читал… — перебил Стайлз, увлекаясь – тонны разнообразной информации, которые он запихивал в себя в последнее время, теперь просились на волю.
— Да ну ты дашь мне сказать? – возмутился Дерек – и вроде как ожил, утратив ненадолго скорбный вид.
— Прости, — покаялся Стайлз. Но надолго его не хватило. — А может, ты лучше покажешь?
Дерек поупирался немного, но согласился.
Сейчас, при свете дня, когда тени не играли злую шутку, заставляя видеть страшного монстра вместо любимого человека, Стайлз испугался куда меньше. Процесс перехода был хуже результата. Несколько секунд, пока на лице у Дерека что-то смещалось, а кожа двигалась вместе с напряженными мышцами, напоминали об ожившем спецэффекте из фильма ужасов. Потом стало получше.
Нет, Стайлзу было, конечно, не по себе, в животе противно тянуло… Но сейчас он видел Дерека. Пусть тот и был словно покрыт самым реалистичным на свете гримом. Стайлз был готов.
Глаза были знакомые, и даже если цвет поменялся, вокруг зрачков все равно пробивалась зелень.
Стайлз протянул руку, отдернул на полпути и виновато скривился, когда Дерек вздрогнул. Решительно потрогал жесткие волосы, торчащие на скулах.
Шерсть.
Дерек несколько секунд просидел неподвижно, пережидая. Потом отвернулся, неловко дернул плечами, а когда Стайлз позвал его – лицо Дерека было уже самое что ни на есть человеческое. Обычное. Знакомое.
— Вот так, — сказал Дерек, подытоживая.
— Пиздец у меня сейчас сердце бьется, — поделился Стайлз, когда смог говорить.
— А я слышу, — сознался Дерек. – Я хорошо слышу, лучше, чем другие.
Выяснилось, что Дерек хорошо слышит, чует, как собака (и обижается, если сравнивать его с собакой), быстро бегает и прыгает, а царапины и синяки заживают на нем почти сразу. Стайлз чуть было не предложил поставить эксперимент, но вовремя заткнулся, когда осознал, что это прозвучит примерно как «милый, давай тебя разрежем».
Все это было пугающе, загадочно… и восхитительно. Дерек, должно быть, так не считал, да и Стайлза кидало от интереса к нервной дрожи, но при других обстоятельствах Дерека можно было бы назвать…
Ну, например, супергероем. Чем он отличался от Росомахи? Стайлз оценивающе посмотрел, прикинул – а что, даже бакенбарды есть. Когти, правда, не такие большие, их Стайлз тоже заметил. Но одно дело комиксы, а другое – реальность. Никто не смог бы нормально управляться с когтями Росомахи в реальной жизни.
— Хочешь съездить ко мне домой на выходные? – несмело спросил Дерек, прерывая интеллектуальные размышления Стайлза. В этом вопросе было все, от «не боишься ли ты меня», до «мы вообще еще вместе?», плюс коронное Дереково «я пойму, если нет», «я уверен, что уже нет».
— Знакомство с родителями? – Стайлз попробовал шутить, но Дерек не поддержал, на улыбку не ответил, только согласился:
— Посмотришь, убедишься, что с ними все окей. Может, это тебя успокоит.
— Ладно, — Стайлз кивнул.
— Ладно, — тоже кивнул Дерек. Неловко, как будто не знал, что еще сказать. Несмотря ни на что, между ними словно парило невидимое напоминание: клыки-шерсть-глаза, клыки-шерсть-глаза, и теперь об этом знаете вы оба. Как преступление, грязный секрет, от которого невозможно избавиться.
Но, если Стайлз все понял правильно, Дерек не сделал ничего плохого, и обвинять его никто не имел бы права. Да он и не хотел обвинять, черт. Стайлз, правда, не мог сообразить, как донести это до Дерека (и не был уверен, что у него получится).
Стайлз сглотнул, подошел к Дереку вплотную.
Целовать его было страшно.
Но, все-таки, не страшнее, чем в первый раз.
Мама и папа Дерека жили довольно далеко от школы, и добираться до них пришлось на поезде. Это было еще одним новым опытом, но у Стайлза в последнее время было слишком много впечатлений, чтобы всерьез удивляться поезду. Он, знаете ли, всю дорогу держал за руку своего нервничающего бойфренда-оборотня и убеждал его, что ничуть не переживает. И вообще все родители от него фанатеют и сразу же понимают, что ему можно доверить все семейные тайны.
Стайлз не врал. Проблема была в том, что с чужими родителями он знакомился в последний раз в классе, эдак, первом, когда его приглашали на общие дни рождения. Он тогда еще был тихим мальчиком, сидел в углу, читал книгу и вызывал у взрослых приступ умиления.
Прошли те времена. Давно прошли.
— Странно, что ты вообще разговариваешь с презренными селянами типа меня, — высказался Стайлз при виде родового особняка Хейлов. Психика человека, выросшего в особняке, не могла оставаться здоровой, поэтому Дерека он зауважал вдвойне.
Втройне – когда увидел его маму. Миссис Талия Хейл была статной высокой дамой, смутно напомнившей Стайлзу Мортишу Аддамс. Видимо, без прекрасных приколов про смерть, роскошных черных одежд и клевого подхода к воспитанию детей. Поначалу она, правда, смотрела на него достаточно доброжелательно, и Стайлз воспрял духом.
Вероятно, первым фейлом стало то, что он уставился на протянутую холеную ладонь, а затем осторожно потряс ее.
Обед был классически катастрофичен.
Стайлз разлил поданный чай, потому что у него дрожали руки. Не мог толком ничего съесть, потому что пироги с требухой по-прежнему вызывали у него рвотные позывы. Да еще разнервничался, забылся и принялся грызть вилку, пока Дерек рассказывал родителям последние школьные новости.
Тем не менее, было и хорошее — папа Дерека ему понравился. Стайлз, кажется, тоже не вызвал у него отвращения. Он-то ожидал увидеть лорда с моноклем в глазнице, а познакомился с мужиком средних лет, вышедшем к гостю в футболке с надписью «это моя чистая футболка» и дырявых джинсах. Еще у него была пышная бородища и полностью забитый рукав, от запястья до плеча. На коже извивались и дышали огнем вытатуированные драконы, все сплошь европейские.
— Зови меня Саймон, — он пожал Стайлзу руку, крепко – как будто драконы стиснули и тут же отпустили. – А ты, значит, Стайлз? Отлично. Я, конечно, не спец в американских именах. Как будет целиком?…
— Пап, — остановил его Дерек. Стайлз наслаждался обществом нормального человека.
Потом, правда, начал давиться внутренностями в тесте и поливать скатерть чаем... Но это было уж потом.
После довольно неловкого обеда миссис Хейл объявила, что сейчас подадут десерт, и, попросив ее извинить, удалилась на второй этаж. Стайлз чувствовал растерянность – она явно не стремилась общаться, лишь задала пару вопросов за обедом — про семью и о впечатлениях от Лондона.
Никаких «Мистер Стилински, вы знаете, что мой сын иногда обрастает шерстью, что мы будем с этим делать?»
Кофе им подали на веранде, весна в этом году пришла рано. Как сказал Дерек в такси, обычно в это время было еще холодно.
— Это потому, что я парень? – осторожно уточнил Стайлз, опираясь на перила. Он не знал отношения родителей Дереку к этому вопросу. Его собственный папа воспринял бы тему нормально, они уже говорили об этом, может, год назад… Хотя Стайлз как-то не удосужился рассказать ему о Дереке.
— В меньшей степени, — покачал тот головой.
— Американец? — после паузы спросил Стайлз.
— Определенно, — усмехнулся Дерек, и на секунду Стайлз почувствовал себя оскорбленным. Иметь сына-оборотня и все равно страдать снобизмом – это высший пилотаж!
— Но, скорее дело в том, что ты вообще есть, — Дерек помахал рукой, показывая, насколько ничтожны все остальные причины. — По маминому мнению я не должен ни с кем встречаться, и уж тем более, не должен ничего рассказывать о себе. Очень уж опасно. Для меня, для нас.
Стайлз поднял брови скептически.
— Она не всегда была такой, — проговорил Дерек, словно извиняясь. — По крайней мере, папа так говорит. Просто считает себя виноватой, потому что…
Он не договорил, оттянул губу и щелкнул себя по зубам.
— Ты понял. Думает, если делать вид, будто ничего такого нет, и побольше общаться с обычными людьми, то все рано или поздно пройдет само. Утонет под гнетом цивилизации, — с прорвавшейся досадой сказал Дерек.
Мистер Хейл, «просто Саймон», вышел к ним на веранду, положил ладонь сыну на голову, поерошил волосы – и, пока тот ворчал и приводил прическу в порядок, встал рядом со Стайлзом.
— Прости, — сказал он.
— Да ничего, — неловко ответил Стайлз. Не так уж часто взрослые считали необходимым извиняться, поэтому было трудно отреагировать как-то иначе.
— Ты уже знаешь, как это случилось? – неожиданно спросил мистер Хейл.
— Вроде того, — Стайлз насторожился, приготовился слушать – и не зря.
— Дерек родился раньше срока. Был совсем крошечный, знаешь? Все время задыхался.
Дерек, должно быть, слышавший эту историю неоднократно, поджал губы, и это, несмотря ни на что, вызвало у Стайлза короткую улыбку. Ясное дело, никто не любит причитаний над своими младенческими пальчиками, а уж когда родители начинают вспоминать, каким ты был милым засранцем…
— Пап, я тут вообще-то.
— Я знаю, — невозмутимо кивнул Саймон и продолжил. Должно быть, ему хотелось поговорить об этом. Или он считал, что Стайлзу нужно это услышать. – Главное, что Дерек был маленьким. Он то и дело пытался прекратить дышать, только успевай ловить. Отек горла, простуда… Совсем недавно это было, и, вроде бы, везде прогресс, верно? А у нас даже бабки еще говорили, что младенцев нужно особенно беречь от нечистой силы. Понимаешь, да? Двадцатый век на дворе, а родная бабушка, про которую ты точно знаешь, что она еще не выжила из ума, на крестинах отводит тебя в сторону и наставляет беречь сыночка от фей. Положите под кроваткой железный нож, поперек порога – кочергу, обязательно распятие на окне… Ну смешно же. Ясное дело, нам вовсе не до этого было, тем более… Тем более, что мы возили его к знахарке. Когда ночью просыпаешься каждый час и проверяешь, дышит ли твой ребенок, шарики за ролики уезжают как-то сами. Мы съездили, Дерека отвезли. Самим нелепо было. Эта тетка, она… Она нам посоветовала сплести малышу поясок из волос матери, искупать в ледяной воде и обкуривать ладаном целую ночь на полную луну. Ребенка, который еле дышит. Я сейчас думаю – а вдруг помогло бы?
— Или не помогло бы. Но проблему решило бы вместе с ребенком, — не удержался Стайлз. Это было грубо, но варварские методы обхождения с младенцами не казались ему темой, вокруг которой необходимо было ходить на цыпочках. – Народная медицина вообще опирается на постулаты в духе «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее».
— Верно, — Саймон не обиделся. – Вот и мы так решили. И ничего не делали, только продолжили возить его по врачам. А потом вдруг раз – и все.
— Как все?
— А вот так. Все закончилось. Идеальный здоровый ребенок, глаза, правда, поменяли цвет, но у младенцев это вообще не редкость. Были голубые, стали зеленые.
Стайлз смолчал, но удивился. Значит, именно из-за проклятия у Дерека были такие глаза? Странного, притягательного цвета. Колдовского – даже без преувеличения.
— Я читал об этом. Что люди делали, если думали, что малыша подменили. Топили, сажали на раскаленную лопату, держали над огнем, секли крапивой... Вроде как фейри не допустят, чтобы с их соплеменником так обращались, и вернут похищенное.
Дерек напрягся.
— Байки о подменышах распускают люди, желающие оправдать свою жестокость. Не верьте им. Будь моя воля, я привязал бы таких родителей к телеге и гнал плетьми через три деревни, — невыразительным голосом сказал Дерек. Должно быть, цитировал кого-то, но кого именно, Стайлз не знал.
Он стоял рядом во время всего рассказа, был, считай, главным действующим лицом, а Стайлз умудрился забыть о Дереке напрочь – так увлекся. Рассказчик из Саймона был хороший. Стайлза пробрало холодом под прямым солнцем, посреди теплого весеннего денька.
— Я не уверен, но мне почему-то кажется, что закончилось все как раз после полнолуния. Тогда была яркая луна, почти оранжевая. Жуткая, — закончил мистер Хейл, моргнул. Посмотрел на них и улыбнулся под своей бородой, растерянно и задумчиво. – Что-то я… Хорошо иногда об этом рассказать. Просто удивительно. Пойду-ка я к Талии.
Стайлз дождался, пока чужие шаги стихнут позади, перевел взгляд на Дерека.
— Я не планировал вообще об этом разговаривать, — сказал он тем же оправдывающимся тоном.
Стайлз только головой покачал. Потом оттолкнулся от перил, выпрямился, прошелся по веранде. Далеко он, правда, не ушел, опустившись в одно из плетеных кресел.
Сто процентов антиквариат, тупо подумал он. В таких домах все – антиквариат, принадлежавший какой-нибудь богатой тетушке Этель. Это кресло уже было тут, когда Дерека крошкой выкрали из дома и благородно подложили обратно, изменив его на всю жизнь.
— Как видишь, все по-разному справляются, — вздохнул Дерек и сел рядом.
— А, там… церковь? – со сомнением, неуверенно спросил Стайлз.
— Чтобы что? Отмаливать всю жизнь то, в чем нет моей вины? – с заметным раздражением откликнулся Дерек. Откликнулся тут же, так, что стало понятно — ничего нового Стайлз не сказал.
Несмотря на школьные службы, несмотря на то, что церковь была частью их жизни, никакого влияния она не оказывала. Принципы морали лично Стайлз в немалом количестве почерпнул из комиксов. Все та же вечная борьба добра со злом, но куда бодрее и динамичнее.
Едва ли церковь сработала бы. И хорошо, если бы не навредила.
— Ну, там. Провести какой-нибудь ритуал, — уже произнеся это, Стайлз сам понял несостоятельность этого предложения.
— Или сгореть в процессе, — сухо ответил Дерек. – То, что я могу входить в церковь, не значит, что мне стоит испытывать судьбу.
— Верно, верно… Хотя…
— Хотя? – Дерек напрягся, и Стайлз поспешил продолжить:
— Хотя, если это тебе не мешает… если нет проблем…
— Есть проблемы, — буркнул Дерек. – Черт, Стайлз, само собой. Но у меня складывается ощущение, что окружающим это мешает намного больше, чем мне.
— Мне не мешает, — Стайлз потянулся к нему, боднул лбом в плечо. И оттуда уже спросил:
— Еще вопрос. У нас в школе точно нет вампиров?
К ужасу Стайлза, Дерек некоторое время размышлял, прежде чем покачать головой.
— Только в пруду маленькая келпи.
В пруду… Стайлз привстал, раскрыв рот. Вспомнил, как лошади тогда вдруг распсиховались.
— Так тогда… Это..? Так оно там?
— Да.
— И ты..? Ты знал, а мы туда? – неожиданно для самого себя Стайлз обиделся.
— Я не знал, — покачал головой Дерек. – Пока она не вылезла со мной поздороваться.
— Я точно знаю, я читал! – пыхтел Стайлз, оскальзываясь на жирной прибрежной грязи, и не падая только потому, что Дерек вовремя хватал его за локоть.
— Что ты читала, Гермиона? – проворчал Дерек, натягивая капюшон куртки по самые брови. – Ты, смею напомнить, уже вычитал, что я ем детей и обязан считать рассыпанный рис, и твои источники информации…
— Херня?
— Сомнительные. И, если настаиваешь, херня, — согласился Дерек. – Поехали домой, мне надоело. Это уже шестой.
— Нет! – Стайлз выпрямился – и тут же снова поскользнулся, в этот раз уже фатально, шлепнувшись на задницу и взметнув фонтан воды. Это, конечно, слегка охладило его пыл, но не остановило.
Шел проливной дождь. Они стояли на окраине города, неподалеку от доков — жилых домов здесь не было, только фабрики и склады. Некоторые еще рабочие, но большинство было закрыто на неопределенный срок, или вовсе заброшено. В каждом крупном городе есть такие мертвые зоны – даже если они оживут через год или десятилетие в руках новых хозяев, сейчас они интересны разве что неформалам и бомжам.
Вечерело, вокруг не было ни души, и Стайлз считал, что время и место идеальны. Даже если то же самое он говорил про пять предыдущих адресов. Ну да, они уже слазили под пять мостов, все верно.
Тролли, как теперь знал Стайлз, водятся не только в интернете, но и под мостами. Если простые люди и не могут их видеть, это правило вовсе не обязано распространяться на оборотней.
— Давай, — поторопил он Дерека, — у меня вся жопа мокрая.
— Что давать? – обреченно спросил Дерек.
— Используй свое вуду. Давай. Сверхъестественные чувства, — Стайлз вытер нос и уставился на Дерека, выжидая. Тот только глаза закатил. Потом огляделся, развел руками. Судя по всему, никакого тролля он не чувствовал, не видел, видеть не хотел, а хотел в горячую ванну.
— Ладно, — разочарованно протянул Стайлз. – Пошли домой. Потом еще… эй!
Не успел он договорить, как Дерек припустил вниз, к берегу. Понесся на такой скорости, что Стайлз отказывался понимать – почему не падает. Пока он думал, Дерек уже добрался до моста, и, делать нечего, Стайлз поскакал следом.
Само собой, он упал, причем дважды, и вниз добрался, облепленный грязью по уши.
По ней же ему захотелось отползти прочь, когда он увидел шевелящийся, медленно раскачивающийся из стороны в сторону, выкорчевывающий сам себя валун. Это недостойное желание Стайлз подавил, но яйца у него съежились ощутимо. Для храбрости он уцепился за руку Дерека.
Валун покачнулся еще раз, замер и уставился на них крошечными блестящими глазками, глубоко сидевшими в каменном лице.
Настоящем лице. У него все было, что нужно – рот, нос, уши. Как у статуи, вот только эта статуя — шевелилась.
Стайлз сглотнул и сжал руку Дерека так, что тот вздрогнул.
Тролль осмотрел их, потом, ничего не говоря, свернулся обратно в каменный ком. Осторожно вынул откуда-то из себя книгу в прозрачном полиэтиленовом пакетике, завернул ее поплотнее, защищая от капель воды. В том же пакетике лежали и очочки – их-то он и достал.
И нацепил на то, что, вроде как, было его лицом.
Стайлз не поверил своим глазам: тролль читал «Замок» Кафки. Почему-то это поразило его куда больше, чем само существование читающего тролля.
— Добрый день, — кашлянув, вежливо поздоровался Дерек.
— Добрый, — неожиданно звучным голосом ответил тролль, — молодые люди. Мы, кажется, незнакомы.
— Прошу прощения. Я оборотень, а он, — Дерек показал на Стайлза и замялся, но быстро нашелся, — с оборотнем.
— Вижу, вижу, — пробормотал тролль. – Давненько тут не было оборотней…
В другой раз Стайлз бы рассказал, кто тут с кем, но сейчас дискриминация по видовому признаку его волновала удивительно мало. Значительно меньше тролля, во всяком случае.
— Стайлз, — тонко сказал он, глубоко вздохнул, стараясь совладать с подводящим горлом, — очень приятно.
— Дерек, — сказал Дерек.
— Пенелопа, — басовито представился тролль. Троллиха. – Я что-то вас раньше не видела на встречах. Вы приезжие?
— Мы… — Дерек начал, мотнул головой, но потом не удержался. – На встречах?
— Ежемесячные встречи обитателей Лондона и пригородов, в ночь полнолуния, Кенсингтонский сад. Только не говорите, что вы не знали, мальчики.
— А почему не в каком-нибудь лесу? – не выдержал Стайлз. Сад в центре города, полный троллей и, видимо, кого-то еще… Как-то это было…
— У нас, вообще-то, и поинтереснее дела имеются, чем пилить бог знает в какой заповедник, а потом обратно… У некоторых, между прочим, и жизнь есть, молодой человек, — Пенелопа поправила очки огромной ручищей с неожиданно маленькими, похожими на гальку, пальчиками.
— Но это же сад. Там же люди. Рядом, — беспомощно сказал Стайлз.
Пенелопа строго взглянула поверх очков.
— Выпустите-ка руку своего друга, юноша – предложила она вдруг Стайлзу. Ее тон был так похож на их учительницу английского, что Стайлз повиновался беспрекословно.
И стоило ему выпустить Дерека, как Пенелопа исчезла. Валун был, огромный и неподвижный. А интеллигентная троллиха – нет. Стайлз нащупал холодные пальцы рядом, снова вцепился – и увидел, как каменные черты снова сползаются в лицо.
— Офигеть, — выдавил он.
— Вот именно, — согласилась Пенелопа.
Стайлз, конечно, ожидал чего угодно. Теперь он знал, что в Дереке полно всяких тайн, ну и все такое. Подменыши, опять же. Но вот что он будет запросто болтать с троллем, которого они найдут под мостом — потому что Стайлзу захотелось увидеть кого-то еще, а келпи выплывать к ним не захотела – нет, такого он не ждал. Светский разговор с Пенелопой оставил неизгладимое впечатление: на прощание та кокетливо назвала Дерека «симпатичным юным волком», прибавив, что с нетерпением будет ждать их следующей встречи.
И еще он догадывался, что Дереку осточертело быть совсем одному, в угоду матушке скрывая ужасные, сверхъестественные, греховные пороки.
— Мы идем, — объявил он тем же вечером — когда перестал дергать Дерека и возбужденно переспрашивать его: эй, прикинь, тролль, мы видели тролля, ты тоже видел, блин, Дерек!
— Я иду, — пробовал было поправить его Дерек и наткнулся на глухую оборону. Нет, Стайлз тоже собирался идти. Да, прямо туда, где людей быть не должно. Он в курсе, что это не по правилам. Ему можно. Когда там полнолуние..?
Следующее полнолуние было через восемь дней, и к нему Стайлз подготовился по полной. Перечитал все, что нашел о сверхъестественных существах (в результате, в голове у него теперь булькала интересная, но сумбурная каша из мифов, легенд и шизофренического бреда), выучил зачем-то «Отче наш», решил взять с собой распятие, передумал, переволновался и теперь просто ждал нужного дня.
Ночи.
А еще он купил красную толстовку.
— Зацени, — подмигнул он Дереку. Потом надел капюшон. Посмотрел, выжидая. Дерек глядел в ответ – понимающе и мрачно.
— Это французская сказка, — произнес Дерек после паузы. – Французская. Сказка.
— Ну, бля, — развел руками Стайлз. – Я думал, будет трогательно. Вроде парных костюмов на Хэллоуин. Вы же празднуете Хэллоуин.
— Да мы придумали Хэллоуин. И юмор. И оба пункта тебе не удались, — сухо ответил Дерек, но потом Стайлз, нервно взбудораженный предстоящей тусовкой всей своей жизни, начал целовать его в нос, и критика как-то сама собой перешла в сдержанные просьбы не слюнявить ему лицо перед выходом.
— Мы едем, как отстойники, — проворчал Стайлз, когда узнал, что добираться придется на общественном транспорте.
— Мы едем так, чтобы привлекать как можно меньше внимания, — объяснил Дерек, чуть раньше наотрез отказавшийся брать такси. Никто не должен был вспомнить, что подвозил двух подростков в сад вечером. Даже в теории. Даже если Стайлз считает это дурацкой паранойей.
Дома они, конечно, обговорили этот момент, но Стайлз почему-то не сообразил, что им и впрямь придётся ждать наступления ночи, сидя в засаде.
В кустах.
Но так и оказалось: правила Кенсингтонского сада четко гласили, что оставаться после закрытия запрещено, просьба отнестись с пониманием к сотрудникам нашего сада.
Само собой, общаться с сотрудниками им было бы совсем не с руки. Пришлось лезть в кусты, выбрав самые густые и наименее колючие. Стайлз то играл в «Сода Краш» на телефоне, то лез к Дереку на колени, замерзнув, то пытался склонить его к поцелуям. Дерек, против обычного, к поцелуям не склонялся, а зыркал по сторонам и волновался.
Наконец, стемнело, по аллеям прошли последние обходчики, высматривавшие припозднившихся посетителей.
Наступила ночь и парк закрылся.
— Ну что? – не утерпел Стайлз, высовываясь первым. – Пошли?
Дерек, конечно, попробовал его удержать, но проще было остановить лавину или торнадо – Стайлзу не терпелось познакомиться с сумеречным народцем. Он торопливо выбрался из кустов, отряхнулся и огляделся.
И разочарованно оглянулся на Дерека:
— Нет тут никого.
Сад был темен и мрачен. Лето еще не наступило, и даже фонари по ночам пока не горели. Да и не для кого было, верно? Тут никого не должно было быть, в том числе, и Дерека со Стайлзом.
Дерек подошел сзади, положил подбородок на плечо. И спросил на ухо, найдя его руку наощупь и крепко сплетая пальцы:
— Уверен?
Стайлз вздрогнул и заморгал, часто-часто.
Пустая на первый взгляд аллея ночного сада оказалась оживленней центра города, стоило только Дереку взять его за руку.
Его окатило светом – прохладным, неярким, но, казалось, исходившим от каждой вещи. От светляков, облепивших деревья, от торчавших в траве тут и там круглых белых грибов – Стайлз думал, что они только и могут, что разлетаться черной пылью от легкого пинка, а они вон, светились ярче ламп. От каких-то крошечных точек, кружившихся в воздухе по замысловатым траекториям.
От крылышек фей и глаз животных, выглядывавших из травы, из кустарников, из-за деревьев.
Даже сейчас Стайлз видел не всех — какие-то из существ либо не имели формы, либо он не мог ее понять — он различал лишь очертания и огненные всполохи. Но ему было довольно и тех, кого различали его глаза.
Дерек крепко сжимал его ладонь и вел через толпу тех, кого можно назвать сумеречным народцем. Именно так, как писали в сказках.
С места на место суетливо перебегали гномы. Одни выглядели почти как люди, другие больше напоминали чудных зверюшек, едва одетых, с огромными ушами и прорезями рта, рассекающими пополам череп.
Феи встречались самые разные. Были и крошечные, не больше бабочки. Были и феи ростом почти что с них – Стайлз даже вздрогнул, когда увидел деловитого лысеющего мужичка в костюме. Ни дать ни взять, типичный менеджер — если бы не пропорционально большие полупрозрачные крылья за спиной.
Стайлз не поручился бы, но ему показалось, что за деревьями промелькнуло что-то вроде белой лошади – подозрительно напомнившее ему гордого рогатого зверя с эмблемы школы. Изумленный, он хотел было пройти туда, но не успел.
— Волк, волк! Смотрите! Это волк! – зашептались вокруг на разные голоса – тонкие, тихие, пронзительные, шипящие, мелодичные. Стайлз было испугался, но потом различил в голосах... радость?
И Дерек, поначалу настороженно смотревший по сторонам, выпрямил спину и шел, неуверенно кивая тем, кто обращался к нему.
— Мы рады поприветствовать новых членов нашего сообщества, – выступил навстречу крошечный гном. Он едва доходил Стайлзу до колена, зато борода его была, по меньшей мере, в три фута длиной, и волочилась по траве. — И их спутников.
— Ему можно доверять, — торопливо сказал Дерек.
— Мы знаем, волк, — тоненький голос гнома звучал спокойно. – Иначе бы он не сумел нас увидеть.
…мысль показалась Стайлзу, столкнувшемуся со сказкой, кощунственной, но он никак не мог ее прогнать. Когда Дерека – и его заодно – поприветствовали, то вся встреча смутно начала ему напоминать что-то вроде Комикона. Чудно одетые разношерстные люди общаются на самые разные темы, перебегая от одной компании к другой. Кто-то сидит кружком и читает, кто-то рассказывает истории, кто-то устроился под деревом и явно пьет нечто высокоградусное из цветочных чашечек и свернутых листьев.
Они с Дереком тоже прослушали одну лекцию – встретивший их гном степенно рассказал, что именно значило это «волк», услышанное ими почти от каждого встреченного на своем пути.
Волки-оборотни были их защитой, воинами, оберегавшими фейри от тех, кто желал причинить им зло. Порой они помогали и людям – не все фейри хотели жить в мире, и тогда защита требовалась от них самих. А иногда и вовсе служили проводниками между человеческим и сумеречным миром – вот как сейчас Дерек для Стайлза.
И, конечно, все были рады увидеть живого волка. Кто-то из них еще помнил старых волков, живших здесь еще до того, как люди возвели этот город…
Стайлз только-только заслушался повествованием, похожим на красивую легенду, когда гном замолчал и, кряхтя, полез в кожаную сумочку под своей бородой, откуда выудил кусочек самого обычного картона.
— С вашего позволения, молодой человек, АА, — гном передал карточку Дереку. — Анонимные аномалии. Интеграция в общество людей для тех, кому позволяют физические данные и самоконтроль… А вот, кстати, познакомьтесь, Айви. Банши. Тоже посещает, делает огромные успехи.
Откуда-то из темноты выплыла фигура в белых одеждах. Стайлз уже не вздрагивал, но все равно сглотнул, когда юная банши застенчиво им улыбнулась.
— Приятно познакомиться, — на удивление нежно и тонко поздоровалась она, откидывая за спину длиннющие белые космы. Если абстрагироваться от мысли, что перед ними стоял дух, предвещающий погибель, Айви вполне могла сойти за простую смертную. — Я пою в группе. Мы пишем и исполняем песни в жанре дес-хоррор-металл. Приходите как-нибудь послушать.
— Обязательно, — нервно улыбнулся Стайлз.
… десять минут спустя он выдал ей номер Колина. Ну а что? Айви была красоткой, и совершенно точно во вкусе Колина. Стайлз со своей стороны мог гарантированно подтвердить, что у некоторых отношения со сверхъестественными существами получаются куда лучше, чем с людьми.
Было бы желание.
— Стайлз? Нам пора.
За разговорами, знакомствами и вересковым медом, которым их угощали гномы, он и не заметил, что небо посветлело. Близился рассвет.
Фейри постепенно расходились, и Дерек тоже повел зевающего Стайлза прочь.
— Доволен? – тихонько спросил он, подавив очередной зевок. Дерек кивнул и, ничего не говоря, потянулся его поцеловать. Вместо «доволен», вместо «спасибо», вместо «я люблю тебя». Стайлз с готовностью ответил.
С такой готовностью, что они навернулись в кусты, с шумом и треском.
— Элегантно, — одобрил Дерек, отводя ветку от лица. Смутно различимая темная черточка царапины зарастала, не успев выпустить кровь. – Почему весь вечер я оказываюсь в каких-нибудь кустах?
— Это мое новое хобби. Ты теперь ходишь на курсы управления гневом для мифических существ, а вместе мы разрушаем государственную собственность и оскверняем достопримечательности, — задумчиво сказал Стайлз, взял было Дерека за задницу – и выкатился из кустов, услышав вокруг возмущенный пронзительный писк.
— Как вам не стыдно! Вы разрушили наши гамаки! Нам придется строить их заново! – яростно верещала стайка крошечных фей, едва ли размером с воробья. – Вы вообще представляете, сколько времени это занимает, толстозадые громилы?!
— Да они везде, что ли? – спросил Стайлз, безуспешно отряхиваясь от золотистой пыльцы, когда они наконец-то сбежали от рассерженных крох. – Тут так всегда по ночам?
— Должно быть, — кивнул Дерек. — И не только тут, и не обязательно ночью.
— И ты их видишь? Всегда?
— Видит тот, кто хочет увидеть, — повторил Дерек одну из своих любимых присказок. Стайлз не знал, где он ее подцепил, но звучала она точь-в-точь как какая-нибудь дедушкина мудрость. – Я никогда не видел их так близко и в таком количестве. Может быть, не хотел.
Стайлз похлопал его по плечу и приосанился, решив соответствовать. Не все же им по кустам валяться. Иногда нужно проникнуться торжественностью момента.
— Должен тебе сказать — мало что теперь может удивить меня, друг мой, — чопорно проговорил Стайлз.
— Возможно, — кивнул Дерек, сохраняя серьезное выражение лица, а потом пихнул его в ответ. Да еще и засмеялся, показывая аккуратные клыки. Он явно наслаждался изумлением Стайлза — до такой степени, что вокруг зрачков начал мерцать золотой ободок. — Но имей в виду, что летом я предполагаю съездить в Штаты.
Я не знаю, что сказать. И оформление. И видос. И текст.
Блин, какой текст. Я знала, что он мне зайдет, как только прочитала эпиграф.
Я вначале хотела растащить на цитаты, но получилось очень много.
Просто Колин, этот оригинальный перс вне конкуренции
От внезапности после выключенного света я потом всю оставшуюся половину текста сидела и орала, как Стайлз.
О, как в Хеллбое. О троллиха. Огосподьнашмертвыйбассейн, я укурился, мне хорошо.
Ребята, я должна вам это сказать
От человека, для которого вы оставляете ссылку на скачивание.
Не переносите в документ только текст, я бы так же не отказалась от шапки фика в этом документе. Потому что даже книги всегда идут с указанием автора и прочей издательской братии, а так же с саммари.
Чем же вы хуже, что не указывается своего имени в вордовском документе?!
А то прочитав текст, я не могу написать его автору даже простое: "Спасибо" - потому что не указан не только автор, но даже название. Название самого документа не в счет, потому что его можно и переименовать совершенно случайно.
PS. Простите, накипело.
Здорово, что такая непривычная обстановка, не американская, а английская школа. Компания собралась интересная.
Очень крутые сказочные герои, даже милые)
И, конечно же, понравились отношения Дерека и Стайлза.
Спасибо за замечательный текст и шикарное оформление
О ВЕЧНЫЙ КОСМОС, КАКОЙ ТЕКСТ!
серьёзно, мне просто не хватает сердец и ящиков с алкоголем
какие Стайлз и Дерек клёвые, блеан, хоть умирай прямщас. слова, предложения, куча сравнений и метафор и других литературных штук, названия которым я не знаю, но оч их люблю. как офигительно слаженно всё читается. как любимая настольная книга, аыаыаы азаза
прекрасный мир, совершенно прекрасные отношения (омфг, они так постепенно перед другом открываются и забивают на все манеры и правила поведения, и вообще на всех, оу
и как адаптация к новой школе расписана и к новой жизни - блеан, всё то, чего я боялась и из-за чего так и не подняла ленивую жопу с дивана после выпуска из школы. офигенно читать про героя, который вроде бы и парится по всем этим поводам, но настойчиво идёт дальше, и учится, и привыкает, и рвёт жопу, но делает, хоть "заряд оптимизма и оказался не бесконечен"
абсолютно замечательный текст, правда, спасибо вам огромное
традиции, манеры, элитные школы, и СТАЙЛЗ))) торнадо в мире консерватизма. спойлеры .
Отдельное спасибо видеру за клип, который очень-очень в тему (я даже вдруг поняла, что Дерек-то в истории без бороды, а то че-то и не думала даже) и оформление
команде - лучи любви, и творите же ещо!
блин, простите
Оформление прелестное)) Волк
А коленка Дерека! Она заслуживает отдельной оды))
Спасибо вам огромное за приятные минуты чтения и чудесное оформление)
Стайлз в совершенно необычных условиях и антураже. Дерек, которому поначалу забили Биг-Бэн куда поглубже
Bee4, бошетунмай,
Мне очень понравилась идея, когда Дерек не урожденный и не укушенный оборотень ))) Такого я еще не встречала. Очень понравилось как всё описано, все детальки, все мелочи, а уж о предпочтениях в еде -тем более ))) Читала и радовалась, удивлялась неожиданным поворотам сюжета и всё ждала подлянки для парней, хотя бы от того же Колина (из зависти), но как хорошо, что в этом ожидания не оправдались ))
Оформление классное! Разглядывала каждую деталь ))
Спасибо команде за такую замечательную работу!
Потрясающий язык - очень легкий. Искрометный юмор. Прочитала с большим удовольствием. Спасибо авторам, вашей великолепной бете, виддеру, оформителю