JUST GOOGLE IT
Заявка №14
Название: Вопрос жизни и жизни
Артер: MeduZZa13
Автор: greenmusik
Бета: marina33
Пейринг: Лидия/Питер
Жанр: мистика, романтика
Рейтинг: R
Размер: 6,2k слов
Саммари: Когда вы просыпаетесь за сотни миль от дома в машине, которую ведёт мертвец, главное — проверить, что вы взяли достаточно сменной одежды.
Предупреждения: AU, OOC, нездоровые отношения
Комментарии: эта история - целиком и полностью основана на реальных событиях. Все повороты сюжета, отсылки к другим произведениям, упоминания мест и персонажей абсолютно неслучайны. Простите, что мало.
Она всего лишь скромная девушка, едущая на машине по одной из множества дорог Западного побережья. Встрёпанные волосы, пухлый капризный рот, глазищи и громкий голос — вот и всё её достояние. Джинсы, короткая куртка и свежий маникюр — вся её защита. А ещё Лидия немного ведьма, и это уравнивает шансы на случай, если что-то пойдёт не так. Будто что-то ещё может пойти не так.
Сладковатый запах гниения забивает ноздри каждый раз, когда она поворачивается в салон. Гниения и кладбищенской земли. И холод. Там, снаружи, только-только садится солнце, и она всё ещё чувствует его жар, а здесь так холодно, что она сидит в куртке и пледе, и всё равно никак не может согреться. Иногда она забывается и переводит взгляд с мчащейся навстречу дороги на соседнее сидение.
— Когда-нибудь я найду способ от тебя избавиться, — бормочет Лидия и пару ударов сердца верит, что её никто не услышал. Но потом скашивает глаза, замечает на узких губах мерзкую ухмылку и почти тянется её стереть. Холод останавливает её. Могильный холод между ними, вокруг них, внутри них.
— Ненавижу тебя, — одними губами лжёт Лидия.
Она действительно ненавидит, но не его — себя. За то, как каждый раз мечтает, что он исчезнет из её жизни, за то, как не желает расставаться с ним. За тоску одинокими ночами, за попытки избегать его днём. За неспособность сопротивляться его воле в прошлом, за неспособность убить его в настоящем. За чувства и мысли, которые он пробудил в ней, и от которых она никак не может избавиться. Это не любовь в том виде, в каком описывают в романах, это что-то более глубокое, более низменное, более мистическое. Он был её повелителем, она стала его королевой, он был её проводником, она стала его ведущей. Они всегда будут слишком близки, чтобы не считаться друг с другом. Любить его или ненавидеть — это как любить или ненавидеть половину себя.
Лидия ненавидит его и себя за двоих. А он, видимо, так странно любит.
Она снова переводит взгляд на дорогу, смотрит выше — на небо, пытаясь разглядеть взлетающие и заходящие на посадку самолёты, но в надвигающихся сумерках ей удаётся уловить только пару вспышек маячков на фоне тёмного облака. По бокам от дороги с холмов наползает туман, мешаясь с никогда не оседающей пылью на обочине, и Лидия всматривается в неровные завихрения, пытаясь увидеть в них добрый знак. Пытаясь увидеть хоть что-то.
В машине вместо тумана клубится тишина — та, которую обычно хочется развеять любимыми песнями, разговором или хотя бы треском радиопомех, — но сейчас совсем не тот случай. Это гнетущая тишина, но очень правильная. Могильная. Они мчатся на север в могиле на колёсах. Лидия не озвучивает эту мысль.
Мутный вечерний туман пополам с пылью заканчивается, когда машина въезжает в город. Лидия бездумно накручивает на указательный палец бледно-рыжий локон и смотрит то на стелющийся под колёса асфальт, то на своё отражение в боковом зеркале. Лишь бы не смотреть в ту сторону, откуда тянет холодом. Заднее сидение, как и водительское, наверняка уже пропиталось этим холодом и влажным запахом земли, но это как раз смущает меньше всего. А вот вид мужчины, сидящего за рулём, наверняка способен смутить кого угодно. Лидия морщится, заметив в отражении трещинку на нижней губе — слишком часто прикусывала, сдерживая упрёки, вопросы и брань.
“Поверните налево и остановитесь. Вы приехали”, — говорит навигатор. Машина плавно тормозит, но Лидия продолжает сидеть даже после того, как хлопает водительская дверца, а в стекло с её стороны стучат. Выходить совсем не хочется, хочется сидеть дальше, разглядывать залёгшие под глазами круги, от которых совершенно не спасают остатки лёгкого макияжа, сделанного перед выходом из дома. Давно надо было смыть это всё, но ни косметичку, ни хотя бы влажные салфетки она не взяла, а умывание в туалете на заправке могло привнести в жизнь много новых опасных знакомств.
В стекло снова стучат, и Лидия всё же отводит взгляд от зеркала и упирается им в линялые джинсы и край куртки. Жмурится, потому что взгляд невольно проскальзывает вдоль этого края до пересечения… Когда Лидия снова открывает глаза и встречает собственный взгляд в отражении, тени под глазами видны меньше, потому что у клубничных блондинок слишком тонкая и быстро краснеющая кожа. “К чёрту!” — думает она зло, тянется на заднее сидение за сумочкой и чуть не подпрыгивает, когда в открывшуюся дверь сквозит ещё более сильным холодом. Слишком хорошее воображение и слишком привязчивые ассоциации. Губу, конечно, снова приходится закусить.
— Прошу, — галантно мурлычет он, распахивая перед ней дверь не лучшей в мире забегаловки. Внутри шумно, но терпимо; пахнет мясом, перцем и сыром.
— Я хочу умыться, — слишком резко бросает Лидия, чувствуя, что ещё чуть-чуть, и всё же начнёт на него орать, совсем как вчера, когда он заявился к ней на крыльцо.
Он сдержанно хмыкает, явно не желая её злить, и она уносится в дамскую комнату.
Здесь слишком ярко, и даже в заляпанном зеркале очень хорошо видно, на какое чучело она стала похожа. Коса растрепалась настолько, что больше похожа на мышиное гнездо, на лбу и на скуле пятна от слишком долгого соприкосновения со стеклом, под носом грязная смесь пота, пудры и пыли. Лидия отрывает одно за одним пачку бумажных полотенец и включает воду. Смывает слой за слоем пудру, тени, тушь, остатки помады и карандашей, дневную беготню по лесу, оставленные позади мили, усталость, стресс… Злость. На себя по большей части, на то, что согласилась на эту авантюру.
Когда она выходит в зал — чистая, свежая, причёсанная — Питер уже что-то жуёт под доской с фотографиями и стикерами, и Лидия идёт к нему, привычно собирая шлейф жадных и завистливых взглядов, а в затылке перезванивают тысячи колокольчиков в предвестии нового приступа.
— Взял на твою долю, но если ты не будешь, съем всё, — ухмыляется Питер поверх стакана с колой. И добавляет, поигрывая бровями: — Голоден как волк.
Он него всё ещё немного веет холодом, но это быстро пройдёт. Солнце, движение, горячая еда и немного секса, и Питер снова будет выглядеть так, будто никогда не перешагивал ту зыбкую грань, из-за которой обычно не возвращаются. Но Лидия знает, куда и как смотреть, чтобы видеть, насколько он безумен и как много человеческого оставил по ту сторону. И уже в который раз она испытывает желание либо вытолкнуть его туда, либо вытянуть сюда целиком. Но это невозможно. Не для него.
Лидия косится на подтекающие соусом тако — хрустящие и мягкие, на порцию чили, на три стакана колы, фыркает. Но у бурчащего желудка свои планы, и уже через пятнадцать секунд она мычит от удовольствия, пережёвывая хрустящую тортилью, сладкую кукурузу и острый сочный фарш.
— Угадай, кого я нашёл, пока ты искала в Нарнии салон красоты.
Питер тычет соломинкой от колы вверх, и Лидия судорожно сглатывает, чтобы не подавиться. Знай она его чуть хуже, пошутила бы, что он когда-нибудь её вот так случайно убьёт. Но она знает Питера слишком хорошо, поэтому молчит, пока разглядывает свежий, ещё не залепленный по углам другими, снимок.
Крис сидит за столом, откинувшись на спинку стула так сильно, что кажется, если он ещё чуть-чуть отклонится, передние ножки оторвутся от пола. Средним пальцем левой руки он гладит лохматую царапину на своих джинсах чуть выше колена, в правой — телефон: старая потрёпанная раскладушка, которая только и умеет, что звонить и отправлять текстовые сообщения. В нынешний век высоких технологий именно этот телефон кажется пережитком, но не Крис. Он как холодное оружие, которое никогда не выходит из моды. Крепкий охотничий нож, гибкая шпага, быстрая катана, верный меч. В глазах Криса отражается блеск полированной стали, губы растянуты в узкой как клинок улыбке.
Айзек стоит рядом со столом, едва удерживая поднос с двумя большими тако-наборами, колой и пивом. Весь его вид выражает растерянность, будто он не знает, чем заслужил улыбку, почему Крис смотрит на него без ненависти и боли, зачем они вообще в этой забегаловке. Будто его не устраивает объяснение, что в аэропорту слишком много людей и слишком много чужого внимания, чтобы поесть там. Здесь, в Чино, их столик — единственный, за которым больше одного человека, хотя время наиболее оживлённое — обеденное. И это тоже отражается удивлением на лице Айзека.
Если смотреть между ними, в глубине зала можно заметить холодный голубой отблеск чужих глаз. Глаз оборотня, убивающего тех, кто слабее, тех, кто, в отличие от Айзека и Криса, не может дать отпор, кто не успевает даже заметить опасность, прежде чем та обрушится сверху, из-за поворота, из-под куста... Холодный взгляд убийцы невинных. Даже если поводом остановиться здесь был не этот оборотень, именно он стал причиной того, что они задержались немного дольше, чем нужно, чтобы умять несколько тако.
Должно быть, что-то отражается на её лице, потому что Питер вдруг сгребает недоеденное в пакет, суёт Лидии в руку полный стакан, хватает второй себе, и тянет её прочь из закусочной, распахивает перед неё двери — сначала большую стеклянную, потом маленькую машинную, поддерживает под локоть, пока она устраивается на сидении, почти мгновенно оказывается за рулём и срывается с места так, будто у них на хвосте дьявол.
— Терпи. Пожалуйста, немного потерпи.
Питер гонит, не обращая внимания на цвет светофоров, и они почти успевают: Лидия ещё замечает поверх блокнота приближающийся знак “Подсолнечная через полмили”, а затем её накрывает.
Лидия просыпается, потому что пальцы сводит судорогой. Охает, когда пытается ими пошевелить, и тут же боль уходит, вытянутая Питером. Питер мёртв, напоминает себе Лидия и тут же улыбается мысли, что это никогда ему не мешало. Сведённые ладони медленно расслабляются, возвращается чувствительность. Чужие горячие пальцы массируют ей кисти — от ногтей до запястий и обратно, трут, проминают, греют.
— Спасибо, — шепчет Лидия, и только потом распахивает глаза.
Она всё ещё в машине. Спинка сидения сильно отклонена назад, так что Лидия полулежит. Ноги укутаны чужой курткой. В плечо дышит Питер, неудобно развернувшись боком и упираясь коленом ей в бедро, он же разминает ей ладони.
— Далеко? — спрашивает Лидия, разглядывая вывеску мотеля в нескольких шагах от машины.
— Пока не искал, — так же тихо отвечает Питер. — Машина заглохла, пришлось напрашиваться на трос. Здесь по стоянке уже толкал. Потом отогревал тебя — не есть же холодную.
Лидия фыркает, всё ещё слабая после приступа.
— Как наш груз?
Она пытается повернуть голову, чтобы кивнуть на заднее сидение, но только утыкается носом в пахнущую землёй пегую макушку. Кое-кого не помешает как следует вымыть.
— Лежит, не мотается, есть не просит, в отличие от меня, — ворчит Питер, намекающе кивает в сторону до сих пор плотно закрученного пакет из закусочной.
— Да тебя проще убить, чем прокормить, — язвит она в ответ.
— Замкнутый круг, — разводит руками он, и Лидия наконец отпускает себя, прекращает волноваться о том, чего не в силах изменить, и улыбается.
Они прихватывают еду и рюкзак Лидии и уходят в номер, даже не заперев машину. Если вдруг ночью объявится угонщик, что ж, будет одним угонщиком меньше.
От обогревателя по комнате расползается тепло, и Лидия протягивает к нему ноги, ожидая в продавленном кресле, пока освободится ванная. Когда Питер выходит с полотенцем на голове, от него больше не тянет холодом и пахнет не кладбищем, а отвратительным дешёвым гелем для душа. Кажется, завтра всё же стоит сделать остановку и купить ему всё необходимое. Смену одежды например.
— Даже микроволновка работает? — удивлённо спрашивает Питер, будто не он очаровывал девушку за стойкой. Лидия не удивится, если та придёт среди ночи.
— Работает. Можешь сожрать мою порцию.
— Благодарю за щедрость, — кривится он и кладёт полотенце на табурет, чтобы не садиться на голую поверхность. Будто его тощей волчьей заднице может навредить сотня-другая микробов.
С трубами на удивление тоже всё в порядке, а шампунь и гель у Лидии свои, хотя если поездка продлится дольше трёх дней, придётся пополнять запас — дорожные пузырьки довольно маленькие. Полотенце слишком сильно воняет кондиционером, но другого нет, и Лидия испытывает благодарность за то, что Питер оставил ей большое. Наверное, она действительно уйдёт в отдельную спальню с узкой кроватью и оставит ему шанс хорошенько отодрать регистраторшу. Сама она сейчас хочет только доползти до кровати и упасть.
Впрочем, этот план катится в тартарары, потому что на выходе из ванны Питер подхватывает её на руки, относит на кровать, укутывает вместо полотенца в одеяло и исчезает из номера, прихватив их одежду — видимо, стирать. Лидия засыпает, так и не дождавшись его возвращения.
Под утро Лидии снится кошмар: она домохозяйка в розовом домике с аккуратной лужайкой и симпатичным садиком на заднем дворе; у неё муж, похожий на выхолощенного Кена с рекламного плаката, и круглые розовые мячики в оборочках в качестве детей. Единственной надеждой на спасение из этого ужаса становится задняя калитка, выходящая к лесу, где, как Лидия точно знает, водятся волки. Большие серые твари с огромными зубами и холодными мокрыми носами. От прикосновения такого носа она и просыпается.
— Доброе утро, моя королева.
Облизанной руке холодно, а глаза Питера смеются. На его лице довольное выражение нагулявшегося кобеля, но стопка чистой одежды на тумбочке у кровати и аромат кофе слишком хороши, чтобы цепляться к тому, где и с кем Питер провёл ночь.
— Проложи на своей безделушке маршрут до Хэмфриса во Фресно. Я починил машину. И сбегал в круглосуточный гипер.
Лидия слушает краем уха, прокручивая в браузере новости. “Двое путешественников спугнули йети/гризли/росомаху/маньяка, промышлявшего в мирном калифорнийском городке”; “В городах участились случаи нападения на людей животными, изъятыми из естественной среды обитания”; “Людоед вышел на тропу войны”. Пока она пытается одновременно понять, что это может быть за существо, кроме оборотня, и как именно Питер “сбегал” за пять миль до магазина, буквы размываются, кофе приобретает вкус тины и песка, а в ушах снова начинает звенеть.
В себя Лидия приходит от успокаивающего шёпота. В объятиях позавчерашнего мертвеца слишком тепло и уютно, но пока он держит её так, реальность не пытается ускользнуть, хотя, казалось бы, должно быть наоборот.
— Как сбегал? — задаёт она самый простой вопрос из крутящихся на языке, но вместо ответа получает тёплый сухой поцелуй в висок и обещание потом обязательно показать.
Из мотеля они выезжают через двадцать минут. Ровный голос навигатора обещает, что поездка будет недолгой и приятной.
В салоне всё ещё стыло, но запах земли наконец-то заглушают закреплённые по салону пучки быстросохнущих свежих — Питер везде успел за ночь и утро — трав и использованные в рисунках минеральные красители. Сегодня Лидия гораздо чаще оглядывается назад, чтобы проверить, не свалились ли сумка и рюкзак, и лишний раз убедиться в реальности того, ради чего они едут следом за Крисом и Айзеком.
— Не крутись, — одёргивает её Питер, когда они сворачивают с двести десятого. — И переоденься.
Лидия заглядывает в пакет с вещами и с возмущением отстраняет его от себя.
— Мне сказать, что я хочу любоваться на твои прекрасные ноги, потому что это лучшее зрелище в мире? Или ты включишь мозги и поймёшь, что я не просто так выбрал это дерьмо для женщины с лучшим в мире вкусом в одежде?
Выругавшись под нос, Лидия сдвигает сидение назад и переодевается в костюм, который только с большой натяжкой можно принять не за одежду для ролевых игр. На дне пакета обнаруживается пиджак для Питера, и она перекладывает из бардачка в его карманы кучу мелочей и кое что, за что их обоих посадят.
— Ты же в курсе, что выдавать себя за сотрудника ФБР — преступление? — задаёт она риторический вопрос. — Если они пробьют номер по базе…
— Оно настоящее, — самодовольно ухмыляется Питер, и до самого участка ошарашенная Лидия сидит молча и изучает “настоящее удостоверение сотрудника ФБР” на имя Питера Хэйла. В основном ей хочется знать, как в ФБР воспринимают то, что он периодически умирает.
В участке кипит жизнь. Возможно, впервые за несколько лет. Их появление воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Даже удостоверение Питера если кто и проверяет, то делает это не сразу и не у них на виду. Шериф пару минут лебезит, а затем проводит их в зал, где находится всё, что им нужно.
Грязные воды Санта-Клары скрывают в себе множество старых коряг, остовов машин и людских скелетов. Но не все скелеты старые, некоторые упакованы во вполне свежее мясо, спрятанное под модными куртками, в карманах которых до сих пор не до конца размокли яркие флаеры ночного клуба. Фотографии извлечённых из реки трупов в местной газете милосердно размыты, но в развешанных на доске в участке — никакой цензуры. Как и на записях с камер наблюдения и съёмке водолазных работ.
Лидия смотрит на монитор через плечо Питера вовсе не потому, что ей страшно или противно, а потому что местный шериф — сексист и мудак, и она буквально чувствует на себе его липкий взгляд. Она уже сто раз пожалела, что сменила джинсы на юбку, непривычно узкую и слишком короткую для делового стиля. Это неудобство отвлекает от происходящего на экране ровно до тех пор, пока у моста не тормозит знакомая машина, и из неё не выходят две не менее знакомые фигуры.
Если верить местным бродягам, в реке живут прекрасные девы и ужасные чудовища. Впрочем, гораздо более вероятно, что это одно и то же. Крис привык сначала проверять, а потом соваться, и, скорее всего, только его выдержка спасает Айзека, рванувшего к излучине в погоне за бледной тенью. Выдержка и “поводок”, на котором Крис держит непослушного горячего юнца, так до сих пор и не привыкшего к тому, кого сам назвал своей стаей.
Крупная фигура появляется уже у моста, но её плохо видно против солнца, да и длится это всего несколько мгновений, а затем фигура странно изгибается и ныряет в кусты, чтобы через несколько секунд полностью исчезнуть из кадра. Крис опускает ружьё, перегибается через перила, машет Айзеку, чтобы подошёл, и тот послушно склоняется рядом. У края изображения шевелятся ветки, но нельзя точно сказать, вернулось ли это сбежавшее ранее существо, или просто ветер усилился.
— Одиннадцать тел разной степени разложения. Фрагменты скелетов. Остальное растащили звери или смыло течением, — комментирует детектив далёким от вежливости тоном. — Собаки прошли по следу до конца зарослей, а потом оно будто сквозь землю провалилось. Или взлетело.
Питер качает головой, отходит переговорить с помощником шерифа, пока Лидия во второй раз “наслаждается” видео. Из знакомых ей существ так могла бы изогнуться только змея, но Лидия не помнит, чтобы в американском разделе бестиария упоминались ламии.
— Мне не нравится, как на него среагировал Айзек, — говорит Питер, когда они наконец выходят из участка. — Нам придётся проверить на месте.
Он явно недоговаривает, но Лидия давно привыкла к тому, что Питер не говорит того, в чём не уверен. Она молча кивает, поддерживая избранный для общения с местными властями образ, и плюхается на пассажирское сидение. В машине прохладно и можно наконец нормально дышать, не опасаясь обжечь лёгкие.
У моста Питер тормозит ровно в том же месте, где до того останавливался Крис. Лидия не может не оценить позицию: дорога просматривается во все стороны, отлично видно и реку, и поднимающиеся по откосу заросли. Лучше всего, конечно, выделяется жёлтая лента, отгораживающая часть берега и тропку в кустарнике — скорее всего, путь удирания “опасного хищника”. Питер подходит к началу этой тропинки и несколько мгновений принюхивается — Лидия видит, как раздуваются ноздри. Когда Питер возвращается — гораздо медленнее, чем шёл туда, и постоянно будто пытаясь обернуться, — на его лице весьма забавное озадаченное выражение.
— Поехали отсюда, пока я могу сдерживаться, — говорит он, оттесняя её к машине.
Сев сам, на пару секунд наклоняется к ней и зарывается носом в основание шеи. Дыхание обжигает, но когда Питер отстраняется, он выглядит чуть менее взволнованным.
— Теперь мне очень хочется выяснить, как Крису удалось удержать щенка. Конечно, все придурки, разбежавшиеся от Дерека, достаточно сильны сами по себе, но даже мне с трудом удалось вернуться к тебе, и не последнюю роль тут играет то, что я всё ещё одной ногой в могиле.
Лидия недоверчиво вскидывает брови — она были уверена, что Питер переспал с той симпатяшкой из мотеля, чтобы окончательно закрепиться по эту сторону, иначе с чего это довольное выражение морды утром.
— Что это? — спрашивает она нужное вместо желаемого.
— Сирена. Как верно заметил детектив, она проломилась сквозь кусты, разделяя оборотня и человека, а когда поняла, что обычная тактика не сработала, просто взлетела с места, — отвечает Питер, но это совершенно ничего не проясняет.
— Мне из тебя клещами информацию тянуть?
— Рыба в воде, птица в воздухе, женщина на земле. Большую часть времени безобидна, пока не решает отложить яйца. Судя по разбросу возраста останков, это как минимум третье поколение. Чаще всего дурит одиноких прохожих особой частоты зовом и феромонами; запах весьма силён — даже спустя столько времени я чуть с ума не сошёл от желания последовать за ним. Будем надеяться, что она здесь одна, потому что сирены плевать хотели на правила и кодексы.
Википедия даёт Лидии смесь легенд о божественном происхождении сирен и несколько смежных тем. Так и подмывает уточнить, действительно ли русалки существуют, но единственного взгляда на закаменевшую челюсть Питера хватает, чтобы отпало желание его подкалывать. Вместо этого Лидия сверяется с картой и понимает, что они едут не в ту сторону.
— Разве мы не обратно в участок?
— Нет. Закусочная из твоего видения. Надо проверить. Если они разобрались с сиреной, там наверняка будет знак. В крайнем случае обнаружим хоть какую-то зацепку, — заканчивает объяснять Питер, тормозя под яркой полосатой вывеской.
Внутри пахнет очень похоже на то место, где они разглядывали фото Криса и Айзека вчера, разве что вместо кукурузного аромата лепёшек для тако здесь сладковатый запах бургерных булочек и кунжута. А вместо старомодной доски для фото — плоский экран с открытой страницей инстаграма.
За пару минут, что она проматывала снимки и видео последних дней, Питер забросал кассира названиями из меню и теперь оборачивается к Лидии, но есть здесь ей не хочется.
— Чай, — с вежливой улыбкой говорит она кассиру, и уточняет: — Зелёный.
Отходит, чтобы выбрать удобный столик из свободных и более-менее чистых. Ловит на себе несколько любопытных и чуть раздражённых взглядов — видимо, в связи с новостями, здесь теперь останавливается слишком много народа. Любопытствующих.
— Садись сюда, красотка. И охрану свою прихвати, — негромко говорит неопределённого возраста женщина за угловым столиком. За её спиной пляшет изменчивая тень, и Лидия согласно кивает и присаживается на свободный стул. Машет Питеру, у которого опять гора еды на подносе.
Некоторое время женщина, игнорируя их любопытные взгляды, молча наблюдает, как Питер поглощает содержимое подноса.
— Мне казалось, после союза охотника и оборотня меня уже ничто не удивит, — нарушает она молчание, когда Питер приканчивает второй бургер. — Рада, что это ещё возможно.
Самодовольная ухмылка Питера раздражает уже до такой степени, что Лидия готова саморучно прирезать его и сжечь сразу по выезду из города. Или скормить первой попавшейся нечисти, которая сможет с ним справиться. Да хотя бы той же сирене, если посчастливится с ней встретиться.
— Если вы здесь из-за сирены, то вы опоздали: те двое мальчишек разобрались с этой сукой, а мои ребята нашли кладку. Пять поколений жили под этой тварью, теперь можно вздохнуть спокойно.
Женщина вздыхает полной грудью в поддержку собственных слов, а Лидия снова пытается понять, сколько же ей лет.
— Вы из Бикон Хиллз? Насколько я помню, именно туда уехала Лоррейн. Ты же её дочка? Или уже внучка? Такая же красавица.
Лидия не знает, пугаться ей или чувствовать себя польщёной. Пока она решает, что выбрать, Питер отвечает за неё.
— Ну что вы, мэм. Сирена нас интересует постольку поскольку. А вот охотник и оборотень кое-что забыли, когда уехали, и нам бы очень хотелось догнать их по…
Женщина хмуро смотрит на внезапно утратившего дар речи Питера.
— Когда мне захочется послушать, как мужчина лжёт, я пойду к местному шерифу, — усмехается она и снова поворачивается к Лидии. — Итак?
— Как ни странно, сейчас он не сказал ни слова неправды. Нам действительно важно догнать тех двоих. А для них это важнее, чем для нас, хотя они ещё и не знают об этом.
Очередной внимательный взгляд Лидия выдерживает, цепляясь за гордость и клубящуюся силу внутри.
— Они выбирали между Майами и Монреалем, — наконец сообщает женщина. — Но в любом случае собирались сначала в Альбукерке, хотя волчонок поначалу, как все дети, хотел в Лас Вегас.
До Альбукерке — больше десяти часов дороги. Гористой пустыни. Пустынных гор. Лидия думает, что надо запастись водой, музыкой и терпением, и только уже выйдя из закусочной и взявшись за ручку на дверце машины, вспоминает о холодной пустоте на заднем сидении. Никакой музыки? От тихого голоса Лидия дёргается и больно стукается шеей о верхний край проёма.
— Лидия?
Бледная тень Эллисон, раскрашенная как мексиканская Муэрта и увешанная венками и букетами, полулежит на заднем сидении, уже значительно меньше напоминая свежий труп. Плед, которым она была укрыта предыдущие сутки, скомкан у неё в ногах, и синеватые лунки ногтей кажутся продолжением его рисунка.
— Почему? — всё так же тихо спрашивает Эллисон, и Лидия закусывает губу, сдерживая рвущийся наружу крик: Эллисон слишком сильно по ту сторону, но теперь сущность банши не разбирает, ещё это или уже, и жаждет оповестить о близкой смерти всех вокруг.
Шлепок чуть выше края неудобной юбки возвращает Лидии контроль, пусть и очень злит.
— Случайно вышло, — говорит Питер, просунув голову в салон, и пока Эллисон невидяще оборачивается на звук, обходит машину и усаживается на водительское место. — Выбираюсь я с того света, смотрю: ты. Дай, думаю, прихвачу, а то Крис, небось, расстроился. Вот только не рассчитал, что я-то оборотень, а ты всего лишь хлипкая девчонка, так что очухиваться тебе сложнее и дольше. Крови не хочется?
Глаза Эллисон на мгновение вспыхивают, и Лидия съёживается на сидении при мысли, что Питер вытащил в мир вампира, но потом понимает выражение лица Эллисон. Это лишь слабый отблеск того раздражения, которое появляется на лице каждого, кто общался с Питером дольше минуты, но это — заново пробуждающиеся эмоции, а не потусторонняя кровавая жажда.
— Хочешь чего-нибудь? — спрашивает она. — Пить? Есть?
— Пить, — чуть подумав, отвечает Эллисон, и Лидия открывает и протягивает назад на треть полную бутылку с водой.
Пьёт Эллисон медленно, давясь и проливая часть на себя, но допивает до конца. И только когда она протягивает пустую бутылку обратно, Питер трогает машину.
— Посидите в машине, пока я закуплюсь, — говорит он и указывает на возвышающийся тотемный столб гипермаркета. — Калифорнийцы люди толерантные, но вряд ли вам хочется, чтобы вся сеть ещё до вечера была завалена фотографиями нашей мёртвой невесты.
Лидия согласно кивает, Эллисон молча подтягивает плед до груди и принимается разглядывать рисунок на собственных руках, будто это самое интересное, что есть в мире. Впрочем, в данный момент, для неё наверняка так и есть. Похоже, пока что её, к облегчению Лидии, не волнует, ни что будет дальше, ни куда они вообще едут.
Судя по содержимому тележки, выкаченной Питером на парковку, останавливаться на ночь он больше не собирается. Или даже вообще не собирается останавливаться, хотя Лидия бы посмотрела, как он грызёт окорок прямо за рулём.
Лидия почти задрёмывает от однообразного пейзажа, но машина глохнет посреди очередного поворота, и Питер выходит из неё и откатывает назад до ближайшего кармана.
— Начало-ось, — тянет он, недовольно косясь на Эллисон, и скручивает из травинок, цветных кожаных ремешков и носового платка лохматое подобие ведьминского мешочка. Протягивает Лидии его и вытащенный из кармана блокнот. — Держи левой рукой и читай вслух. Трижды.
— Что это?
— Брачная клятва, — язвит Питер, поигрывая бровями. Потом серьёзнеет. — Два чересчур активных мертвеца убивают технику вдвое быстрее, чем один. Это снизит воздействие. Только поешь потом: в бардачке шоколадка.
Лидия морщится, сжимает в ладони мягкий комок, читает по бумажке, с каждым повтором чувствуя себя всё более сонной.
Пока Лидия роется в бардачке, Питер выходит из машины, поднимает капот и делает вид, что пытается разобраться с двигателем. Лидия мельком удивляется, что работает смартфон. На Эллисон она старается лишний раз не смотреть — от вида до сих пор синеватых губ на бледном лице слишком хочется орать. Смотреть на Питера гораздо приятнее. Погоня придаёт его лицу ещё более хищное выражение, а щетина оттеняет глаза, и те кажутся синее обычного. Он выныривает из-под капота, стирает перепачканными руками пот, и Лидия усмехается: смазанные чёрные полосы придают ему вид механика из порно, а расстёгнутая до середины груди рубашка завершает этот образ.
Шоколадку Питеру приходится разворачивать для неё самостоятельно — настолько Лидия слаба.
— Прости, что из-за меня тебе приходится… — начинает Эллисон, но затихает под резким взглядом Питера.
Лидии хочется сказать ей, что она-то точно в этом не виновата, что Питер Хэйл — коварный мудак, ходящий через границу жизни и смерти как через порог собственной комнаты, и что она, Лидия, счастлива, что в этот раз он вернулся с той стороны не один, но во рту слишком много шоколада, и её хватает только на то, чтобы протянуть назад руку и сжать ледяную ладонь Эллисон в своей.
С “ведьминским мешочком” под капотом машина несколько раз чихает, но заводится, и следующие несколько часов Лидия спокойно дремлет, сидя вполоборота и периодически проверяя, что Питер не собирается направить машину мимо дороги. Едут они гораздо медленее, чем ей хотелось бы, но спорить с водителем, гораздо лучше разбирающимся, с какой скоростью можно водить на второй день после возвращения из мёртвых, тем более, когда этот водитель — Питер Хэйл, нет уж, увольте.
До Альбукерке они не добираются. После заката двигатель снова глохнет — за несколько ярдов до мотеля, рядом с которым, как выясняется, припаркован внедорожник Криса. Очень вовремя: Лидии кажется, что последние несколько миль это её силы бились под капотом вместо лошадиных, толкая машину вперёд, и теперь она настолько измотана, что несмотря на зверское желание отлипнуть от сидения и пройтись пешком, не может даже шевельнуться, чтобы отстегнуть ремень.
Когда Питер тянется через сидение и дёргает вверх рычаг ручника, фиксируя колёса, дверь ближайшего номера распахивается и оттуда прыжком вылетает взъерошенный Айзек. Но тормозит, не достигнув машины, и плюхается на колени, мотая головой, будто со всего маху врезался в стену. Вышедший следом Крис обманчиво-расслабленно придерживает у бедра дробовик.
— Ты же сдох, — нервно усмехается он минутой позже, после того как убеждается, что Питер ему не привиделся.
— В моём случае это скорее временное затруднение, чем конечное состояние, — отзеркаливает усмешку Питер. — “Мёртв” и “жив” для меня такие же изменчивые понятия, как твои планы. Кстати, что случилось с путешествием по Европе?
— Да как-то… Сначала омега в Чино, потом какая-то пернатая тварь в Хэмфрисе, свихнувшийся друид в Уильямсе… — перечислял Крис, медленно обходя машину и силясь разглядеть в неровном свете единственного фонаря на парковке, кто настолько безумен, чтобы составить компанию Питеру Хэйлу. — Да и перелёт с Восточного побережья стоит дешевле. Здравствуй, Лидия.
— Привет, — отзывается она, глядя не на него, а на всё ещё сидящего на асфальте Айзека. — Ты правильно понимаешь: мы не просто так за вами ехали. — И добавляет едва слышным шёпотом: — Иди сюда, Айзек, помоги ей выбраться из машины.
Тот резко поднимается и наконец подходит, пошатываясь как пьяный. Даже со своего места Лидия видит, как блестят у Айзека глаза, и это не имеет ничего общего с оборотническим блеском.
— Крис, положи оружие, пока не случилось чего, — быстро просит Питер, и что-то в его тоне заставляет Криса отнестись к просьбе серьёзно и отпустить дробовик ровно в тот момент, когда Айзек открывает заднюю дверь. Тот, окончательно одуревший от увиденного, протягивает внутрь руку и замирает, затаив дыхание.
Лидии надоедает пафосность момента, и она в раздражении выдыхает: “Питер, блядь! Вынь меня отсюда!” И выходит так, что с Эллисон они покидают машину одновременно, хоть и с разных сторон.
При виде Эллисон Крис мрачнеет и слепо нашаривает на капоте дробовик, но Питер не дурак, и дробовик уже давно в машине — на переднем сидении, вместо Лидии. Айзек снова стоит на коленях, обцеловывая ледяные руки своей воскресшей любви, а Лидия мечтает только о том, чтобы Питер, как вчера, донёс её до постели и закутал в одеяло.
— Ублюдок, — цедит Крис, и ни у кого нет сомнения в том, кого он имеет в виду. — Что ты сделал?
— Не стоит благодарности, — ехидно отвечает Питер. — Пара дней хорошего питания и секса, и твоя дочь станет живее всех живых. Что у вас, охотников, за дурная привычка закапывать любимых после лёгкого ранения?
Крис не отвечает, только тяжело размеренно дышит, борясь с яростью и неверием. Эти чувства Лидия понимает как никто другой — сама недавно так же смотрела на своё личное язвительное проклятие. И только Айзеку всё по барабану, потому что Эллисон от его лобзаний и впрямь оживает до такой степени, что тянет его вверх и впивается в губы поцелуем, в котором голода и жажды жизни примерно пополам с возбуждением. Интересно, они с Питером прошлым утром так же выглядели со стороны?
Питер запускает руку под капот, вынимает тлеющий амулет, распарывает вытянувшимся когтем, и Лидии кажется, будто это её распарывает коготь, и она кричит-кричит-кричит накрывшему её рот губами Питеру в горло, а потом мешочек вспыхивает и осыпается пеплом и всё заканчивается, только Крис устало трёт лоб, переводя взгляд с одной обнимающейся пары на другую.
Утром Лидия смутно помнит, как Питер всё же отнёс её на руках до кровати и держал за руку, сидя на краю и объясняя Крису, почему тому следует оплатить номер ещё на несколько суток, а самому съездить проветриться. Ещё более смутно помнит ощущение горячего тела рядом с собой и мягкие объятия. Что снилось — не помнит совершенно, но это не кажется важным. Не теперь.
— Предлагаю свалить не прощаясь. Если выдвинемся сейчас, к вечеру будем дома, — шепчет Питер ей на ухо. Горячо, щекотно. Возбуждающе. Хмыкает, уловив, как изменился ритм её сердца и запах. Меняет предложение: — Или можем последовать их примеру.
От его тона на мгновение замирает дыхание, по телу прокатывается горячая волна, соски покалывает, но Лидия стряхивает это наваждение, скатывается с кровати и идёт в ванную. Горячий душ, завтрак, и домой.
— Тебе надо восстановить силы, — говорит Питер, бесцеремонно вошедший следом, когда Лидия уже забралась под душ. — Я лишь предлагаю выбор между приятной компанией в удобной постели и сном на узком заднем сидении в машине, пропахшей кладбищем и аптекой.
С минуту Лидия раздумывает, подставив голову под бьющие струи, и затем высовывает руку за занавеску, вцепляется Питеру в плечо и тянет к себе.
— Первое, — отвечает она серьёзно. В конце концов, их отношения настолько безумны, что она сама удивляется, почему они до сих пор не переспали. Хотя, конечно, когда все вокруг уверены в обратном, это довольно забавно.
Спустя полчаса он выжигает своими поцелуями из неё последние сомнения вместе с любыми мыслями вообще, а ещё через два часа этот козёл с пошлой улыбочкой выставляет её суккубом, логично обосновывая, что все её отношения с оборотнями после пробуждения собственных способностей были спровоцированы естественным желанием “подпитаться” от сильного партнёра, и что вообще-то изначально этим партнёром должен был стать тот, кто эти самые способности пробудил. То есть, он.
— Но я не в обиде, — замечает Питер прохладно. — В конце концов, я был мёртв, потом вёл себя как мудак, потом пытался всех убить, потом снова был мёртв… Просто чудо, что ты не убила меня на месте, когда я объявился у тебя на пороге. Несмотря на Эллисон.
Она бы с радостью убила его сейчас, если бы была уверена, что на этот раз это навсегда. Иначе это будет похоже на безумный мистический флирт, а этой стадией их отношений Лидия сыта по горло.
— Я хочу есть и домой, — невпопад отвечает она, но ей кажется, что он прекрасно её понял.
Они сдают ключи и уезжают, даже не думая постучаться к Айзеку и Эллисон, чтобы попрощаться. Едят уже в машине. Лидия, одетая в привычные джинсы и запасную рубашку Питера, собирает волосы под косынку, чтобы не лезли в еду, и сооружает из накупленных вчера запасов сэндвичи. Запивают они их холодным чаем и колой.
После короткой остановки на заправке Лидия кое-что вспоминает.
— Ты хотел мне что-то показать.
Он бросает взгляд на навигатор, кивает.
— Через несколько миль.
Когда он наконец сворачивает в какое-то ущелье, Лидия от нетерпения уже как на иголках. Машина съезжает с дороги, почти притирается к камням и кустам; Питер глушит мотор, выходит и манит Лидию за собой.
Выбраться можно только через водительскую дверь, и она, чертыхаясь, вылезает, чуть не потеряв кроссовок. Питер медленно раздевается.
— Это я сегодня уже видела, — хмыкает Лидия.
— Понравилось?
— Ещё не решила.
— Надо было задержаться подольше, — мурлычет Питер, стаскивает с себя бельё и носки, бросает поверх штанов и перекидывается.
Конечно, Лидия ожидала чего-то подобного — зачем ещё оборотень станет в кустах раздеваться. И горящий синим взгляд ей вполне знаком. А вот ткнувшийся в ладонь мокрый нос уже совершенно лишний.
— Питер!
Волк пятится, садится на хвост и раскрывает пасть в абсолютно похабной улыбке. И только тогда до Лидии наконец доходит.
— Ты! Это же!.. Ты же!..
Волк вываливает язык, будто насмехаясь, падает набок, перекатывается, показывая светлое брюхо, вскакивает и снова тычется Лидии носом в ладонь, прежде чем стать человеком.
— Но предупреждаю: никаких ошейников, кроме парных.
— Питер, блядь!
Он расплывается в довольной ухмылке и тянется её поцеловать, но Лидия уворачивается, слишком взбудораженная, чтобы…
— Ты хочешь сказать, что Дерек перемудрил со своим саморазвитием? — наконец находит она нужную формулировку.
— Ни в коем случае. Просто моё саморазвитие не предполагает благотворительности, самопожертвования и прочей чуши, которой вы так старательно забиваете себе головы, — перечисляет он презрительно, натягивая одежду. — Например, моё дао позволяет мне не волноваться о том, что я во время сборов поленился искать твой бумажник, и он остался где-то в мотеле.
— Мой… Что?!
Вот теперь Лидию будто прорывает. Она презрительно щурится и сквозь зубы цедит всё то, что всю дорогу туда держала в себе. Всё, что имеет сказать этому наглому лживому мудаку, думающему и заботящемуся только о себе. Психопату, одержимому безумными идеями. Полному моральному уроду и вшивой псине.
В себя она приходит, заметив, как смотрит на неё Питер. Будто она не поливает его грязью, а танцует стриптиз, но так, без огонька, скучновато. Вот же ублюдок!
Лидия знает, как сейчас выглядит: глаза сверкают сквозь почти сомкнутые ресницы, губы припухли от того, что она снова пыталась, честно пыталась не орать на Питера, волосы растрепались из-под косынки и торчат в разные стороны — настоящая ведьма. Она замечает оценивающий взгляд, брошенный ей на грудь, гда наверняка снова расстегнулась пуговица на рубашке, и от этого вдруг не злится ещё сильнее, а наоборот — смеётся прямо в лицо Питеру. Тот переводит взгляд выше, озадаченно приподнимает бровь, но его губы больше не кривятся и не поджимаются в выражении "как вы все меня заебали". Глаза мерцают голубым, но не опасно, а весело, и в это мгновение Лидия готова простить ему и забытый в мотеле бумажник, и лишние сутки, которые они проведут из-за этого в дороге.
— Там почти не осталось налички, а остальное я ещё вчера переложил в тайник. Если ты закончила, можешь набрать Крису и попросить его поискать бумажник под кроватью.
— Прости, я…
— Перенервничала? Устала? Ненавидишь меня?
С каждым словом он перетекает на шаг ближе, и в итоге оказывается нос к носу с ней.
— Влюбилась в мудака, морального урода, психопата и эгоиста? — выдыхает он ей в губы, и её снова, как утром, пронзает волна возбуждения.
— Во вшивую псину, — шепчет она и кладёт руки ему на плечи.
Питер рычит, подхватывает её и усаживает на пыльный капот. Они наконец целуются.
Сорок минут спустя Лидия решительно сбрасывает Крису просьбу поискать бумажник, закутывается в плед на заднем сидении и открывает на смартфоне бестиарий. В конце концов, теперь ей надо немного больше знать о полном превращении оборотней.
Они въезжают в Бикон Хиллз с первыми лучами рассвета. Трудно поверить, что они уехали отсюда меньше трёх дней назад. Слишком много всего произошло за это время.
Дома спокойно и безопасно. Тишину нарушает только их с Питером шёпот и шум льющейся воды. В конце концов стихают и эти звуки. Лидия проходит к холодильнику, вынимает бекон, яйца и молоко, раздумывая, приготовить завтрак только себе или на двоих, и подпрыгивает от звяканья пришедшего сообщения. От Криса.
“Нашёл. Завезу”, — читает она и снова вздрагивает от резкого звука.
Второе сообщение ещё короче первого.
“Спасибо”
Название: Вопрос жизни и жизни
Артер: MeduZZa13
Автор: greenmusik
Бета: marina33
Пейринг: Лидия/Питер
Жанр: мистика, романтика
Рейтинг: R
Размер: 6,2k слов
Саммари: Когда вы просыпаетесь за сотни миль от дома в машине, которую ведёт мертвец, главное — проверить, что вы взяли достаточно сменной одежды.
Предупреждения: AU, OOC, нездоровые отношения
Комментарии: эта история - целиком и полностью основана на реальных событиях. Все повороты сюжета, отсылки к другим произведениям, упоминания мест и персонажей абсолютно неслучайны. Простите, что мало.
Она всего лишь скромная девушка, едущая на машине по одной из множества дорог Западного побережья. Встрёпанные волосы, пухлый капризный рот, глазищи и громкий голос — вот и всё её достояние. Джинсы, короткая куртка и свежий маникюр — вся её защита. А ещё Лидия немного ведьма, и это уравнивает шансы на случай, если что-то пойдёт не так. Будто что-то ещё может пойти не так.
Сладковатый запах гниения забивает ноздри каждый раз, когда она поворачивается в салон. Гниения и кладбищенской земли. И холод. Там, снаружи, только-только садится солнце, и она всё ещё чувствует его жар, а здесь так холодно, что она сидит в куртке и пледе, и всё равно никак не может согреться. Иногда она забывается и переводит взгляд с мчащейся навстречу дороги на соседнее сидение.
— Когда-нибудь я найду способ от тебя избавиться, — бормочет Лидия и пару ударов сердца верит, что её никто не услышал. Но потом скашивает глаза, замечает на узких губах мерзкую ухмылку и почти тянется её стереть. Холод останавливает её. Могильный холод между ними, вокруг них, внутри них.
— Ненавижу тебя, — одними губами лжёт Лидия.
Она действительно ненавидит, но не его — себя. За то, как каждый раз мечтает, что он исчезнет из её жизни, за то, как не желает расставаться с ним. За тоску одинокими ночами, за попытки избегать его днём. За неспособность сопротивляться его воле в прошлом, за неспособность убить его в настоящем. За чувства и мысли, которые он пробудил в ней, и от которых она никак не может избавиться. Это не любовь в том виде, в каком описывают в романах, это что-то более глубокое, более низменное, более мистическое. Он был её повелителем, она стала его королевой, он был её проводником, она стала его ведущей. Они всегда будут слишком близки, чтобы не считаться друг с другом. Любить его или ненавидеть — это как любить или ненавидеть половину себя.
Лидия ненавидит его и себя за двоих. А он, видимо, так странно любит.
Она снова переводит взгляд на дорогу, смотрит выше — на небо, пытаясь разглядеть взлетающие и заходящие на посадку самолёты, но в надвигающихся сумерках ей удаётся уловить только пару вспышек маячков на фоне тёмного облака. По бокам от дороги с холмов наползает туман, мешаясь с никогда не оседающей пылью на обочине, и Лидия всматривается в неровные завихрения, пытаясь увидеть в них добрый знак. Пытаясь увидеть хоть что-то.
В машине вместо тумана клубится тишина — та, которую обычно хочется развеять любимыми песнями, разговором или хотя бы треском радиопомех, — но сейчас совсем не тот случай. Это гнетущая тишина, но очень правильная. Могильная. Они мчатся на север в могиле на колёсах. Лидия не озвучивает эту мысль.
 |
Мутный вечерний туман пополам с пылью заканчивается, когда машина въезжает в город. Лидия бездумно накручивает на указательный палец бледно-рыжий локон и смотрит то на стелющийся под колёса асфальт, то на своё отражение в боковом зеркале. Лишь бы не смотреть в ту сторону, откуда тянет холодом. Заднее сидение, как и водительское, наверняка уже пропиталось этим холодом и влажным запахом земли, но это как раз смущает меньше всего. А вот вид мужчины, сидящего за рулём, наверняка способен смутить кого угодно. Лидия морщится, заметив в отражении трещинку на нижней губе — слишком часто прикусывала, сдерживая упрёки, вопросы и брань.
“Поверните налево и остановитесь. Вы приехали”, — говорит навигатор. Машина плавно тормозит, но Лидия продолжает сидеть даже после того, как хлопает водительская дверца, а в стекло с её стороны стучат. Выходить совсем не хочется, хочется сидеть дальше, разглядывать залёгшие под глазами круги, от которых совершенно не спасают остатки лёгкого макияжа, сделанного перед выходом из дома. Давно надо было смыть это всё, но ни косметичку, ни хотя бы влажные салфетки она не взяла, а умывание в туалете на заправке могло привнести в жизнь много новых опасных знакомств.
В стекло снова стучат, и Лидия всё же отводит взгляд от зеркала и упирается им в линялые джинсы и край куртки. Жмурится, потому что взгляд невольно проскальзывает вдоль этого края до пересечения… Когда Лидия снова открывает глаза и встречает собственный взгляд в отражении, тени под глазами видны меньше, потому что у клубничных блондинок слишком тонкая и быстро краснеющая кожа. “К чёрту!” — думает она зло, тянется на заднее сидение за сумочкой и чуть не подпрыгивает, когда в открывшуюся дверь сквозит ещё более сильным холодом. Слишком хорошее воображение и слишком привязчивые ассоциации. Губу, конечно, снова приходится закусить.
— Прошу, — галантно мурлычет он, распахивая перед ней дверь не лучшей в мире забегаловки. Внутри шумно, но терпимо; пахнет мясом, перцем и сыром.
— Я хочу умыться, — слишком резко бросает Лидия, чувствуя, что ещё чуть-чуть, и всё же начнёт на него орать, совсем как вчера, когда он заявился к ней на крыльцо.
Он сдержанно хмыкает, явно не желая её злить, и она уносится в дамскую комнату.
Здесь слишком ярко, и даже в заляпанном зеркале очень хорошо видно, на какое чучело она стала похожа. Коса растрепалась настолько, что больше похожа на мышиное гнездо, на лбу и на скуле пятна от слишком долгого соприкосновения со стеклом, под носом грязная смесь пота, пудры и пыли. Лидия отрывает одно за одним пачку бумажных полотенец и включает воду. Смывает слой за слоем пудру, тени, тушь, остатки помады и карандашей, дневную беготню по лесу, оставленные позади мили, усталость, стресс… Злость. На себя по большей части, на то, что согласилась на эту авантюру.
Когда она выходит в зал — чистая, свежая, причёсанная — Питер уже что-то жуёт под доской с фотографиями и стикерами, и Лидия идёт к нему, привычно собирая шлейф жадных и завистливых взглядов, а в затылке перезванивают тысячи колокольчиков в предвестии нового приступа.
— Взял на твою долю, но если ты не будешь, съем всё, — ухмыляется Питер поверх стакана с колой. И добавляет, поигрывая бровями: — Голоден как волк.
Он него всё ещё немного веет холодом, но это быстро пройдёт. Солнце, движение, горячая еда и немного секса, и Питер снова будет выглядеть так, будто никогда не перешагивал ту зыбкую грань, из-за которой обычно не возвращаются. Но Лидия знает, куда и как смотреть, чтобы видеть, насколько он безумен и как много человеческого оставил по ту сторону. И уже в который раз она испытывает желание либо вытолкнуть его туда, либо вытянуть сюда целиком. Но это невозможно. Не для него.
Лидия косится на подтекающие соусом тако — хрустящие и мягкие, на порцию чили, на три стакана колы, фыркает. Но у бурчащего желудка свои планы, и уже через пятнадцать секунд она мычит от удовольствия, пережёвывая хрустящую тортилью, сладкую кукурузу и острый сочный фарш.
— Угадай, кого я нашёл, пока ты искала в Нарнии салон красоты.
Питер тычет соломинкой от колы вверх, и Лидия судорожно сглатывает, чтобы не подавиться. Знай она его чуть хуже, пошутила бы, что он когда-нибудь её вот так случайно убьёт. Но она знает Питера слишком хорошо, поэтому молчит, пока разглядывает свежий, ещё не залепленный по углам другими, снимок.
Крис сидит за столом, откинувшись на спинку стула так сильно, что кажется, если он ещё чуть-чуть отклонится, передние ножки оторвутся от пола. Средним пальцем левой руки он гладит лохматую царапину на своих джинсах чуть выше колена, в правой — телефон: старая потрёпанная раскладушка, которая только и умеет, что звонить и отправлять текстовые сообщения. В нынешний век высоких технологий именно этот телефон кажется пережитком, но не Крис. Он как холодное оружие, которое никогда не выходит из моды. Крепкий охотничий нож, гибкая шпага, быстрая катана, верный меч. В глазах Криса отражается блеск полированной стали, губы растянуты в узкой как клинок улыбке.
Айзек стоит рядом со столом, едва удерживая поднос с двумя большими тако-наборами, колой и пивом. Весь его вид выражает растерянность, будто он не знает, чем заслужил улыбку, почему Крис смотрит на него без ненависти и боли, зачем они вообще в этой забегаловке. Будто его не устраивает объяснение, что в аэропорту слишком много людей и слишком много чужого внимания, чтобы поесть там. Здесь, в Чино, их столик — единственный, за которым больше одного человека, хотя время наиболее оживлённое — обеденное. И это тоже отражается удивлением на лице Айзека.
Если смотреть между ними, в глубине зала можно заметить холодный голубой отблеск чужих глаз. Глаз оборотня, убивающего тех, кто слабее, тех, кто, в отличие от Айзека и Криса, не может дать отпор, кто не успевает даже заметить опасность, прежде чем та обрушится сверху, из-за поворота, из-под куста... Холодный взгляд убийцы невинных. Даже если поводом остановиться здесь был не этот оборотень, именно он стал причиной того, что они задержались немного дольше, чем нужно, чтобы умять несколько тако.
Должно быть, что-то отражается на её лице, потому что Питер вдруг сгребает недоеденное в пакет, суёт Лидии в руку полный стакан, хватает второй себе, и тянет её прочь из закусочной, распахивает перед неё двери — сначала большую стеклянную, потом маленькую машинную, поддерживает под локоть, пока она устраивается на сидении, почти мгновенно оказывается за рулём и срывается с места так, будто у них на хвосте дьявол.
— Терпи. Пожалуйста, немного потерпи.
Питер гонит, не обращая внимания на цвет светофоров, и они почти успевают: Лидия ещё замечает поверх блокнота приближающийся знак “Подсолнечная через полмили”, а затем её накрывает.
|
Лидия просыпается, потому что пальцы сводит судорогой. Охает, когда пытается ими пошевелить, и тут же боль уходит, вытянутая Питером. Питер мёртв, напоминает себе Лидия и тут же улыбается мысли, что это никогда ему не мешало. Сведённые ладони медленно расслабляются, возвращается чувствительность. Чужие горячие пальцы массируют ей кисти — от ногтей до запястий и обратно, трут, проминают, греют.
— Спасибо, — шепчет Лидия, и только потом распахивает глаза.
Она всё ещё в машине. Спинка сидения сильно отклонена назад, так что Лидия полулежит. Ноги укутаны чужой курткой. В плечо дышит Питер, неудобно развернувшись боком и упираясь коленом ей в бедро, он же разминает ей ладони.
— Далеко? — спрашивает Лидия, разглядывая вывеску мотеля в нескольких шагах от машины.
— Пока не искал, — так же тихо отвечает Питер. — Машина заглохла, пришлось напрашиваться на трос. Здесь по стоянке уже толкал. Потом отогревал тебя — не есть же холодную.
Лидия фыркает, всё ещё слабая после приступа.
— Как наш груз?
Она пытается повернуть голову, чтобы кивнуть на заднее сидение, но только утыкается носом в пахнущую землёй пегую макушку. Кое-кого не помешает как следует вымыть.
— Лежит, не мотается, есть не просит, в отличие от меня, — ворчит Питер, намекающе кивает в сторону до сих пор плотно закрученного пакет из закусочной.
— Да тебя проще убить, чем прокормить, — язвит она в ответ.
— Замкнутый круг, — разводит руками он, и Лидия наконец отпускает себя, прекращает волноваться о том, чего не в силах изменить, и улыбается.
Они прихватывают еду и рюкзак Лидии и уходят в номер, даже не заперев машину. Если вдруг ночью объявится угонщик, что ж, будет одним угонщиком меньше.
От обогревателя по комнате расползается тепло, и Лидия протягивает к нему ноги, ожидая в продавленном кресле, пока освободится ванная. Когда Питер выходит с полотенцем на голове, от него больше не тянет холодом и пахнет не кладбищем, а отвратительным дешёвым гелем для душа. Кажется, завтра всё же стоит сделать остановку и купить ему всё необходимое. Смену одежды например.
— Даже микроволновка работает? — удивлённо спрашивает Питер, будто не он очаровывал девушку за стойкой. Лидия не удивится, если та придёт среди ночи.
— Работает. Можешь сожрать мою порцию.
— Благодарю за щедрость, — кривится он и кладёт полотенце на табурет, чтобы не садиться на голую поверхность. Будто его тощей волчьей заднице может навредить сотня-другая микробов.
С трубами на удивление тоже всё в порядке, а шампунь и гель у Лидии свои, хотя если поездка продлится дольше трёх дней, придётся пополнять запас — дорожные пузырьки довольно маленькие. Полотенце слишком сильно воняет кондиционером, но другого нет, и Лидия испытывает благодарность за то, что Питер оставил ей большое. Наверное, она действительно уйдёт в отдельную спальню с узкой кроватью и оставит ему шанс хорошенько отодрать регистраторшу. Сама она сейчас хочет только доползти до кровати и упасть.
Впрочем, этот план катится в тартарары, потому что на выходе из ванны Питер подхватывает её на руки, относит на кровать, укутывает вместо полотенца в одеяло и исчезает из номера, прихватив их одежду — видимо, стирать. Лидия засыпает, так и не дождавшись его возвращения.
|
Под утро Лидии снится кошмар: она домохозяйка в розовом домике с аккуратной лужайкой и симпатичным садиком на заднем дворе; у неё муж, похожий на выхолощенного Кена с рекламного плаката, и круглые розовые мячики в оборочках в качестве детей. Единственной надеждой на спасение из этого ужаса становится задняя калитка, выходящая к лесу, где, как Лидия точно знает, водятся волки. Большие серые твари с огромными зубами и холодными мокрыми носами. От прикосновения такого носа она и просыпается.
— Доброе утро, моя королева.
Облизанной руке холодно, а глаза Питера смеются. На его лице довольное выражение нагулявшегося кобеля, но стопка чистой одежды на тумбочке у кровати и аромат кофе слишком хороши, чтобы цепляться к тому, где и с кем Питер провёл ночь.
— Проложи на своей безделушке маршрут до Хэмфриса во Фресно. Я починил машину. И сбегал в круглосуточный гипер.
Лидия слушает краем уха, прокручивая в браузере новости. “Двое путешественников спугнули йети/гризли/росомаху/маньяка, промышлявшего в мирном калифорнийском городке”; “В городах участились случаи нападения на людей животными, изъятыми из естественной среды обитания”; “Людоед вышел на тропу войны”. Пока она пытается одновременно понять, что это может быть за существо, кроме оборотня, и как именно Питер “сбегал” за пять миль до магазина, буквы размываются, кофе приобретает вкус тины и песка, а в ушах снова начинает звенеть.
В себя Лидия приходит от успокаивающего шёпота. В объятиях позавчерашнего мертвеца слишком тепло и уютно, но пока он держит её так, реальность не пытается ускользнуть, хотя, казалось бы, должно быть наоборот.
— Как сбегал? — задаёт она самый простой вопрос из крутящихся на языке, но вместо ответа получает тёплый сухой поцелуй в висок и обещание потом обязательно показать.
Из мотеля они выезжают через двадцать минут. Ровный голос навигатора обещает, что поездка будет недолгой и приятной.
|
В салоне всё ещё стыло, но запах земли наконец-то заглушают закреплённые по салону пучки быстросохнущих свежих — Питер везде успел за ночь и утро — трав и использованные в рисунках минеральные красители. Сегодня Лидия гораздо чаще оглядывается назад, чтобы проверить, не свалились ли сумка и рюкзак, и лишний раз убедиться в реальности того, ради чего они едут следом за Крисом и Айзеком.
— Не крутись, — одёргивает её Питер, когда они сворачивают с двести десятого. — И переоденься.
Лидия заглядывает в пакет с вещами и с возмущением отстраняет его от себя.
— Мне сказать, что я хочу любоваться на твои прекрасные ноги, потому что это лучшее зрелище в мире? Или ты включишь мозги и поймёшь, что я не просто так выбрал это дерьмо для женщины с лучшим в мире вкусом в одежде?
Выругавшись под нос, Лидия сдвигает сидение назад и переодевается в костюм, который только с большой натяжкой можно принять не за одежду для ролевых игр. На дне пакета обнаруживается пиджак для Питера, и она перекладывает из бардачка в его карманы кучу мелочей и кое что, за что их обоих посадят.
— Ты же в курсе, что выдавать себя за сотрудника ФБР — преступление? — задаёт она риторический вопрос. — Если они пробьют номер по базе…
— Оно настоящее, — самодовольно ухмыляется Питер, и до самого участка ошарашенная Лидия сидит молча и изучает “настоящее удостоверение сотрудника ФБР” на имя Питера Хэйла. В основном ей хочется знать, как в ФБР воспринимают то, что он периодически умирает.
В участке кипит жизнь. Возможно, впервые за несколько лет. Их появление воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Даже удостоверение Питера если кто и проверяет, то делает это не сразу и не у них на виду. Шериф пару минут лебезит, а затем проводит их в зал, где находится всё, что им нужно.
Грязные воды Санта-Клары скрывают в себе множество старых коряг, остовов машин и людских скелетов. Но не все скелеты старые, некоторые упакованы во вполне свежее мясо, спрятанное под модными куртками, в карманах которых до сих пор не до конца размокли яркие флаеры ночного клуба. Фотографии извлечённых из реки трупов в местной газете милосердно размыты, но в развешанных на доске в участке — никакой цензуры. Как и на записях с камер наблюдения и съёмке водолазных работ.
Лидия смотрит на монитор через плечо Питера вовсе не потому, что ей страшно или противно, а потому что местный шериф — сексист и мудак, и она буквально чувствует на себе его липкий взгляд. Она уже сто раз пожалела, что сменила джинсы на юбку, непривычно узкую и слишком короткую для делового стиля. Это неудобство отвлекает от происходящего на экране ровно до тех пор, пока у моста не тормозит знакомая машина, и из неё не выходят две не менее знакомые фигуры.
Если верить местным бродягам, в реке живут прекрасные девы и ужасные чудовища. Впрочем, гораздо более вероятно, что это одно и то же. Крис привык сначала проверять, а потом соваться, и, скорее всего, только его выдержка спасает Айзека, рванувшего к излучине в погоне за бледной тенью. Выдержка и “поводок”, на котором Крис держит непослушного горячего юнца, так до сих пор и не привыкшего к тому, кого сам назвал своей стаей.
Крупная фигура появляется уже у моста, но её плохо видно против солнца, да и длится это всего несколько мгновений, а затем фигура странно изгибается и ныряет в кусты, чтобы через несколько секунд полностью исчезнуть из кадра. Крис опускает ружьё, перегибается через перила, машет Айзеку, чтобы подошёл, и тот послушно склоняется рядом. У края изображения шевелятся ветки, но нельзя точно сказать, вернулось ли это сбежавшее ранее существо, или просто ветер усилился.
— Одиннадцать тел разной степени разложения. Фрагменты скелетов. Остальное растащили звери или смыло течением, — комментирует детектив далёким от вежливости тоном. — Собаки прошли по следу до конца зарослей, а потом оно будто сквозь землю провалилось. Или взлетело.
Питер качает головой, отходит переговорить с помощником шерифа, пока Лидия во второй раз “наслаждается” видео. Из знакомых ей существ так могла бы изогнуться только змея, но Лидия не помнит, чтобы в американском разделе бестиария упоминались ламии.
— Мне не нравится, как на него среагировал Айзек, — говорит Питер, когда они наконец выходят из участка. — Нам придётся проверить на месте.
Он явно недоговаривает, но Лидия давно привыкла к тому, что Питер не говорит того, в чём не уверен. Она молча кивает, поддерживая избранный для общения с местными властями образ, и плюхается на пассажирское сидение. В машине прохладно и можно наконец нормально дышать, не опасаясь обжечь лёгкие.
У моста Питер тормозит ровно в том же месте, где до того останавливался Крис. Лидия не может не оценить позицию: дорога просматривается во все стороны, отлично видно и реку, и поднимающиеся по откосу заросли. Лучше всего, конечно, выделяется жёлтая лента, отгораживающая часть берега и тропку в кустарнике — скорее всего, путь удирания “опасного хищника”. Питер подходит к началу этой тропинки и несколько мгновений принюхивается — Лидия видит, как раздуваются ноздри. Когда Питер возвращается — гораздо медленнее, чем шёл туда, и постоянно будто пытаясь обернуться, — на его лице весьма забавное озадаченное выражение.
— Поехали отсюда, пока я могу сдерживаться, — говорит он, оттесняя её к машине.
Сев сам, на пару секунд наклоняется к ней и зарывается носом в основание шеи. Дыхание обжигает, но когда Питер отстраняется, он выглядит чуть менее взволнованным.
— Теперь мне очень хочется выяснить, как Крису удалось удержать щенка. Конечно, все придурки, разбежавшиеся от Дерека, достаточно сильны сами по себе, но даже мне с трудом удалось вернуться к тебе, и не последнюю роль тут играет то, что я всё ещё одной ногой в могиле.
Лидия недоверчиво вскидывает брови — она были уверена, что Питер переспал с той симпатяшкой из мотеля, чтобы окончательно закрепиться по эту сторону, иначе с чего это довольное выражение морды утром.
— Что это? — спрашивает она нужное вместо желаемого.
— Сирена. Как верно заметил детектив, она проломилась сквозь кусты, разделяя оборотня и человека, а когда поняла, что обычная тактика не сработала, просто взлетела с места, — отвечает Питер, но это совершенно ничего не проясняет.
— Мне из тебя клещами информацию тянуть?
— Рыба в воде, птица в воздухе, женщина на земле. Большую часть времени безобидна, пока не решает отложить яйца. Судя по разбросу возраста останков, это как минимум третье поколение. Чаще всего дурит одиноких прохожих особой частоты зовом и феромонами; запах весьма силён — даже спустя столько времени я чуть с ума не сошёл от желания последовать за ним. Будем надеяться, что она здесь одна, потому что сирены плевать хотели на правила и кодексы.
Википедия даёт Лидии смесь легенд о божественном происхождении сирен и несколько смежных тем. Так и подмывает уточнить, действительно ли русалки существуют, но единственного взгляда на закаменевшую челюсть Питера хватает, чтобы отпало желание его подкалывать. Вместо этого Лидия сверяется с картой и понимает, что они едут не в ту сторону.
— Разве мы не обратно в участок?
— Нет. Закусочная из твоего видения. Надо проверить. Если они разобрались с сиреной, там наверняка будет знак. В крайнем случае обнаружим хоть какую-то зацепку, — заканчивает объяснять Питер, тормозя под яркой полосатой вывеской.
Внутри пахнет очень похоже на то место, где они разглядывали фото Криса и Айзека вчера, разве что вместо кукурузного аромата лепёшек для тако здесь сладковатый запах бургерных булочек и кунжута. А вместо старомодной доски для фото — плоский экран с открытой страницей инстаграма.
За пару минут, что она проматывала снимки и видео последних дней, Питер забросал кассира названиями из меню и теперь оборачивается к Лидии, но есть здесь ей не хочется.
— Чай, — с вежливой улыбкой говорит она кассиру, и уточняет: — Зелёный.
Отходит, чтобы выбрать удобный столик из свободных и более-менее чистых. Ловит на себе несколько любопытных и чуть раздражённых взглядов — видимо, в связи с новостями, здесь теперь останавливается слишком много народа. Любопытствующих.
— Садись сюда, красотка. И охрану свою прихвати, — негромко говорит неопределённого возраста женщина за угловым столиком. За её спиной пляшет изменчивая тень, и Лидия согласно кивает и присаживается на свободный стул. Машет Питеру, у которого опять гора еды на подносе.
Некоторое время женщина, игнорируя их любопытные взгляды, молча наблюдает, как Питер поглощает содержимое подноса.
— Мне казалось, после союза охотника и оборотня меня уже ничто не удивит, — нарушает она молчание, когда Питер приканчивает второй бургер. — Рада, что это ещё возможно.
Самодовольная ухмылка Питера раздражает уже до такой степени, что Лидия готова саморучно прирезать его и сжечь сразу по выезду из города. Или скормить первой попавшейся нечисти, которая сможет с ним справиться. Да хотя бы той же сирене, если посчастливится с ней встретиться.
— Если вы здесь из-за сирены, то вы опоздали: те двое мальчишек разобрались с этой сукой, а мои ребята нашли кладку. Пять поколений жили под этой тварью, теперь можно вздохнуть спокойно.
Женщина вздыхает полной грудью в поддержку собственных слов, а Лидия снова пытается понять, сколько же ей лет.
— Вы из Бикон Хиллз? Насколько я помню, именно туда уехала Лоррейн. Ты же её дочка? Или уже внучка? Такая же красавица.
Лидия не знает, пугаться ей или чувствовать себя польщёной. Пока она решает, что выбрать, Питер отвечает за неё.
— Ну что вы, мэм. Сирена нас интересует постольку поскольку. А вот охотник и оборотень кое-что забыли, когда уехали, и нам бы очень хотелось догнать их по…
Женщина хмуро смотрит на внезапно утратившего дар речи Питера.
— Когда мне захочется послушать, как мужчина лжёт, я пойду к местному шерифу, — усмехается она и снова поворачивается к Лидии. — Итак?
— Как ни странно, сейчас он не сказал ни слова неправды. Нам действительно важно догнать тех двоих. А для них это важнее, чем для нас, хотя они ещё и не знают об этом.
Очередной внимательный взгляд Лидия выдерживает, цепляясь за гордость и клубящуюся силу внутри.
— Они выбирали между Майами и Монреалем, — наконец сообщает женщина. — Но в любом случае собирались сначала в Альбукерке, хотя волчонок поначалу, как все дети, хотел в Лас Вегас.
До Альбукерке — больше десяти часов дороги. Гористой пустыни. Пустынных гор. Лидия думает, что надо запастись водой, музыкой и терпением, и только уже выйдя из закусочной и взявшись за ручку на дверце машины, вспоминает о холодной пустоте на заднем сидении. Никакой музыки? От тихого голоса Лидия дёргается и больно стукается шеей о верхний край проёма.
— Лидия?
Бледная тень Эллисон, раскрашенная как мексиканская Муэрта и увешанная венками и букетами, полулежит на заднем сидении, уже значительно меньше напоминая свежий труп. Плед, которым она была укрыта предыдущие сутки, скомкан у неё в ногах, и синеватые лунки ногтей кажутся продолжением его рисунка.
— Почему? — всё так же тихо спрашивает Эллисон, и Лидия закусывает губу, сдерживая рвущийся наружу крик: Эллисон слишком сильно по ту сторону, но теперь сущность банши не разбирает, ещё это или уже, и жаждет оповестить о близкой смерти всех вокруг.
Шлепок чуть выше края неудобной юбки возвращает Лидии контроль, пусть и очень злит.
— Случайно вышло, — говорит Питер, просунув голову в салон, и пока Эллисон невидяще оборачивается на звук, обходит машину и усаживается на водительское место. — Выбираюсь я с того света, смотрю: ты. Дай, думаю, прихвачу, а то Крис, небось, расстроился. Вот только не рассчитал, что я-то оборотень, а ты всего лишь хлипкая девчонка, так что очухиваться тебе сложнее и дольше. Крови не хочется?
Глаза Эллисон на мгновение вспыхивают, и Лидия съёживается на сидении при мысли, что Питер вытащил в мир вампира, но потом понимает выражение лица Эллисон. Это лишь слабый отблеск того раздражения, которое появляется на лице каждого, кто общался с Питером дольше минуты, но это — заново пробуждающиеся эмоции, а не потусторонняя кровавая жажда.
— Хочешь чего-нибудь? — спрашивает она. — Пить? Есть?
— Пить, — чуть подумав, отвечает Эллисон, и Лидия открывает и протягивает назад на треть полную бутылку с водой.
Пьёт Эллисон медленно, давясь и проливая часть на себя, но допивает до конца. И только когда она протягивает пустую бутылку обратно, Питер трогает машину.
— Посидите в машине, пока я закуплюсь, — говорит он и указывает на возвышающийся тотемный столб гипермаркета. — Калифорнийцы люди толерантные, но вряд ли вам хочется, чтобы вся сеть ещё до вечера была завалена фотографиями нашей мёртвой невесты.
Лидия согласно кивает, Эллисон молча подтягивает плед до груди и принимается разглядывать рисунок на собственных руках, будто это самое интересное, что есть в мире. Впрочем, в данный момент, для неё наверняка так и есть. Похоже, пока что её, к облегчению Лидии, не волнует, ни что будет дальше, ни куда они вообще едут.
Судя по содержимому тележки, выкаченной Питером на парковку, останавливаться на ночь он больше не собирается. Или даже вообще не собирается останавливаться, хотя Лидия бы посмотрела, как он грызёт окорок прямо за рулём.
 |
Лидия почти задрёмывает от однообразного пейзажа, но машина глохнет посреди очередного поворота, и Питер выходит из неё и откатывает назад до ближайшего кармана.
— Начало-ось, — тянет он, недовольно косясь на Эллисон, и скручивает из травинок, цветных кожаных ремешков и носового платка лохматое подобие ведьминского мешочка. Протягивает Лидии его и вытащенный из кармана блокнот. — Держи левой рукой и читай вслух. Трижды.
— Что это?
— Брачная клятва, — язвит Питер, поигрывая бровями. Потом серьёзнеет. — Два чересчур активных мертвеца убивают технику вдвое быстрее, чем один. Это снизит воздействие. Только поешь потом: в бардачке шоколадка.
Лидия морщится, сжимает в ладони мягкий комок, читает по бумажке, с каждым повтором чувствуя себя всё более сонной.
Пока Лидия роется в бардачке, Питер выходит из машины, поднимает капот и делает вид, что пытается разобраться с двигателем. Лидия мельком удивляется, что работает смартфон. На Эллисон она старается лишний раз не смотреть — от вида до сих пор синеватых губ на бледном лице слишком хочется орать. Смотреть на Питера гораздо приятнее. Погоня придаёт его лицу ещё более хищное выражение, а щетина оттеняет глаза, и те кажутся синее обычного. Он выныривает из-под капота, стирает перепачканными руками пот, и Лидия усмехается: смазанные чёрные полосы придают ему вид механика из порно, а расстёгнутая до середины груди рубашка завершает этот образ.
Шоколадку Питеру приходится разворачивать для неё самостоятельно — настолько Лидия слаба.
— Прости, что из-за меня тебе приходится… — начинает Эллисон, но затихает под резким взглядом Питера.
Лидии хочется сказать ей, что она-то точно в этом не виновата, что Питер Хэйл — коварный мудак, ходящий через границу жизни и смерти как через порог собственной комнаты, и что она, Лидия, счастлива, что в этот раз он вернулся с той стороны не один, но во рту слишком много шоколада, и её хватает только на то, чтобы протянуть назад руку и сжать ледяную ладонь Эллисон в своей.
С “ведьминским мешочком” под капотом машина несколько раз чихает, но заводится, и следующие несколько часов Лидия спокойно дремлет, сидя вполоборота и периодически проверяя, что Питер не собирается направить машину мимо дороги. Едут они гораздо медленее, чем ей хотелось бы, но спорить с водителем, гораздо лучше разбирающимся, с какой скоростью можно водить на второй день после возвращения из мёртвых, тем более, когда этот водитель — Питер Хэйл, нет уж, увольте.
|
До Альбукерке они не добираются. После заката двигатель снова глохнет — за несколько ярдов до мотеля, рядом с которым, как выясняется, припаркован внедорожник Криса. Очень вовремя: Лидии кажется, что последние несколько миль это её силы бились под капотом вместо лошадиных, толкая машину вперёд, и теперь она настолько измотана, что несмотря на зверское желание отлипнуть от сидения и пройтись пешком, не может даже шевельнуться, чтобы отстегнуть ремень.
Когда Питер тянется через сидение и дёргает вверх рычаг ручника, фиксируя колёса, дверь ближайшего номера распахивается и оттуда прыжком вылетает взъерошенный Айзек. Но тормозит, не достигнув машины, и плюхается на колени, мотая головой, будто со всего маху врезался в стену. Вышедший следом Крис обманчиво-расслабленно придерживает у бедра дробовик.
— Ты же сдох, — нервно усмехается он минутой позже, после того как убеждается, что Питер ему не привиделся.
— В моём случае это скорее временное затруднение, чем конечное состояние, — отзеркаливает усмешку Питер. — “Мёртв” и “жив” для меня такие же изменчивые понятия, как твои планы. Кстати, что случилось с путешествием по Европе?
— Да как-то… Сначала омега в Чино, потом какая-то пернатая тварь в Хэмфрисе, свихнувшийся друид в Уильямсе… — перечислял Крис, медленно обходя машину и силясь разглядеть в неровном свете единственного фонаря на парковке, кто настолько безумен, чтобы составить компанию Питеру Хэйлу. — Да и перелёт с Восточного побережья стоит дешевле. Здравствуй, Лидия.
— Привет, — отзывается она, глядя не на него, а на всё ещё сидящего на асфальте Айзека. — Ты правильно понимаешь: мы не просто так за вами ехали. — И добавляет едва слышным шёпотом: — Иди сюда, Айзек, помоги ей выбраться из машины.
Тот резко поднимается и наконец подходит, пошатываясь как пьяный. Даже со своего места Лидия видит, как блестят у Айзека глаза, и это не имеет ничего общего с оборотническим блеском.
— Крис, положи оружие, пока не случилось чего, — быстро просит Питер, и что-то в его тоне заставляет Криса отнестись к просьбе серьёзно и отпустить дробовик ровно в тот момент, когда Айзек открывает заднюю дверь. Тот, окончательно одуревший от увиденного, протягивает внутрь руку и замирает, затаив дыхание.
Лидии надоедает пафосность момента, и она в раздражении выдыхает: “Питер, блядь! Вынь меня отсюда!” И выходит так, что с Эллисон они покидают машину одновременно, хоть и с разных сторон.
При виде Эллисон Крис мрачнеет и слепо нашаривает на капоте дробовик, но Питер не дурак, и дробовик уже давно в машине — на переднем сидении, вместо Лидии. Айзек снова стоит на коленях, обцеловывая ледяные руки своей воскресшей любви, а Лидия мечтает только о том, чтобы Питер, как вчера, донёс её до постели и закутал в одеяло.
— Ублюдок, — цедит Крис, и ни у кого нет сомнения в том, кого он имеет в виду. — Что ты сделал?
— Не стоит благодарности, — ехидно отвечает Питер. — Пара дней хорошего питания и секса, и твоя дочь станет живее всех живых. Что у вас, охотников, за дурная привычка закапывать любимых после лёгкого ранения?
Крис не отвечает, только тяжело размеренно дышит, борясь с яростью и неверием. Эти чувства Лидия понимает как никто другой — сама недавно так же смотрела на своё личное язвительное проклятие. И только Айзеку всё по барабану, потому что Эллисон от его лобзаний и впрямь оживает до такой степени, что тянет его вверх и впивается в губы поцелуем, в котором голода и жажды жизни примерно пополам с возбуждением. Интересно, они с Питером прошлым утром так же выглядели со стороны?
Питер запускает руку под капот, вынимает тлеющий амулет, распарывает вытянувшимся когтем, и Лидии кажется, будто это её распарывает коготь, и она кричит-кричит-кричит накрывшему её рот губами Питеру в горло, а потом мешочек вспыхивает и осыпается пеплом и всё заканчивается, только Крис устало трёт лоб, переводя взгляд с одной обнимающейся пары на другую.
 |
Утром Лидия смутно помнит, как Питер всё же отнёс её на руках до кровати и держал за руку, сидя на краю и объясняя Крису, почему тому следует оплатить номер ещё на несколько суток, а самому съездить проветриться. Ещё более смутно помнит ощущение горячего тела рядом с собой и мягкие объятия. Что снилось — не помнит совершенно, но это не кажется важным. Не теперь.
— Предлагаю свалить не прощаясь. Если выдвинемся сейчас, к вечеру будем дома, — шепчет Питер ей на ухо. Горячо, щекотно. Возбуждающе. Хмыкает, уловив, как изменился ритм её сердца и запах. Меняет предложение: — Или можем последовать их примеру.
От его тона на мгновение замирает дыхание, по телу прокатывается горячая волна, соски покалывает, но Лидия стряхивает это наваждение, скатывается с кровати и идёт в ванную. Горячий душ, завтрак, и домой.
— Тебе надо восстановить силы, — говорит Питер, бесцеремонно вошедший следом, когда Лидия уже забралась под душ. — Я лишь предлагаю выбор между приятной компанией в удобной постели и сном на узком заднем сидении в машине, пропахшей кладбищем и аптекой.
С минуту Лидия раздумывает, подставив голову под бьющие струи, и затем высовывает руку за занавеску, вцепляется Питеру в плечо и тянет к себе.
— Первое, — отвечает она серьёзно. В конце концов, их отношения настолько безумны, что она сама удивляется, почему они до сих пор не переспали. Хотя, конечно, когда все вокруг уверены в обратном, это довольно забавно.
Спустя полчаса он выжигает своими поцелуями из неё последние сомнения вместе с любыми мыслями вообще, а ещё через два часа этот козёл с пошлой улыбочкой выставляет её суккубом, логично обосновывая, что все её отношения с оборотнями после пробуждения собственных способностей были спровоцированы естественным желанием “подпитаться” от сильного партнёра, и что вообще-то изначально этим партнёром должен был стать тот, кто эти самые способности пробудил. То есть, он.
— Но я не в обиде, — замечает Питер прохладно. — В конце концов, я был мёртв, потом вёл себя как мудак, потом пытался всех убить, потом снова был мёртв… Просто чудо, что ты не убила меня на месте, когда я объявился у тебя на пороге. Несмотря на Эллисон.
Она бы с радостью убила его сейчас, если бы была уверена, что на этот раз это навсегда. Иначе это будет похоже на безумный мистический флирт, а этой стадией их отношений Лидия сыта по горло.
— Я хочу есть и домой, — невпопад отвечает она, но ей кажется, что он прекрасно её понял.
 |
Они сдают ключи и уезжают, даже не думая постучаться к Айзеку и Эллисон, чтобы попрощаться. Едят уже в машине. Лидия, одетая в привычные джинсы и запасную рубашку Питера, собирает волосы под косынку, чтобы не лезли в еду, и сооружает из накупленных вчера запасов сэндвичи. Запивают они их холодным чаем и колой.
После короткой остановки на заправке Лидия кое-что вспоминает.
— Ты хотел мне что-то показать.
Он бросает взгляд на навигатор, кивает.
— Через несколько миль.
Когда он наконец сворачивает в какое-то ущелье, Лидия от нетерпения уже как на иголках. Машина съезжает с дороги, почти притирается к камням и кустам; Питер глушит мотор, выходит и манит Лидию за собой.
Выбраться можно только через водительскую дверь, и она, чертыхаясь, вылезает, чуть не потеряв кроссовок. Питер медленно раздевается.
— Это я сегодня уже видела, — хмыкает Лидия.
— Понравилось?
— Ещё не решила.
— Надо было задержаться подольше, — мурлычет Питер, стаскивает с себя бельё и носки, бросает поверх штанов и перекидывается.
Конечно, Лидия ожидала чего-то подобного — зачем ещё оборотень станет в кустах раздеваться. И горящий синим взгляд ей вполне знаком. А вот ткнувшийся в ладонь мокрый нос уже совершенно лишний.
— Питер!
Волк пятится, садится на хвост и раскрывает пасть в абсолютно похабной улыбке. И только тогда до Лидии наконец доходит.
— Ты! Это же!.. Ты же!..
Волк вываливает язык, будто насмехаясь, падает набок, перекатывается, показывая светлое брюхо, вскакивает и снова тычется Лидии носом в ладонь, прежде чем стать человеком.
— Но предупреждаю: никаких ошейников, кроме парных.
— Питер, блядь!
Он расплывается в довольной ухмылке и тянется её поцеловать, но Лидия уворачивается, слишком взбудораженная, чтобы…
— Ты хочешь сказать, что Дерек перемудрил со своим саморазвитием? — наконец находит она нужную формулировку.
— Ни в коем случае. Просто моё саморазвитие не предполагает благотворительности, самопожертвования и прочей чуши, которой вы так старательно забиваете себе головы, — перечисляет он презрительно, натягивая одежду. — Например, моё дао позволяет мне не волноваться о том, что я во время сборов поленился искать твой бумажник, и он остался где-то в мотеле.
— Мой… Что?!
Вот теперь Лидию будто прорывает. Она презрительно щурится и сквозь зубы цедит всё то, что всю дорогу туда держала в себе. Всё, что имеет сказать этому наглому лживому мудаку, думающему и заботящемуся только о себе. Психопату, одержимому безумными идеями. Полному моральному уроду и вшивой псине.
В себя она приходит, заметив, как смотрит на неё Питер. Будто она не поливает его грязью, а танцует стриптиз, но так, без огонька, скучновато. Вот же ублюдок!
Лидия знает, как сейчас выглядит: глаза сверкают сквозь почти сомкнутые ресницы, губы припухли от того, что она снова пыталась, честно пыталась не орать на Питера, волосы растрепались из-под косынки и торчат в разные стороны — настоящая ведьма. Она замечает оценивающий взгляд, брошенный ей на грудь, гда наверняка снова расстегнулась пуговица на рубашке, и от этого вдруг не злится ещё сильнее, а наоборот — смеётся прямо в лицо Питеру. Тот переводит взгляд выше, озадаченно приподнимает бровь, но его губы больше не кривятся и не поджимаются в выражении "как вы все меня заебали". Глаза мерцают голубым, но не опасно, а весело, и в это мгновение Лидия готова простить ему и забытый в мотеле бумажник, и лишние сутки, которые они проведут из-за этого в дороге.
— Там почти не осталось налички, а остальное я ещё вчера переложил в тайник. Если ты закончила, можешь набрать Крису и попросить его поискать бумажник под кроватью.
— Прости, я…
— Перенервничала? Устала? Ненавидишь меня?
С каждым словом он перетекает на шаг ближе, и в итоге оказывается нос к носу с ней.
— Влюбилась в мудака, морального урода, психопата и эгоиста? — выдыхает он ей в губы, и её снова, как утром, пронзает волна возбуждения.
— Во вшивую псину, — шепчет она и кладёт руки ему на плечи.
Питер рычит, подхватывает её и усаживает на пыльный капот. Они наконец целуются.
Сорок минут спустя Лидия решительно сбрасывает Крису просьбу поискать бумажник, закутывается в плед на заднем сидении и открывает на смартфоне бестиарий. В конце концов, теперь ей надо немного больше знать о полном превращении оборотней.
|
Они въезжают в Бикон Хиллз с первыми лучами рассвета. Трудно поверить, что они уехали отсюда меньше трёх дней назад. Слишком много всего произошло за это время.
Дома спокойно и безопасно. Тишину нарушает только их с Питером шёпот и шум льющейся воды. В конце концов стихают и эти звуки. Лидия проходит к холодильнику, вынимает бекон, яйца и молоко, раздумывая, приготовить завтрак только себе или на двоих, и подпрыгивает от звяканья пришедшего сообщения. От Криса.
“Нашёл. Завезу”, — читает она и снова вздрагивает от резкого звука.
Второе сообщение ещё короче первого.
“Спасибо”
@темы: АУ, Гет, Фик, Лидия Мартин, Питер Хейл, Мини, Реверс 2017-2018, R
-
-
10.02.2018 в 00:43Замечательное оформление
-
-
10.02.2018 в 13:14Silentia Rain, Замечательное оформление Классная задумка с разделителями, баннер здоровский, а арт так просто
-
-
10.02.2018 в 13:46Silentia Rain, спасибо =) рад, что вышло хорошо и вам нравится
-
-
10.02.2018 в 22:12-
-
14.02.2018 в 15:52Мой испорченный разум Криса с Айзеком усиленно слэшил, даже когда стало понятно, что Элисон вот-вот вернется к жизни))). Уж больно этих двоих что-то сильное связывало, что-то такое сквозило в тексте, жаль, что мне только привиделось)).
greenmusik, спасибо большое за историю
MeduZZa13, очень атмосферное оформление, указатели штатов, баннер с дорогой разделенный серым (той стороной) и еще усталая, но все равно яркая Лидия с Питером
-
-
14.02.2018 в 18:03reda_79,
Мой испорченный разум Криса с Айзеком усиленно слэшил, даже когда стало понятно, что Элисон вот-вот вернется к жизни))). Уж больно этих двоих что-то сильное связывало, что-то такое сквозило в тексте - вот ей богу, тоже самое
-
-
14.02.2018 в 19:53Но вы круты, да))